Изменить стиль страницы

— У, сука, — прошептала Наташка и швырнула в забор камень. — Что скажешь?

Майор заметался, как будто его ошпарили.

— Эй! — позвала она, сразу перестав злиться. — А как там дочка ваша, родила?

Ольга Владимировна вернулась к забору и закричала на всю улицу:

— А что ей сделается? Родила, конечно. Им это просто, как чихнуть.

...В Москву Наташка приехала на электричке, послонялась по площади, зашла в уборную. Захотелось пить, и Наташка долго пила из-под крана, хотя вода была теплой и воняла карболкой. Выпрямившись, она посмотрела на свое отражение в зеркале. Нинкино художество совсем размазалось, картинка была неважная. Рядом наводила марафет ярко-рыжая женщина лет сорока. Вот у нее получалось!

— Ну и что? — спросила она Наташку. — Кино это тебе?

— Я тоже, синеньким хочу.

— Иди сюда. Какой дурак тебя намазал?

— К этому мастеру вся Каляевская ходит и даже часть Новослободской.

— Тебе ничего не нужно. Ты инженю.

— А что это такое?

— Так называют артисток, которые играют девочек.

— Вы в театре работаете?

— В цирке.

— А что вы там делаете?

— По проволоке хожу. Знаешь, песенка такая есть — она по проволоке ходила?

— Слышала. А вы никогда не падали?

— Какое твое кошачье дело до моей собачьей жизни?

— Спросить нельзя?

— Стирай свое художество.

Наташка послушалась, придвинулась к зеркалу. Рыжая стояла сбоку, смотрела на нее.

— Вот так, — сказала она, — сразу другой вид. А матери скажи, чтобы выпорола.

— Она тоже в цирке работает. Может, вы ее знаете?

— Мало ли в Москве цирков.

— Постыдились бы! — сказала толстая женщина, выходя из кабинки. — Чему девочку учите?

— Ты беги! — окрысилась рыжая. — А то благоверного своего упустишь, ему уже надоело сумки стеречь!

— Тьфу! Откуда вы, паразитки, беретесь! — толстая заковыляла к выходу.

— Теперь уши вымой и шею. Что ж ты такая грязная?

— Сколько вам платят? — спросила Наташка.

— На торгу деньга проказлива.

— А мне сколько брать?

— Я откуда знаю? Дают — бери.

— А бьют — беги? Нет, мне точно знать надо.

— Дурочка, что в нашей жизни точного? Про Энштейна слыхала?

— А как брать? Сначала или потом?

— Бери сначала. Потом не получишь.

— А как подходить? Или ждать, когда сам подойдет?

— Конец света! — рыжая звонко шлепнула себя по ляжкам. — Ты за кого меня приняла?

— А чего? Чего ты смеешься?

— Ой, не могу, докатилась!

— Да ладно прикидываться! Думаешь, я не поняла?

— Да ты что? С ума сошла? Марш домой, дурочка!

— Как же! Тебе можно, а мне нельзя?

— Тихо! — крикнула рыжая. — Спектакль окончен, зрителей просят расходиться.

— Ты меня не обманешь! — Наташка загородила ей дорогу. — Я и так уже день потеряла. Пока не скажешь — не пущу.

— Да ты с ума сошла!

— Все равно скажешь.

— Что я должна сказать?

— Адрес! Мне клиент нужен.

— Я на поезд опаздываю.

— Вот и говори скорее.

— Не знаю я никаких клиентов.

— А я тебя не пущу. Я тебе сейчас всю морду расцарапаю. Хочешь?

— Это черт знает что такое. Ну, ладно — гостиница «Балчуг», тридцать пятый номер.

— А как сказать?

— Это меня не касается! — рыжая рванулась к выходу. — Как хочешь!

— У, воровка! Обмануть хотела!

...Гостиницу Наташка искала долго и когда наконец нашла, было уже часа четыре.

— Вы к кому? — спросила дежурная, поднимаясь из-за столика.

— В уборную можно? На нашем этаже засорилась.

— Вот ведь наказание! Прямо, хулиганство, а не туристы. Позавчера у нас одна тоже надумала — консервную банку хотела спустить. Ненормальная она, что ли? Или унитаз никогда не видела?

В коридоре было тихо, в каком-то номере пропели позывные «Маяка». Наташка постучала в тридцать пятый — никто не откликнулся. Она обернулась и увидели, что дежурная стоит в начале коридора, разглядывает ее. Тогда Наташка стукнула посильнее.

Щелкнул замок, мужчина средних лет в белой навыпуск рубашке открыл дверь. Он был чуть пьян.

— Вам кого? — спросил он.

— Здрасте. В этом номере вы живете?

— А кто же?

— Мне адрес дали.

— Заходите, — сказал мужчина, — только я ничего не понимаю.

Качнувшись, он посторонился, пропустил Наташку. Номер был одноместный, стандартно обставленный. На столе на мятой газете лежали крупно нарезанные куски колбасы и огрызок батона. Водки в бутылке было меньше половины.

— Так чем могу служить? — спросил мужчина.

Наташкина смелость вдруг куда-то делась, и она ответила совсем тихо:

— Она сказала, «Балчуг», тридцать пятый номер.

— Кто она?

— Рыжая такая.

— Не знаю. Ну и что?

— Вот я и пришла.

— А зачем?

— Так.

— Что так?

— Взяла и пришла.

— Слушай, девочка, может, тебе нездоровится? Может, ты заболела?

— Нет, я здорова. Вы не бойтесь.

— А чего мне бояться? Ничего не понимаю. Да объясни ты мне все по-человечески?

— Значит, она адрес наврала. Вот ведь какие люди бывают!

— Люди разные. А ты-то кто?

— Никто. Я пойду, наверное.

— Ну иди. И разберись, пожалуйста, кто ты! А то очень трудно с тобой разговаривать. Подожди, может, водки выпьешь?

Наташка вернулась к столу.

— Да у вас тут мало, — сказала она, — вам ничего не останется.

— А ну-ка давай, опрокинь. Из моего стакана будешь?

— Мне немножко, в крышечку от графина.

— В крышечку? Чего притворяешься? По глазам вижу, что умеешь. — Наташка выпила. Обтерла рот рукой и улыбнулась — дела, кажется, шли на лад.

— Повеселела? — спросил мужчина. — А я голову ломаю, понять не могу.

— А сам отказывался. Проверял, да?

— Проверял. Снимай платье.

— Сначала деньги.

— Деловая. А сколько хочешь?

— По таксе, пять рублей.

— Дорого. А если трояк.

— За трояк жучку поймай.

— Ладно, — мужчина встал и запер дверь, — раздевайся.

— Деньги сначала.

— Вот они, видишь? Только их заработать надо. Или ты не хочешь? Может, я тебя не понял опять?

— Понял. Окно занавесь, видно все.

— Ах, ты застенчивая? А ну быстро, разговариваешь много.

— Отвернись.

Мужчина отвернулся, стал копаться в чемодане. Наташка раздевалась.

— Все снимай, все! — сказал он. — И ложись.

Наташка легла. Ощущение было, как перед уколом в поликлинике. Мужчина выпрямился, шагнул к кровати и что было сил хлестнул Наташку проводом от электробритвы. Она вскочила.

— Ты чего?

— Сучка! Сучка поганая! — кричал мужчина. Наташка металась по комнате, спасаясь от ударов, а он хлестал и хлестал ее. — А может, и моя Ленка проституткой стала? Я тут по кабинетам бегаю, оборудование выбиваю, а разве мать-дура уследит? Кто ей комбинацию с кружевами подарил? Кто ей засос на шею поставил? Говори!

Он бросил шнур, сел на кровать и заплакал. Наташка, всхлипывая, одевалась.

— Псих ненормальный, — сказала она. — Я-то при чем?

— Тебе мало? — он опять схватил шнур.

Наташка бросилась к двери, ключ заело, и он успел еще пару раз хлестнуть ее по спине. Дежурная словно караулила у двери, и Наташка, вывалившись из комнаты, налетела на нее.

— Это что такое? — закричала дежурная. — Что это вы себе позволяете?

— Босоножки отдай!

Он нагнулся и швырнул их так, что они чуть не пробили стену в коридоре.

— Только и приезжают безобразничать! — сказала дежурная — Дома небось тихие.

Наташка, размазывая слезы, пошла к лестнице.

— Подожди, — позвала ее дежурная. — Еще понадобишься. Не все такие психи. Ты что, глухая?

...Домой Наташка пошла пешком. Идти было неблизко. Она машинально двигалась по уже шумным вечерним улицам, машинально сворачивала в нужную сторону. Иногда она вдруг останавливалась и подолгу стояла на одном месте. Поток оттеснял ее к самым стенам домов, к пестрым витринам и унылым занавескам.