Впрочем, Инга то как раз приходила, только Илья был озабочен исчезновением Ани. А если бы он тогда открыл дверь, то Аня не висела бы на волосок от смерти, Инга с Егором любили бы друг друга, а мать Ильи не сошла бы с ума. Впрочем, если бы не то проклятое расследование брата, Илья так никогда ничего бы и не узнал. Ни о том, что на самом деле случилось с его принцессой. Ни о том, что его мать много лет назад спасая свою репутацию и наследство отца, искалечила жизнь наивной студентке Марине Зуевой и убила ее еще не родившегося ребенка. И Карина поступила также. Егор. Она отняла у своей обидчицы самое дорогое. Ребенка. Только одно оставалось ему непонятным. Почему Карина не убила его?

-- И никаких мыслей на этот счет? - спросил Крутов, когда Илья замолчал.

-- Я думал об этом, но ничего толкового в голову не идет, - Илья глотнул кофе.

-- Будем надеяться, твоя барышня нам сама расскажет, когда Глеб найдет ее.

-- Думаешь, найдет? - усомнился Илья.

-- Даже не сомневайся, - Крутов тоже отпил кофе и улыбнулся. -- Глеб Рощин - профессионал - иголку в стоге сена отыщет без труда. Вот увидишь, оглянуться не успеешь, как он объявится с хорошими новостями.

И Рощин не заставил себя ждать. Позвонил. Он действительно нашел Карину. В ее квартире. Мертвой. Дырка в виске, пистолет в руке, а рядом письмо Илье. Смотреть на труп Карины Илья не хотел, но пришлось. Нужно было убедиться, что она больше никому не причинит вреда. Хотя ее самоубийство удивило. Не думал Илья, что она устроит такую бойню, чтобы потом вот так вот нелепо сдаться. А она сдалась. Иначе Илья никак не мог объяснить ее смерть. На белом листе бумаги размашистым почерком был написан только один адрес немецкой клиники. И имя. Неверов Максим Ильич. Адрес Илья уже слышал от Егора, вернее с той флэшки, что Илья нашел на квартире Инги. На счет этой же клиники были переведены деньги с его украденной карточки. Об этом счете и странной сумме перевода Илья уже знал. Егор предполагал, что в клинике лечится кто-то близкий Карине, но кто конкретно выяснить не удалось. Зато Илья начинал догадываться. И догадки были настолько невероятны, что верить в них казалось сущим безумием.

Но других вариантов не было. Неверов Максим - сын Ильи. Сын, которого, как думал Илья, не существует, умер при преждевременных родах шесть лет назад. Оказалось, его обманули. Теперь стало понятно, куда Карина пропадала и почему не рассказывала ничего ему - она прятала сына. Мстила Илье за его любовь к Ане. И теперь этот шестилетний мальчуган нуждался в его помощи.

В клинике, куда Илья позвонил, возвращаясь к Ане, сказали, что Максим в тяжелом состоянии. И спасти его может только пересадка костного мозга. И на этот раз нельзя ошибиться, потому что ребенок уже дважды переживал отторжение после трансплантации. А Илья - единственный близкий родственник Максимки. Его последняя надежда. Нужно было лететь в Германию спасать сына, но Илья не мог бросить Аню, пока она на грани смерти.

Операция длилась уже без малого девять часов.

-- Им непросто, - объясняла Ирма, жена Алекса, гениального хирурга, который в эти минуты боролся за жизнь Ани. -- Но они делают все возможное, чтобы спасти ее. А она у тебя боец, - Ирма тепло улыбнулась. -- И я уверена, она выкарабкается. Знаешь что... - она несколько секунд смотрела в напряженное лицо Ильи и, кивнув, произнесла. -- Иди-ка ты к ней. Я вижу, тебе сейчас это нужно.

Ирма была права. Илье нужно было увидеть Аню хоть одним глазком. Тогда, он не сомневался, он сможет сам ощутить - выживет она или нет. Ему нужно было сделать выбор, потому что в эти минуты от него зависела жизнь шестилетнего мальчика. Родного сына.

В ярко освещенной операционной висела напряженная тишина, изредка прерываемая командами хирурга и докладами анестезиолога. Аня лежала на операционном столе лицом вниз, накрытая простыней, а над ней порхали руки ее спасителя. Это был действительно первый после Бога, как его называл Крутов. Впрочем, еще несколько лет назад, Алекса Туманова не называл так только ленивый. К нему на прием записывались за несколько месяцев, а попасть на операционный стол к самому Туманову было сродни чуду. Впрочем, чудом как раз считали самого Туманова его пациенты. Туманов был великим нейрохирургом, удачливым, талантливым. Его знал и уважал весь мир, потому что он был легендой, лучшим из лучших. И оплакивал его тоже весь медицинский мир, когда неожиданно Алексея Туманова не стало. Но никто, кроме самых близких, не знал, что гений нейрохирургии, носивший в прошлом имя Алексея Туманова, стал успешным бизнесменом, примерным семьянином и просто счастливым мужиком с другим именем и лицом. Александром Костроминым. И сейчас этот человек незаконно оперировал Аню в поселковой больнице.

Илья прислонился лбом к холодному стеклу. Руки дрожали, в затылке пульсировала тупая боль, а сердце пропускало удары. Страх липким потом выступил на лбу, пропитал рубашку под халатом. Илья боялся, что его веры, его молитв не хватит на этот раз. Боялся, что Аня не захочет бороться. Потому что тоже боится. Боится, что Илья никогда не простит ее. Если бы она только знала, что он уже простил. Еще тогда, когда встретил у подножия Исаакия. Когда перетягивал ее распоротые запястья и нес на руках в больницу. Когда просил у Господа подарить ей жизнь, а потом отдавал ей свою кровь. Он простил, потому что не мыслил своей жизни без нее. И сейчас...Илья не знал, сможет ли жить дальше, если Ани не станет. Если...

Легкий ветерок коснулся его затылка, словно нежными пальцами пробежал по волосам. Илья вздрогнул, обернулся. Никого. Дверь закрыта. Он снова посмотрел на Аню. Что-то происходило там. Что-то страшное. Неправильное. Анестезиолог занервничал, стал лихорадочно произносить то падающие, то возрастающие цифры. Мостовой гаркнул на него, чтоб не мешал. Руки Алекса стали почти неуловимыми. А в предоперационной запахло морем. Илья понял, что это конец. Времени больше нет. Еще мгновение, и он потеряет Аню навсегда. А он не знал, что делать. Все внутри словно отупело, даже молиться не было сил. Забылись все слова. Не осталось веры. Только одно глухо билось в груди, стучало в висках, хрипло срывалось с пересохших губ: "Ты нужна мне. Нужна..." Прохлада будто обняла Илью, коснулась шрама на щеке призрачным поцелуем, скользнула по запястью, как обожгла, и растаяла, забрав с собой ставший почти невыносимым аромат моря.

Горячая волна накрыла с головой и в глазах потемнело. Илья уперся в стену, тяжело дыша. Ноги закололо, как от долгого сидения в одной позе. Пятерней провел по волосам, вытер влажную то ли от пота, то ли от прикосновения призрачного холода, щеку и перевел взгляд за окно.

Алекс передал медсестре какой-то инструмент и улыбнулся. Анестезиолог заметно расслабился. Алекс бегло глянул на Илью и, кивнув Мостовому, вышел из операционной.

-- Все в порядке, - произнес он, предупредив вопрос Ильи. -- Знаешь, - он привалился плечом к стене у двери, - многое было в моей практике, но чтобы воскресать на операционном столе...

-- Спасибо, - хрипло проговорил Илья, с трудом узнав собственный голос.

-- Это не мне спасибо, а Богу и...ей, - он кивнул на Аню, которую в эти минуты зашивал Мостовой. -- Я не знаю как, но она жива только потому, что сама захотела. Так что...

Илья не стал расспрашивать, что Алекс имел в виду, потому что знал - то Анина душа приходила к нему прощаться. А он не отпустил. Не смог. Как и остаться теперь. Ничего, они еще непременно встретятся. Он непременно вернет ее и все у них будет хорошо. Но не сейчас. Сейчас ему нужно было лететь в Германию спасать сына.

-- Алекс, скажи, я могу стать донором родному сыну?

И Илья вкратце пересказал Алексу узнанное от доктора немецкой клиники.

-- Вполне, но лучше, конечно, подстраховаться, - Костромин снял медицинскую шапочку, провел ладонью по наголо бритой голове. -- Возможно у мальчика есть братья, сестры. Они - идеальные доноры, потому что от одних родителей.

-- Нет, братьев и сестер у него нет. Хотя... - Илья вспомнил про Арсения. Он ведь его сын. Ну и что, что матери разные. Попытка не пытка. А использовать нужно любой шанс.