— Как вам удалось выбраться с территории авиабазы? На постах — тридцать шесть часовых. Кроме того, шесть дежурных пулеметов, три линии колючей проволоки под током высокого напряжения, наконец — минное поле. Как смогли вы через все это пройти?

— Не знаю. Просто мне вдруг очень захотелось жить... — Веселов осторожно сел, пощупал руками распухшие ноги и спросил: — Я ранен?

Офицер отрицательно покачал головой.

— Где вы меня нашли?

— Тут, — похлопал немец рукой по шершавому стволу ели. — Под этим вот деревом. Случайно. Когда вокруг все стихло, мне вдруг очень захотелось увидеть, что осталось от моих складов.

Веселов посмотрел на ель, потом на офицера и только теперь заметил, что ель подвешена на толстых кольях, и что лицо у немца очень потное.

«Зачем ему понадобилось вытаскивать меня из-под этого дерева? — подумал Веселов, наблюдая за офицером. — Как русский пленный я теперь ему не нужен. Это факт».

Офицер сел рядом с Веселовым и, оглянувшись, взволнованно заговорил:

— Я уверен, что вы прилетели сюда не один. Где-то вас ждут товарищи. Скажите, где они, и я помогу вам до них дойти. Я сильный. Я буду вас нести.

Веселов бросил на немца подозрительный взгляд, глаза его сузились и похолодели. Немец это заметил.

— Не беспокойтесь. Если бы я хотел выдать вас, я давно бы это сделал.

Веселов злобно сверкнул глазами, намереваясь что-то сказать, но немец оборвал его:

— Не шумите. У нас нет времени для спора. Слышите? Это эсэсовцы окружают лес.

— Что-о?!

Превозмогая боль, Веселов стал на колени, навалился грудью на вывернутую взрывом ель, прислушался.

Из-за черных опаленных кустов, где тускло желтели огромные свежие котлованы, долетал приглушенный рокот моторов.

— Теперь верите мне? — подбегая, спросил немец. — Спешите! Вот ваше оружие — и бежим!

Веселов колебался. Он понимал, что ему действительно нечего бояться этого немца, и все же...

Где-то близко, на окраине леса, грохнул артиллерийский залп. Тяжелые снаряды разорвались далеко в лесу. Эти взрывы вынудили Веселова действовать. Он поспешно сунул в чехол финку, повесил на шею автомат, посмотрел на немца. Тот терпеливо ждал.

— У меня нет карты. Все осталось там, — кивнул разведчик в сторону желтых котлованов, над которыми курился не то редкий туман, не то легкий дымок.

— Вот вам моя карта. Только быстрей! Уже скоро пять, и тогда будет...

Новый артиллерийский залп заглушил конец фразы немецкого офицера. Веселов растерянно оглянулся, попробовал встать и снова тяжело лег грудью на ствол ели.

— Не могу идти, — облизнув пересохшие губы, прохрипел он.

— Я же вам сказал, что буду нести! — разозлился немец.

Он присел, и Веселов, смущенно оглядевшись по сторонам, словно боясь, что кто-то увидит и осудит его поступок, обнял немца за шею...

V

— Товарищ капитан, немцы!

Кремнев и Галькевич мгновенно выскочили из пуньки.

Уже хорошо рассвело, и одинокую зеленую фигуру немца на фоне желтой травы все увидели сразу. Немец, кажется, был навеселе. Он шел, качаясь и спотыкаясь, и... тащил за собой не то сани, не то какую-то низенькую коляску — что именно, разглядеть не удавалось, так как из травы были видны только оглобли.

Кремнев опустил бинокль, недоуменно переглянулся с Галькевичем, потом спросил у Шаповалова!

— Один?

— Пока один, товарищ капитан. Взять?

— Подождем. Посмотрим, что он будет делать дальше.

А немец тем временем шел и шел по высокой траве, упрямо тащил за собой свой невидимый, загадочный воз. До него уже было метров двести, не больше. Лес, из которого немец вышел несколько минут назад, теперь остался далеко за его спиной, но оттуда пока что больше никто не появлялся. Только где-то в глубине зеленой глухомани редко рвались мины.

Неожиданно немец остановился, огляделся и — присел в траве. Какое-то мгновение, и не одна, а уже две человеческие фигуры раскачивались над бурьяном. Второй человек был такой же, как и первый, рослый, и так же, как и первый, плохо держался на ногах. И только одет он был по-другому. На нем была гимнастерка русского военного покроя, а на груди — автомат ППШ.

— Товарищ капитан, так это же наш Веселов! — удивленно прошептал острый на глаз Аимбетов.

— Он, — подтвердил Галькевич. — Вот только не понимаю, зачем ему вся эта комедия?

— Тут что-то не то, — озабоченно нахмурился Кремнев. — Надо сейчас же взять немца.

— Разрешите нам с Ахметом, — прошептал Шаповалов.

Кремнев кивнул головой, и разведчики исчезли в траве.

Потянулись долгие минуты. Веселов и немец снова опустились в траву и теперь виднелись только их головы. И даже не головы, а головные уборы: высокая немецкая офицерская фуражка и русская солдатская шапка-ушанка.

Вдруг фуражка беспокойно зашевелилась, поднялась выше, еще выше, и вот уже над нею забелели поднятые вверх руки.

— Взяли! — с облегчением вздохнул Кремнев.

Будто торопясь подтвердить слова командира, из травы вынырнула вертлявая фигура Шаповалова. Рослый, широкоплечий немец, кажется, удивился, увидев перед собой невысокого юношу, голова которого едва доставала до его плеча, но рук все же не опустил и не шевельнулся даже тогда, когда невзрачный с виду разведчик бесцеремонно забрал пистолет из его офицерской кобуры. И только получив приказ следовать вперед, он послушно двинулся с места и тяжелой походкой направился к пуне.

Немец, видимо, понял, что откуда-то из травы или через щели в стене пуньки за ним наблюдают десятки, а может, и сотни пар чужих глаз, и старался идти как можно спокойнее. И все же вздрогнул, когда перед ним, будто из-под земли, вырос человек с биноклем и автоматом на груди. Немецкий офицер растерянно посмотрел на человека, словно старался разгадать его намерение, потом козырнул и, старательно выговаривая каждое слово, доложил:

— Генрих фон Мюллер, инженер отдельного строительного батальона. — Растерянно улыбнувшись, попросил: — Если, можно, дайте глоток воды...

VI

Через час, приказав Шаповалову лично охранять пленного майора, Кремнев и Галькевич вышли из пуньки. У колодца они задержались, и Кремнев, внимательно поглядев в глаза Галькевичу, вдруг спросил:

— Ну, так что будем делать с «фоном»?

— Ты командир, ты и решай, — помолчав, уклонился от прямого ответа лейтенант.

— А если бы решать пришлось тебе?

— Мне? — переспросил Галькевич, и из его глаз будто дохнуло холодом. — Расстрелял бы. А что еще делать с фашистом?

— Ты что, всех немцев, надевших военную форму, фашистами считаешь? — сдержанно усмехнулся Кремнев. — А где же тогда немцы-рабочие, немцы-крестьяне, наконец — немцы-коммунисты?

— В братских могилах! За решетками! В концлагерях!

— Все?!

Галькевич холодно посмотрел на Кремнева и замолчал. Кремнев положил на плечо ему руку, вздохнул:

— Да, брат, честные немцы за решетками, в братских могилах, — произнес он тихо. — Но… есть же кое-кто из них и тут, в окопах?

— Есть! И стреляют в нас с тобой, — мрачно ответил Галькевич.

Кремнев обхватил руками мокрую бадью и, напившись холодной, как лед, воды, сказал:

— Идем к Веселову.

Веселов лежал под молодой яблоней-дичкой. Ему было худо. Искалеченные ноги распухли и посинели, он уже совершенно не мог ими пошевелить. Рядом с ним, с фляжкой в руках, сидел Аимбетов. Тут же, под яблоней, стоял старый передок от телеги — «карета», на которой и привез разведчика майор фон Мюллер.

— Оставьте нас, Аимбетов, — приказал Кремнев.

Аимбетов положил на грудь Веселова мокрую флягу, молча встал и пошел прочь. Кремнев сел на его место, посмотрел на оголенные ноги Веселова. Сердце заныло от боли. Боже мой! Как могло такое случиться?! И что теперь нам делать с тобой, Петр Веселов? Как помочь тебе?