Долли смотрела вслед уезжающей карете, понимая, что не оправдала ожиданий барона, и с ужасом думала о том моменте, когда лавина долгов обрушится на ее голову и вызовет страшный гнев мужа.

Тем временем Флер наслаждалась каждой минутой долгого путешествия из Найтсбриджа до Эссекса. Они лишь дважды останавливались, когда служанка платила деньги на дорожных заставах, чтобы пропустили карету юной леди. Флер весело болтала со своей симпатичной служанкой Молли, которая ухаживала за ней с того времени, как девочке исполнилось двенадцать. Это была простая, честная женщина, безмерно любившая Елену.

— На всем свете нет дамы приятнее, чем миледи Роддни, ваша уважаемая матушка, — время от времени говорила Молли. — Да благослови ее Господь!

Но сегодня Молли была менее веселой и разговорчивой, чем обычно. Когда Флер спросила, что ее тревожит, она смутилась и печально вздохнула.

— Надеюсь, вы не больны, моя милая Молли! — сочувственно обратилась к ней Флер.

На это служанка призналась, что у нее болит душа, а не тело. Постепенно из ее признаний стало ясно, что впервые в жизни она страстно влюбилась в одного из слуг де Виров. Его звали Ноггинз. Флер смутно припомнила, что вышеупомянутый Ноггинз чистил серебро и, в основном, работал при буфете. Обыкновенный молодой человек с ярко-рыжими волосами. Однако оказалось, что Молли обнаружила в нем все человеческие достоинства и считала его невероятно красивым. «Ну что ж, прекрасно, — про себя проговорила Флер и улыбнулась своим мыслям. — Молли далеко не красавица, и Ноггинз, похоже, первый мужчина, который серьезно ухаживал за ней».

— Бедная Молли, значит, вы уезжаете от своего поклонника, — участливо проговорила Флер. — Увы, должно быть, вы сейчас очень несчастны! Что я могу сделать для вас?

Молли заверила мисс Роддни, что ей ничего не нужно, что Ноггинз пообещал быть спокойным и рассудительным и копить деньги, пока не сможет попросить ее руки.

Дома Флер больше не думала об этой любви, и Молли была слишком занята, чтобы оплакивать разлуку с Томом Ноггинзом. Надо было сделать очень много: расставить цветы в комнате леди Роддни, приготовить праздничный ужин для хозяев, которые вот-вот возвратятся домой.

Чуть позже Флер переоделась в голубое шелковое платье, которое особенно нравилось ее отцу, и прикрепила к своим восхитительным светлым волосам незабудки. Она уселась в гостиной, прислушиваясь, не раздастся ли цокот копыт на дорожке, ведущей к дому. Как задерживаются ее любимые родители! «Будет жалко, — подумала она, — если сорвется ужин».

Спустя некоторое время Флер начала беспокоиться. Она дернула шнурок сонетки, призывая к себе Молли. Ей надо было хоть с кем-то поговорить, ибо девушку переполняла тревога: уже совсем стемнело, а сэр Гарри и леди Роддни по-прежнему не появились.

Флер взволнованно посмотрела на служанку.

— О Молли, наверное, с ними произошло несчастье!

— Что вы, нет, нет, мисс, — прошептала Молли, хотя ею овладело дурное предчувствие.

Флер нервно стискивала руки.

— Что же могло их так задержать? Ох, если бы мы не были так оторваны от мира и могли бы связаться с Дувром, чтобы разузнать, прибыл ли пароход. Но, увы, мы не можем этого сделать!

«Если пароход вообще прибыл», — мрачно подумала служанка, но не осмелилась высказать свои мысли вслух. А в помещении для слуг не прекращались разговоры. Старший слуга Вайлер вспоминал о страшном шторме, разразившемся несколько лет тому назад (Флер тогда была еще ребенком). Тогда один из пароходов затонул, отнесенный далеко в море.

Пробило десять часов вечера, и наконец послышался стук колес подъезжающей кареты. Кровь бросилась в лицо Флер, и она устремилась в вестибюль.

— Наконец-то они приехали, Молли! О, слава Богу!

Не став дожидаться слуг, она сама распахнула тяжелую дубовую входную дверь.

Свирепый порыв ветра взметнул оборки ее нарядного платья. И холодная, как сама смерть, дрожь пронзила девушку насквозь, когда она увидела мужчину, который вышел из кареты и направился к ней. Приветственные слова, приготовленные ею для родителей, замерли на ее губах, и она не произнесла ни слова. Ибо вошедший оказался Арчибальдом де Виром. Он вошел в вестибюль. Да, это был тот человек, с которым она распрощалась сегодня ранним утром.

Закутанный в толстый серый плащ, он выглядел странно и угрюмо. Сняв треуголку, он медленно приблизился к девушке, оставляя за собой мокрые следы.

— Флер, дитя мое… Дорогая… — начал он и замолчал, словно лишился дара речи.

Девушку охватил такой ужас, что она оцепенела. Флер не могла произнести ни слова, она стояла как вкопанная и пристально смотрела на Арчибальда. Прежде чем он заговорил вновь, ей стало ясно, что привезена отнюдь не добрая весть. И девушка ошеломленно смотрела на него, безмолвно ожидая правды, какой бы жестокой она ни оказалась. Тогда Арчибальд, который, несмотря на свою прирожденную скупость, был человеком добрым и беспредельно жалел Флер, прокашлялся и хрипло сказал:

— Увы, мое дорогое дитя, то, что я должен сообщить, не принесет тебе ничего, кроме огромных страданий.

Молли, заломив руки, подошла к ним ближе, ее лицо стало смертельно бледным. Она напрягла слух, чтобы услышать то, что скажет де Вир. И вдруг Флер издала пронзительный крик:

— Мама!.. Папа!.. Что с ними случилось?!

Арчибальд немного сбивчиво рассказал ей все. Сюда его на самых быстрых лошадях прислала Долли, чтобы он сообщил Флер известие, которое уже достигло Лондона.

Пароход, который утром вышел из Кале, так и не достиг берегов Дувра. И никогда не достигнет… Совсем недалеко от английского берега на него налетел один из самых сильных штормов за всю историю Англии. Подробности еще неизвестны, но люди из береговой охраны утверждают, что пароход затонул и ни один из пассажиров не спасся.

Несчастный Арчибальд, на долю которого еще ни разу не выпадало такой горестной миссии, нервно теребил свою треуголку. Он не смел смотреть в лицо девушке. Он только слышал ее неудержимый плач:

— Боже, имей же сострадание… Имей сострадание… ну сделай же так, чтобы это было неправдой!

Де Вир снова заговорил:

— Дитя мое, как это ни печально, никакой надежды нет. Шторм настолько силен, что волны вздымаются, как горы, и даже самый искусный пловец не сможет добраться до берега.

Флер почти не слышала его. Она истерически кричала:

— Они утонули!!! Мои папа и мама утонули… они навеки покинули меня!!!

— Матерь Божья Мария, спаси и сохрани, — причитала Молли и, будучи примерной католичкой, несколько раз перекрестилась и упала на колени посреди вестибюля.

Перед глазами Флер, казалось, вздымались холодные безжалостные волны… Мама, такая красивая, такая умная, такая добрая… она тонула, тонула в бездонной пучине… она тонула, захлебываясь соленой водою, а волны, жестокие волны низвергались на ее восхитительно красивую голову. Папа, такой веселый и красивый, пытался спасти ее, но тщетно. Смерть поглотила их обоих. Холодная водная могила стала их вечным прибежищем… и они оба приняли эту ужасную, мучительную смерть.

Это было невыносимо для впечатлительной и хрупкой девушки, которую с такой огромной любовью Гарри с Еленой подарили друг другу. И темнота, кромешная тьма накрыла ее. Она рухнула без сознания в объятия преисполненного сочувствия Арчибальда де Вира.

Глава 7

Спустя два месяца в жаркий августовский день Флер сидела напротив Долли в небольшом кабинете в доме в Найтсбридже, который она так весело покидала в предвкушении встречи со своими родителями.

Уже час Долли де Вир непрерывно твердила одно и то же.

— У тебя нет выбора, дорогая. Ты должна сделать так, как тебе говорят, и должна помнить, что, пока тебе столько лет, сколько есть, ты находишься под опекой мистера Нонсила, а также под моею.

Флер молчала. Она почти не поддерживала разговора, как и все разговоры в эти восемь недель. Словно потрясение от страшной трагедии, выпавшей на ее долю, лишило ее дара речи. Она лишь монотонно отвечала: «Да, Долли», «Нет, Долли». Миссис де Вир весьма раздражало это. Будь у нее такая возможность, она решительно поссорилась бы с девушкой.