Но как только забрезжит полоска зари, взбирайся на склонившуюся над омутом лиственницу и пускай «мушку» к воде. Тотчас из самой глуби взметнется рыбина, и если рыболов удачлив, а леска надежная — быть ему с уловом.

Клев длится с полчаса, иногда чуть дольше. Потом прекращается почти на целые сутки. Становится светло, и рыба замечает пристроившегося на упавшей лиственнице рыбака, а может, причиной тому что-нибудь другое. Сколько угодно гадай, но никому еще не удавалось поймать «черныша», как мы называем живущих в Омуте хариусов, днем…

В сотне шагов от Омута — плес Скалистый. В нем много водорослей. Здесь Хитрый прижимается к скалам. На их вершинах вздымаются буйные шапки кедрового стланика. То ли от водорослей, то ли от стланика вода в ручье приобрела зеленый цвет, и хариусы стали изумрудными. Словно селезни в весеннем наряде.

Верхний плес плесом назвать трудно. Просто россыпь выбеленных солнцем и непогодой камней, а между ними блестит вода. Под водой на самом дне лежит лед. Но хариусов здесь, пожалуй, больше, чем в остальных плесах. Рыбки небольшие, светлые и очень проворные. Они могут переправляться из одной колдобины в другую прямо по камням. Клюют бойко и так же проворно срываются обратно в воду. С пяти-шести поклевок только одна рыбка оказывается в ведерке. Поэтому-то в Верхнем плесе так много хариусов с рваными губами…

Солнце в июне встает рано. Два часа ночи, а уже светло. Просыпаюсь, выпиваю кружку чаю и к Хитрому. Сегодня я ловлю «золотников» из Песчаного плеса. Эти хариусы особого доверия к «мушке» не питают. Поэтому я ловлю их поплавочной удочкой. Целый день они копаются в песке, извлекая личинок стрекоз и поденок. Наживляю на крючок пойманного здесь же ручейника и пускаю приманку к самому дну. Минут десять поплавок спокойно лежит на воде, потом исчезает. Происходит это в тот момент, когда меня отвлекает то ли прошумевшая над головой стая уток, то ли раскричавшийся на ветке кулик-улит. Всего на мгновение и отведешь глаза, а поплавка нет. Торопливо подсекаю, но «золотник» успел стянуть ручейника, и из воды вылетает пустой крючок.

Ругая себя, забрасываю удочку с новой наживкой, и вскоре проворный «золотник» уже на берегу. Он и вправду словно позолоченный. Даже на спинном парусе россыпь желтых пятен. Очутившись в ведре, хариус возмущенно брызжет водой, затем успокаивается и принимается изучать обстановку.

Выудив семь «золотников», тороплюсь к Омуту. Я решил перевоспитать хариусов-«чернышей» — научить их ловиться в обычное для всех хариусов время. Ведь «золотники», «изумрудники» и «беляши» клюют, как и положено нормальным хариусам, а эти только в предрассветную пору. Вчера я выпустил в Омут двенадцать рыбин со Скалистого плеса и ровно двадцать с Верхнего. А вот сейчас, отщипнув на память по маленькому перышку от пышного наряда «золотников», отправляю в гости к «чернышам» и представителей Песчаного плеса.

Интересно, как встретят «черныши» своих воспитателей? Сначала, конечно, будут сторониться, а потом привыкнут. А там, глядишь, вместе с новоселами начнут и комаров ловить. Наверное, «черныши» просто не знают, что можно неплохо поохотиться и в другое время. Отпущу четыре дня на знакомство и изучение обстановки, а в воскресенье устрою экзамен…

В субботу до полуночи разгружали удобрение, я здорово устал и проспал утреннюю зорьку. Омут встретил меня тишиной. Вся вода усеяна комарами, но нигде ни единого всплеска. У берега покачивается снулый хариус. По выщипанному перышку узнаю «изумрудника». Интересно, отчего он погиб? Может, я неосторожно придавил рыбку, когда снимал с крючка? Или причина в чем-то другом? Вдруг и остальные переселенцы погибли? День-два поплавали и погибли, а вороны с утками уже подобрали лакомую добычу. Только этот и остался.

Пробую ловить и на «мушку», и на поплавок — ничего не получается. Оставляю удочку у лиственницы и отправляюсь домой досыпать.

Назавтра поднимаюсь затемно. С вечера упала густая роса, холодно так, что даже комары попрятались. Правда, один все же зудел и несколько раз садился на щеку, но я его не прихлопнул. Может, это какой-то особенный морозоустойчивый комар?

Омут маслянисто блестит среди деревьев. Кажется, из него скорее выудишь русалку или водяного, чем хариуса. Я совершенно не вижу скользящей по воде «мушки» и угадываю ее только по усам волн, разбегающимся от обманки в разные стороны.

Тишину утра будит негромкий всплеск, и я чувствую заходившую на леске тяжелую рыбину. Бросаю ее в мокрую от росы траву и снова опускаю «мушку» к воде.

Рыбы клюют одна за другой. Ах, как хочется продлить «лев хоть на пару часов, но, отгуляв положенные тридцать минут, хариусы ушли на дно и затаились. Понимая, что дальнейшая рыбалка бессмысленна, спускаюсь с лиственницы и сматываю удочку. Небо очистилось от туч, посветлело так, что могу рассмотреть улов. Некоторые хариусы успели уснуть, другие слабо шевелят жабрами. Как я и ожидал, клевали одни «черныши». Штук пять — настоящие великаны, остальные поменьше. Все рыбы с широкими темными спинами, словно вывоженными сажей боками и такими же черными хвостами.

А это что? У одного хариуса отщипнут грудной плавник. Да это же «золотник»! Рядом с ним еще один меченый. Это «изумрудник» со Скалистого плеса. Но почему они так почернели? Вот это воспитатели! Вместо того чтобы как-то повлиять на «чернышей», они переняли и цвет и повадки хозяев Омута… Как в той пословице: «С волками жить — по-волчьи выть».

Складываю и тех и других в сумку и, поеживаясь от холода, тороплюсь домой.

В июне многие лосихи отгоняют от себя подросших за год телят, покидают стадо и уходят в глухие, затишные уголки тайги. Где-нибудь на заросшем осокой и частым тальником островке появляются на свет малыши лосята. Иногда их бывает трое, иногда один, но чаще всего двое — бычок и телочка. Шерстка на лосятах рыжевато-бурая, на спинах немного темнее. Длинные, непослушные ноги и непомерно большие уши. Первый день малыши не умеют даже стоять и все время лежат рядом с матерью, которая тщательно вылизывает их блестящую шерстку. Все так же лежа, она кормит их вкусным молоком, которое почти в три раза жирнее коровьего. На второй день лосята поднимаются и сосут молоко стоя, а на третий уже пробуют ходить.

Через неделю малыши везде следуют за лосихой и их трудно догнать.

При встрече с человеком или зверем лосиха прячет одного лосенка в кустах, а другого уводит подальше от опасного места. Оставленный в одиночестве малыш затаивается в зарослях и часами лежит не шелохнувшись. Когда опасность минует, лосиха обязательно вернется за ним, как бы далеко ни пришлось уйти.

Поэтому, встретив в тайге лосенка, не нужно объявлять его сиротой и забирать домой, лучше всего оставить малыша в покое.

К сожалению, лосихе редко удается сохранить обоих лосят. Чаще всего еще до наступления зимы один из них погибает.

Всю долгую зиму лоси питались побегами ивы, тополя, ольхи, березы. С таянием снегов они принялись поедать кустики брусники, голубики, смородины, шиповника, жимолости. Теперь же в рацион лосей включились иван-чай, осока, ирисы, щавель, пушица, различные водоросли. Скоро появится излюбленный корм этих крупных животных — грибы.

В летнее время лоси любят посещать солонцы. Если же солонцов в окрестности «нет, лоси едят сырую землю. Ведь в любой почве есть немного соли, которая им так необходима.

Нужно сказать, что эта благодатная пора приносит лосям немало неприятностей. На животных набрасываются полчища кровососов: комаров, мошек, слепней. Поэтому-то лоси предпочитают кормиться ночью, а день проводят в воде, поедая водную и околоводную растительность. Лоси прекрасно плавают и ныряют. Известен случай, когда лось проплыл более двадцати километров.

В первые дни лосята сосут лосиху до десяти раз в сутки. Затем время между кормлениями увеличивается, и в питании молодых лосей все большую роль играет растительная пища. В месячном возрасте они пасутся опустившись на колени, съедая за сутки до килограмма зелени. Позже лосята кормятся, как и взрослые, хотя лосиха продолжает подкармливать их своим молоком до глубокой осени.