— Все исчезает, — произнесла она с благоговением.

Мое дыхание возобновилось короткими вздохами. Кровь вызывает у меня приступ тошноты. Я снова задержала дыхание и сделала шаг вперед. Я продолжала удерживать взгляд на лице Ланы, фокусируясь на ее губах. Они были изогнуты в маленькую улыбку. Я попыталась представить счастье и смех, вместо безнадежности и отчаяния, окруживших меня.

— Лана, что ты только что сделала? — спросила я. Мой голос был немного слабый.

Ее тело осело около моего мертвым грузом. Я потянулась к полотенцу и, когда сделала это, поскользнулась на ее крови. Мы обе дернулись назад и ударились о стену с громким стуком.

Лана прижалась головой к моему плечу. Я дышала медленно, в оцепенении уставившись в потолок. Моя голова пульсировала. Свет вокруг меня помутнел.

Мы обе сидели в абсолютной тишине. Единственным звуком, повисшим в воздухе, было мое затрудненное дыхание и слабые вдохи Ланы.

— Она была права, — наконец, прошептала Лана. — Ты в безопасности, когда мертва.

ГЛАВА 37. ШРАМЫ

Я слушала пиканье мониторов, постоянно нарушающих тишину, в то время как Лана лежала на кровати, смотря телевизор с отсутствующим взглядом.

Я же стояла снаружи ее палаты. Единственным, что останавливало меня от того, чтобы зайти внутрь, были ее родители. Они приехали в десять утра и вот сидели с ней уже как два часа. Вместо того, чтобы быть любящими и обеспокоенными родителями своей дочери, они за все это время ничего так и не произнесли. Отвращение и разочарование читалось на их лицах. Мать Ланы вцепилась в свою сумочку одной рукой, а другой - постоянно теребила жемчужное ожерелье на своей шее. Ее отец вел себя не лучше. Его губы были сжаты в тонкую линию, а взгляд был тяжелым, когда он смотрел на Лану, словно она была самым слабым человеком, которого он когда-либо видел.

Я заглянула в палату. Когда я это сделала, моя нога нетерпеливо постукивала. Родители Ланы расположились в креслах по обе стороны от ее кровати и смотрели телевизор. Они моргали каждые несколько секунд, словно роботы, которых обучили вести себя как люди.

Передача прерывалась на рекламу. Мать Ланы откашлялась и начала снова теребить свой жемчуг.

— Ну... это того стоило? — спросила она.

Лана повернула голову, моргнула и произнесла очень медленно, но уверенно, — Каждый дюйм.

— Для тебя это шутка?

— Нет, — ответила Лана. — Я могла бы придумать более забавный и не настолько болезненный способ пошутить.

— Я серьезно.

— Я тоже.

— Для нее все это шутка, Майкл! — разглагольствовала ее мать. Она вдохнула через нос и встала. — Для нее все это шутка! Ее не волнует, как это отразится на нашей семье. Хотя, чему я так удивляюсь? Если она не волнуется о собственной жизни, то зачем ей беспокоиться о нас?

— Мама…

— Я не могу терпеть подобное, — сказала она и схватила свою сумочку. Прежде чем выйти за дверь, она посмотрела на своего мужа. Не на своего ребенка, а на мужа. — Я буду ждать тебя в зале ожидания.

Она поправила ремешок сумочки и провела рукой по волосам, словно готовилась к шоу. Хотя, если хорошенько подумать, то так оно и было. В ту минуту, когда она вышла из палаты, она ожила. Она снова начала играть свою главную роль – роль любящей матери Ланы. Ей приходилось хорошо стараться, чтобы вжиться в эту роль.

Дверь за ней захлопнулась. Я прислонилась к стене, но в этом не было необходимости, потому что мать Ланы так и не оглянулась. Она шла вперед, держа голову немного высокомерно, и ее каблуки эхом отзывались в коридоре.

Я осмотрела комнату.

Лана смотрела прямо на экран телевизора. Ее не очень взволновало поведение матери, но я заметила легкую дрожь, охватившую ее руки.

Ее отец не встал с кресла. Он был достаточно близок к ней, его колени прижимались к ее кровати.

— Твой врач сказал, что тебя должны будут выписать через пару дней, — сказал ей отец.

Лана лишь кивнула.

— Ты должна будешь пару раз в неделю встречаться с терапевтом, но в целом все вернется на круги своя. И когда я говорю о том, что все вернется на круги своя, я имею в виду, что ты вернешься домой... где, собственно, и должна быть.

Лана посмотрела на отца. — Что?!

— Ты должна быть дома, чтобы мы с твоей матерью могли присматривать за тобой, чтобы мы могли убедиться, что подобного больше никогда не произойдет.

Она моргнула, и когда ее глаза сфокусировались на отце, в ее взгляде не было ничего, кроме отвращения. Я знала, что сейчас был первый раз, когда Лана так открыто противостояла своему отцу.

Не знаю, почему она выбрала именно этот момент. Может быть, вчерашняя попытка самоубийства не только подтолкнула ее к краю жизни и смерти, но и заставила все ее страхи исчезнуть.

— Иди к черту, — холодно прошептала она.

Его голова склонилась на бок, словно он плохо ее расслышал. — Что ты сказала?

— Я сказала, иди к черту. Я сделала все это из-за тебя. — Она посмотрела на свою кровать. — А теперь убирайся.

— Мы с твоей матерью пытаемся помочь.

— Мама вышла из комнаты несколько минут назад, потому что не может даже смотреть на меня. Она не хочет мне помогать, в общем-то, как и ты. Так что убирайся.

Казалось, ее отец не торопился. Его щеки покраснели, безусловно, от злости и смущения. Он смотрел на свою дочь, и его глаза наполнены незаслуженной ненавистью. Лана смотрела на него в ответ, ее глаза были пустые и непоколебимые.

— Я могу нажать на кнопку, — сказала Лана, — и медсестра окажется здесь спустя несколько минут.

Ее отец встал.

Я поспешила отойти от ее палаты. Через несколько секунд я услышала, как скрипнула дверь. Послышались шаги. Ее отец не торопился прочь, как ее мать. Он подождал несколько минут, прислонившись к стене и уставившись в натертый пол, после чего вытащил из кармана сотовый телефон.

— Тим, как ты? Это Майкл. Слушай…— ее отец откашлялся и пошел вдоль стены, — … мне нужно, чтобы ты сделал мне одолжение...

Мне хотелось последовать за ним, что услышать каждое произнесенное им слово. К тому же медсестра только что зашла в палату Ланы. Она проверит ее кровяное давление, измерит температуру тела и спросит, не нужно ли Лане что-нибудь. Я смогу вернуться через некоторое время и проскользнуть в палату Ланы, чтобы наконец-то поговорить с ней. Но я осталась стоять там, где и была, наблюдая, как ее отец уходит все дальше и дальше, пока он не завернул за угол и не исчез.

У него определенно было что-то на уме. Я не знала, что, но прекрасно понимала, что это касается Ланы. Я знала, что родители Ланы отчаянно хотят скрыть ее попытку суицида так быстро, как только это возможно.

Наконец, медсестра вышла из ее палаты. Я зашла в помещение после нее и мягко закрыла за собой дверь. Лана не отрывала глаз от телевизора. Это был повтор старого ситкома с закадровым смехом, где действие происходит в домах, которые никогда не захламляются, и на экране постоянно мелькает семья, которая обнимается при каждой удобной возможности.

— Я бы хотела, чтобы мои проблемы можно было решить за тридцать минут, а то и меньше, — тихо произнесла Лана.

— Я тоже, — вздохнула я и свернулась на краю ее кровати, ведя себя так, словно она была не в больничной палате, которая пахла дезинфицирующими средствами, а в своей квартире, которая пахла сиренью. В течение нескольких минут я смотрела шоу, а затем перевела взгляд на Лану. — Как ты?

— Если я скажу тебе, что все хорошо или хотя бы нормально, ты мне поверишь?

— Нет.

— Тогда я скажу тебе правду. — Она сглотнула. — Я чувствую себя ужасно.

Я посмотрела на Лану. Ее лицо, обычно такое мягкое и чистое, было бледным, почти прозрачным, с каплями пота, проступившими вокруг ее лба и над верхней губой. Кожа на губах потрескалась. У Ланы всегда были потрясающе красивые волосы. Прямые и шелковистые, как у ребенка. Ниспадающие по ее спине и заканчивающиеся на уровне талии. Кончики всегда аккуратно подстрижены. Но сегодня ее волосы находились в диком беспорядке. Она собрала их в нелепый односторонний хвостик. Но самое ужасное - ее запястья. Они были сильно перевязаны и лежали на кровати мертвым грузом.