Изменить стиль страницы

— Ты знаешь Майю? Вы были близки? — продолжала любопытствовать Рина, не замечая, что задала два вопроса сразу, но чтоб удовлетворить любопытство малышки, я готов ответить и на два.

— А кто‑то настаивал, что вопросов личного характера не будет… — хмыкнул я, отмечая про себя любознательность малышки. — Я знаю Майю достаточно долго. Вот только причина ее такого состояния мне неизвестна, как только я пытался расспросить девушку, вламывалась ты.

— Я не вламывалась! — громким шепотом сообщила Рина. Хорошо, что удалось сбить Рину с мыслей про Майю, но не уверен, что отвечу искренно, и не уверен, что девушка сможет увидеть ложь, а рисковать доверием этой малышки я не намерен.

— Угу, ты просто дверь держала, чтоб та не упала, — хмыкнул я.

— Не было такого. Я случайно, — ворчала Рина, пряча взгляд. Все же девушка совершенно не умеет врать. — А почему ты скрываешься? — спросила она, немного помолчал. Я ждал этот вопрос.

— Меня обвиняют в убийстве, поэтому я в бегах. Страшно? — ответил я совершенно искренне и ждал реакции девушки. Я ждал чего угодно: страха, недоверия, ужаса, но на лице Рины отразилось лишь любопытство.

— Нет. Расскажи подробнее. Я знаю, что это уже четвертый вопрос, но расскажи, пожалуйста. — Девушка подняла на меня серые глаза. Ну, разве можно этой чертовке сказать нет, если она так просит?

— Меня обвинили в убийстве дяди, поэтому мне пришлось бежать. Иначе… — замолчал я, возвращаясь мысленно в те времена, — Иначе мне бы отрубили голову.

— Но ты ведь этого не делал? — с надеждой посмотрела на меня девушка, а я начал рассказывать. Об этой истории раньше не знал никто. Настало время открыть девушке правду. Она имеет право знать. Знать, чтоб окончательно сделать выбор, сможет она быть со мной, или нет. Когда она все узнает, мне не надо будет задавать вопросы, я все увижу в ее глазах и, возможно, уйду навсегда.

— А кого это интересовало? — горько усмехнулся я, давая обиде вылезти наружу из того уголка души, который предпочитал прятать даже от себя самого. — Но начну, пожалуй, издалека. Империя оборотней одна из древнейших цивилизаций и уступает своим размером лишь Темной империи. Правитель оборотней, дядя Фенрод, правил страной довольно давно. Знаешь, как у нас наследуется престол?

— Я что‑то читала… Там претендентами на трон являются все родственники правителя, что превосходят его по силе и самородки — сильные оборотни, которые не являются родственниками монарха, — немного подумав, ответила Рина.

— Запутанно? — усмехнулся я, вспомнив, как когда‑то сам разбирался во всех придворных играх, — На самом деле все просто. Король правит себе и правит, пока не появляется кто‑то сильнее его и доказывает свое право в смертельной схватке. Вот только желающих мало, кому ж захочется умереть от позорной смерти. Ведь вызвать короля на бой и проиграть — наибольший позор. Претендента, как правило, король побеждает, убив, а его родные и близкие изгоняются с печатью позора. Таков закон стаи. Так вот дядюшку по силе превосходил мой отец — его брат. Отец не любил все эти игры, предпочитал быть советником, сняв с себя часть ответственности. Вот только его прогрессивная политика не нравилась при дворе и человек, которому отец доверял больше всего, отравил его.

— Почему ты не отомстил? — спросила Рина.

— Я все же предпочитаю сначала думать, а потом делать. У меня до сих пор нет доказательств его вины. А вдруг все же это не он, а я убью невинного человека? — спросил я скорее у самого себя. Раньше я и не задумывался, почему до сих пор не убил убийцу своего отца. Жалость? Уважение? Нет, где‑то в глубине души я продолжал надеяться, что это не он. Тяжело осознавать, что человек, которому доверял, может запросто подсыпать яд и поднести бокал другу.

— Но зачем ты убил дядю?

— После смерти отца я пару лет прожил при дворе, после чего уехал жить в свое имение, изредка выполняя поручения короля, возглавляя походы, — начал рассказывать я, но Рина меня перебила.

— А почему дядя сам не возглавлял их? Вон Александр всегда во главе армий ходил, поэтому Темная империя самая большая, — сказала девушка с гордостью в голосе. Так любит свою страну?

— Темная империя большая потому, что Алекс, — привычно я сократил имя друга, но сразу же исправился (не гоже обычному оборотню фамильярничать с правителем), — …андр великий маг, а не потому, что возглавлял походы. Его боятся, а вот Фенрод… В то время дядя начал сдавать, даже придворные лекари не могли ничего сделать. Король увядал на глазах.

— И все решили, что ты его отравил?

— Нет, все решили, что я его убил кинжалом. Вот только я ни сном, ни духом не ведал об этом всем. Узнал позже, когда меня стража привела во дворец.

— Почему ты не сбежал?

— Да, тех десятерых, что приехали за мной, я с легкостью мог раскидать, вот только в тот момент не мог понять, за что меня убийцей и изменником родины зовут?

— Понял потом?

— Да, мне потом все объяснили, когда приложили чем‑то по голове, а потом человек десять били палками, когда я висел прикованный к стене.

— Как они могли? Не разобравшись?

— Как? Вот твой расчудесный Александр сильно разбирался бы, если бы его супругу, или детей на тот свет отправили? — от моих слов глаза Рины шокировано расширились, но девушка лишь опустила голову, признавая мою правоту.

— Вот так. Побили, оставили на полдня, пока синяки и ссадины заживут и по новому. И ведь никто из воинов даже не вспомнил о том, что я не раз спасал из спины на поле боя, никто… Через неделю я был готов признаться в чем — угодно, но этого и не требовалось. Остатки яда нашли на моей одежде и в пузырьке, который изъяли из‑под моего дивана. Наверное, все поместье перевернули, гады…

— Ты сбежал? — спросила Рина с жалостью глядя на меня. Только жалости ее мне не хватало…

— Да. Две недели я пробыл в полуживом состоянии, а затем пришел друг отца, Урвинт, и сказал, что через три дня меня убьют. Я был благодарен старику хотя бы за то, что с его приходом бить меня перестали. Бить и кормить, зачем будущему трупу еда? Чтоб не умереть раньше представления для всех оборотней?

— И никто тебе не помог?

— А никто почти не знал, — вздохнул я, возвращаясь мыслями в не самые приятные для меня события, — Мое чудесное разоблачение и смерть должны были произойти в один день, чтоб никто не мог помешать. И вот за пару часов до казни пришла та, кого я ждал меньше всего — мать Фенрода.

— Она выпустила пусть даже мнимого, но убийцу мужа?

— Да. Она сказала, что не верит в мою причастность, и помогла бежать тайным ходом из замка.

— И как о тайном ходе никто не знал? — хмыкнула Рина.

— Наверное, знали, но Аниротит каким‑то образом все устроила. Охраны на пути мне не попалось.

— А ей за это ничего не было? Ведь остались следы побега? Они могли узнать? Как она не побоялась? — бессвязно бормотала девушка.

— После того, как она указала путь, то достала бутылку и попросила ударить ее по голове. После того, как я отказался, она ударила себя сама, потеряв сознание. Таким образом, мне добавили к списку преступлений попытку убийства представителя королевской семьи, но я уже был свободен. Если это можно так назвать, у выхода из лабиринта, по которому я бродил пару дней, опасаясь атаки, меня ждал Урвинт. Он предал отца, и я не знал, что думать, может, он убить хотел меня? Может, это все лишь часть какого‑то хитроумного плана? Только вариантов у меня не было. Я даже отбиться был не в состоянии — ни меча, ни силы, поэтому принял помощь. Урвинт дал мне денег, помог выбраться из империи и предупредил, что меня будут искать. Вот на этом можно считать мою историю законченной, — вздохнул я, снимая тяжесть этой правды со своих плеч.

Стало легче. Возможно, потому, что убрал недоговоренность, что была между нами с Риной. Возможно, потому, что давно ни с кем не говорил 'по душам'. Возможно, потому, что смог признаться себе, что Урвинт действительно сыграл не последнюю роль в моем спасении, как и Аниротит, хотя раньше женщина никогда не высказывала ко мне какого‑то лояльного отношения.