Каюк выбрался из тиховода и понесся вдоль дамбы в Замануху.

Егор, подвернув штаны, стоял на корме с накидной сетью в руках.

Накидная сеть, запретное орудие лова, требовала от рыбака исключительной сноровки и ловкости. Сложенная в лодке, она напоминала никчемную ветошь. Но как только опытный рыбак брал накидную в руки и, размахнувшись, кидал ее в воду с несущегося по быстрине каюка, накидная, распростертая в воде как парашютный купол и влекомая грузилами на дно, плотно накрывала рыбу на большом участке. Потом ее затягивали крепким шнуром, точно гигантский махорочный кисет, и, полную рыбы, вытаскивали на борт.

— Не бойсь, Тришка! Давай на самую круговерть! — приказал Егор.

Когда каюк врезался в белую пену подшлюзной быстрины, Егор, расставив босые ноги, откинул тело назад и сильным движением выбросил накидную. Через минуту он затянул шнур и, выбирая отяжелевшую сеть, крикнул, оскалив зубы, Трифону:

— Во! Не меньше трех пудов!

Покряхтывая от натуги, он перевалил накидную через борт и выбросил на дно каюка трепещущую в отсветах белой речной пены суматошную рыбу.

— Валяй, Тришка! Я тебе говорил, что к утру пудов пятнадцать возьмем, не меньше!

Трифон взмахнул веслами, направляя легкий каюк вновь против течения на быстринку, и Егор опять закинул просвиставшую в воздухе накидную. Они бороздили Замануху вдоль и поперек. Каюк, уже наполовину наполненный рыбой, осел глубоко в воду, и Трифону было все тяжелее и тяжелее грести, но Егор не унимался. Ничто вокруг не предвещало опасности, и друзья решили набрать полный каюк рыбы.

В это время Василий Зубов, сунув в карман пистолет, вышел из хаты на улицу и направился к берегу, где его должен был ждать моторист. Но Василию почему-то не захотелось идти к причалу, и он быстро пошел к домику досмотрщика. Там, видно, еще не спали: сквозь неплотно прикрытые ставни Василий увидел свет лампы.

Он постучал в раму окна.

— Кто там? — раздался недовольный голос Груни.

— Это Зубов, — ответил Василий. — Отец дома?

— Я сейчас, — торопливо ответила девушка, — одну минуту, только оденусь…

В ее голосе слышалась радость, и Василию опять, как тогда, на берегу, захотелось взять Груню на руки и нести куда-то…

— Ничего, Грунечка… — смущенно пробормотал он. — Вы не беспокойтесь… Если отец дома, пусть выйдет, он мне очень нужен.

Через минуту досмотрщик, покашливая, стукнул дверной щеколдой и показался на пороге. Он с тревогой посмотрел на Зубова:

— Я вас слушаю, Василь Кириллыч. Чего-нибудь случилось?

— Нет, ничего не случилось, Иван Никанорович. Возьмите, пожалуйста, весла, пойдем к вашей лодке и погуляем по реке, — сказал Зубов. — Я вначале хотел было ехать своей моторкой, но потом раздумал: шуму много. А лодочкой удобнее всего. Поэтому я вас и побеспокоил.

Они взяли весла, молча спустились к реке, уселись в каюк и оттолкнулись от берега.

— Куда грести, Василь Кириллыч? — спросил Прохоров.

— Посмотрим у левого берега, а потом покрутимся в Заманухе, — ответил Василий, поеживаясь от ночной прохлады. Он пожалел, что не взял полушубка: на реке было гораздо холоднее, чем в станице.

Каюк пересек реку. Нажимая на левое весло, досмотрщик описал полукруг у самой плотины. Там никого не было.

— Садитесь на корму, Иван Никанорович, а я буду грести, — сказал Зубов, — что-то вроде прохладно стало.

Они поменялись местами. Уступая течению, каюк бесшумно скользил вдоль дамбы, и Василий тихонько пошевеливал веслами, любуясь искрящимися в воде отсветами звезд, темнеющими на левом берегу деревьями Тополихи, огоньками костров на Таловой тоне. Чиркнув правым бортом по каменному выступу дамбы, каюк завернул в Замануху.

Досмотрщик привстал, приложил ладонь к глазам и сказал тревожно:

— Там ловят, Василь Кириллыч! Один каюк ходит…

Василий оглянулся. На светлом фоне кипящей вдали быстрины чуть заметной точкой чернела лодка. Она то поднималась вверх по течению, то опускалась вниз, то описывала небольшие круги, и Зубов понял, что кто-то ловит рыбу накидной сеткой.

— Давайте я сяду на весла, — предложил Прохоров.

— Садитесь, — отрывисто сказал Зубов, — подгребайте вверх и держитесь тени от дамбы. Подплывем к ним незаметно.

— Теперь уж им выхода из Заманухи нет, — вздохнул досмотрщик, — выход мы отрезали. Разве только они каюк с рыбой бросят, а сами в лес убегут…

— Поехали, Иван Никанорович…

Лодка скользнула в черную тень высокой дамбы и стала подвигаться вперед.

…Шел второй час ночи. Рыжий Трифон рук не чувствовал от усталости. Каюк уже был полон рыбы и погрузился в воду по самую кромку бортов, а жадный Егор все кидал и кидал сеть и каждый раз вываливал из нее новую партию тяжелых леща, сулы, рыбца. В каюке не осталось ни одного сухого места: везде трепыхалась рыба. Трифон сидел за веслами, подняв колени, потому что ноги его упирались в холодное месиво рыбы, а одеревеневшие руки скользили по заляпанным чешуей держакам весел.

— Еще разок кинем и поедем, — успокоил дружка Егор, — ты ж видишь, что за каждой накидкой тут сотня рублей стоит…

Вдруг Трифон сквозь шум воды уловил приближающееся поскрипывание уключин. Он поднял весла и махнул рукой Егору. Тот замер на корме с сетью в руках. Размеренное поскрипывание доносилось все более явственно.

— Кто-то плывет, — дрогнувшим голосом сказал Трифон.

— Погоди, не паникуй! — отмахнулся Егор, вслушиваясь. — У инспектора моторка, а это простой рыбацкий каюк. Бабайки по воде шлепают, не слышишь разве?

— Ежели бы это рыбаки плыли, то они уже кидали бы сеть, а эти молчаком плывут, — настаивал Трифон.

У Егора мелькнула мысль, что рыжий прав. Вдоль дамбы, конечно, пробиралась не обычная рыбацкая лодка. Надо было уходить. Но как уйдешь на загруженном каюке, если узкий выход из Заманухи уже отрезан? Бросить каюк с дорогой добычей и бежать в лес? Нет, на это идти нельзя.

Егор оттолкнул Трифона, сел за весла и погнал лодку к правому берегу, надеясь на то, что ему удастся незаметно ускользнуть из Заманухи и схоронить рыбу под паромом. Но как только каюк, развернувшись, понесся по течению, слева из темноты раздался резкий окрик:

— Стой!

«Так я тебе и стану!» — с тоскливой злобой подумал Егор. Открыв рот, хрипло дыша, он изо всей силы нажимал на весла и гнал каюк вниз, держась берега. Но лодка, идущая по фарватеру, быстро опередила Егора и стала пересекать ему путь, заходя снизу и приближаясь с каждой секундой…

— Стой, говорят! — снова раздался окрик, и Егор узнал голос Зубова.

— Зубов, сволочь, — мрачно бросил он Трифону, — все ж таки застукал!

Круто повернув от берега, Егор стал бешено грести по направлению к дамбе. Прыжки его каюка по взбаламученной воде напоминали бег загнанного волка, который уже не знает, где ему искать спасения, и каждый миг готов обернуться и вцепиться в глотку преследователя.

— В последний раз говорю: стой! — закричал Зубов.

Каюк Егора приближался к дамбе. Трифона, который лежал на корме, держась за скользкие борта, била лихорадочная дрожь, Он уже хорошо видел фигуру Зубова на летящем сзади каюке и понял, что затея Егора кончится плохо.

— Давай станем, — прохрипел он, — сейчас он, гад, стрелять будет!

Егор, оскалившись, метнул взгляд назад. Дамба чернела в десяти метрах.

— Все! — закричал он Трифону. — Топи каюк!

— Ты чего, очумел? — вскочил Трифон.

Но Егор уже навалился на борт, каюк зачерпнул воды и стал опускаться на дно. Оба парня кинулись в воду и быстро поплыли вниз по течению, направляясь к парому.

Когда Зубов и Прохоров подогнали свою лодку к тому месту, где затонул браконьерский каюк, они увидели только белеющую на поверхности воды пену от рыбьей слизи и уносимую течением снулую рыбу.

— Ушли, дьяволы! — сокрушенно развел руками досмотрщик. — Каюк утопили, а сами ушли. Теперь их не догонишь: они, должно быть, поплыли к парому. Пока мы доберемся туда, они убегут в станицу, а там ищи-свищи…