— Надо бы утром посмотреть затопленный каюк и узнать, чей он, — сказал Василий, — а по каюку узнаем и тех, кто тут был.

— Ни шиша мы так не узнаем, Василь Кириллыч, — махнул рукой Прохоров, — они могли ловить на чужом каюке. Завтра угонят мой каюк и зачнут кидать, поди узнай их!

Между тем Егор и Трифон выбрались на берег и, не отжимая мокрой одежды, побежали через сады домой.

— Заместо прибыли сапоги оставил в реке, — злобно пробормотал Егор.

Он послушал тихий шум воды на берегу, сплюнул и помахал в темноте кулаком:

— Ничего… Мы с ним еще встретимся!

После случая с конфискацией улова второй бригады и ночной истории в Заманухе Зубов решил, что ему обязательно надо поговорить с Архипом Ивановичем Антроповым. Они увиделись на колхозном дворе, и Василий узнал, что в среду вечером в рыбацком клубе состоится собрание членов рыболовецкой артели, на котором будет присутствовать первый секретарь райкома партии Назаров.

— Это такой человек, что он тебе настоящий совет подаст, — убежденно сказал Архип Иванович, — его тут каждый колхозник уважает, а он все районные дела и всех людей так знает, будто через зоркое стеклышко в душу глядит.

— Мне хотелось бы поговорить с ним и с рыбаками, — сказал Василий. — У вас тут Лихачев такую обстановку создал, что люди начинают на меня смотреть чертом и колоть мне глаза тем, что я мешаю им работать…

— Ну, это ты не загибай, друг милый, — усмехнулся в усы Архип Иванович. — Ежели два или три дурака мутят тебе воду, то при чем тут люди? Рыбаки у нас славные ребята, побеседуй с ними, и они с одного разу разберутся в делах. Да и Тихон Филиппыч сам любит во все вникать и помощь тебе окажет.

— Какой Тихон Филиппыч?

— Назаров, секретарь наш. А я до общего собрания соберу в правлении рыбаков-коммунистов и потолкую с ребятами, пущай мнение свое собранию доложат…

Василий два дня готовился к собранию. Сидя в своей комнатушке, он перечитывал журнал «Рыбное хозяйство», старые лекции и конспекты, вырезки из газет, инструкции и законы по рыбоохране и рыбоводству.

Перед вечером он вышел, чтобы пройтись по станице и освежить голову. С тоней уже съезжались созванные на собрание рыбаки. Они шли по улицам, неся в руках мешки с хворостом и дровами. Навстречу рыбакам с криком выбегали ребятишки. Топоча босыми ногами по непросохшей песчаной земле, дети вертелись возле взрослых, заглядывали в их корзины и всем своим видом выражали радость.

Возле большого, покрытого этернитом клуба на поваленных гранитных столбах судачили старые рыбаки: столетний дед Иона, возрастом которого гордилась вся станица и который еще сохранил ясный ум и память, дед Малявочка, бригадир транспортной бригады Ксенофонт Сидоров и два рыбака помоложе — они работали коптильщиками в рыбцехе.

Среди рыбаков, расстегнув потертую офицерскую шинель и кинув на колени защитную фуражку, сидел незнакомый Василию человек. Наклонив коротко остриженную голову и посмеиваясь, он слушал деда Иону. Фигура и выражение лица этого человека сразу привлекали внимание. Он был высок, несколько грузен и тяжеловат. Лицо его с отекшими веками и обветренными губами, над которыми пролегли глубокие складки усталости, оживлялось молодым блеском светлых, с умной хитринкой глаз.

Зубов присел на один из столбов и спросил соседа-коптильщика:

— Кто это?

Тот ответил вполголоса:

— Секретарь райкома.

Повернувшись к секретарю и постукивая вишневой палкой, дед Иона продолжал рассказ:

— Ну, значится, тягнут они сеть, кругом ничегошеньки не видно, а оно возьми и закричи: «Кря! Кря!..» Кинули наши рыбаки волокушку и давай бечь до балагана. Разбудили ватажного и гутарят: беда, мол, нечистого в сеть поймали!..

Рыбаки засмеялись. Секретарь райкома тоже засмеялся, обнажая ровные, крепкие зубы.

— Ну-ну, что ж дальше? — спросил он.

— …Пришли до речки, сбились на берегу и, значится, совет держат: как до этого нечистого духа приступиться и какое супротив него заклятие держать.

— А он? — усмехнулся Назаров.

— Кто?

— Дух.

— А дух никакой жизни не подает, — покрутил головой дед, — его не тревожат, и он не тревожит. Так до утра и просидели, а когда развиднелось, то вся оказия понятной стала: в волокушку забился нырок, лапочки и голову в ячею сеточную просунул и сидит. Как только зачнут сеть тянуть, он и кричит с перепугу. Вот вам и дух.

Вдоволь посмеявшись над рассказом деда Ионы, Назаров вместе с колхозниками отправился в клуб.

Собрание началось ровно в семь часов.

На сцене стоял накрытый красной скатертью стол, а сбоку обтянутая такой же красной материей кафедра. Слева и справа, прикрепленные к потолку, висели две большие керосиновые лампы.

Клуб был битком набит. Люди заполнили все скамьи, сидели на подоконниках, теснились в дверях, ребятишки уселись прямо на полу. Стоявший у окна Зубов заметил в третьем или четвертом ряду Груню Прохорову. Рядом с ней сидела молоденькая черноволосая девушка, а позади, развалясь на скамье, важно курил папиросу Егор Талалаев. Рыбаки и рыбачки, чисто одетые, с праздничными лицами и немного скованными торжественными движениями, входили в зал, искали глазами свободное место и шумно рассаживались, переговариваясь между собой.

На повестке дня стоял один вопрос: о выполнении плана весеннего лова. В президиум были избраны пять человек: секретарь райкома Назаров, председатель сельсовета Жигаев, председатель рыбколхоза Мосолов, бригадир Антропов и Марфа.

О плане докладывал Кузьма Федорович Мосолов. Он стал за кафедрой, разложил перед собой папку с бумагами, откашлялся и начал говорить, обстоятельно приводя цифры уловов, называя размеры и качество полученных от моторно-рыболовной станции неводов, сетей, волокуш, зачитывая длинные выдержки из инструкции Рыбаксоюза и управления моторно-рыболовных станций.

По докладу Мосолова выходило, что колхоз сможет выполнить план лова гораздо раньше срока и в последнем квартале будет ловить на перевыполнение, соревнуясь с судачинскими рыбаками.

Придерживая на черном платке раненую руку, внушительно сверкая орденами и медалями, Кузьма Федорович поглядывал то на колхозников, то на президиум, главным образом на секретаря райкома, и говорил степенно:

— Хотя общие запасы рыбы на нашем участке, по всем признакам, истощились и обеднели, мы надеемся и в этом году с честью выполнить наш долг перед народом и перед Родиной.

— А в тридцать шестом году сколько вы на своем участке поймали рыбы? — неожиданно спросил Назаров, хитровато посматривая на Мосолова.

— В тридцать шестом? — растерялся Мосолов. — Но это, Тихон Филиппыч, было давно, и я не был тогда председателем.

Антропов наклонился к секретарю и что-то сказал ему вполголоса.

Назаров помолчал, черкнул карандашом в записной книжке и кивнул председателю:

— Продолжай, Кузьма Федорович!

Тот покашлял, пошевелил лежащие на кафедре листки бумаги и закончил, повысив голос:

— Скоро на нашем участке вступает в силу весенний запрет на лов, и все наши рыбаки со своим флотом выезжают в низовья, где будут ловить рыбу в речных гирлах. Конечно, все уловы в гирлах будут зачисляться в план нашего рыбколхоза, и мы… гм… уверены, что наши рыболовецкие бригады… это самое… с честью выполнят и перевыполнят план добычи.

Кузьма Федорович подхватил здоровой рукой папку с бумагами, сел на свое место в президиуме и нервно закурил, придерживая в коленях спичечный коробок.

Маленький смуглый Жигаев — он председательствовал на собрании — спросил у рыбаков:

— Разговор какой будет по этому делу?

Некоторое время люди молчали, и председатель сельсовета вынужден был повторить свой вопрос. Потом, подняв руку, попросил слова бригадир Пимен Талалаев. Поскрипывая отличными яловыми сапогами, он прошел к кафедре, провел крепкой ладонью по вспотевшей лысине и обратил в зал красное одутловатое лицо.

— Сейчас дядя Пиша настукает Зубову, — сказал Егор Талалаев соседу сбоку, посматривая на Груню.