Тут мистер Нонсил напугал ее еще сильнее.

— Ну, полно, полно вам, — произнес он. — Как я понимаю, вашей руки постоянно добивается один весьма знатный аристократ. Знаменитый барон… который предлагает вам титул и богатство, о таком может лишь мечтать любая молодая леди. Вот так-то вот, дитя мое.

Когда она поняла значение его слов, кровь застыла в ее жилах.

— Если вы говорите о лорде Сен-Шевиоте, то я никогда не выйду за него замуж, в чем твердо заверяю вас, — тихо проговорила она.

Поверенный продолжал улыбаться, но многозначительно поднял кустистые брови.

— Ну, это мы еще посмотрим! — промурлыкал он.

И с этой минуты Флер потеряла покой. Долли делала бесконечные попытки переубедить ее. Флер казалось, что она сойдет с ума, выслушивая постоянные дифирамбы, которые Долли пела в адрес барона.

Когда несчастная, вконец измученная этими уговорами и угрозами девушка закричала, что она скорее утопится, чем станет леди Сен-Шевиот, Долли назвала ее поведение неблагодарным.

— Что сказали бы твои папа с мамой, узнав о твоем неблагоразумном поведении! — восклицала Долли.

На что Флер, рыдая, отвечала:

— Мама с папой желали мне только счастья и говорили, что я могу сама выбрать себе мужа.

На это Долли обзывала мисс Флер Роддни избалованным ребенком.

Как-то раз Флер, робко подойдя к Долли, спросила, можно ли ей взять некоторое количество из доставшихся ей по наследству денег, чтобы поселиться в уединении со своей служанкой. Если не в имении Пилларз (о Пилларз!), то в одном из домиков, принадлежавших ее отцу. Услышав эту просьбу, Долли пронзительно рассмеялась.

Флер чувствовала всевозрастающее отчаяние и тоску по родным местам. Она тосковала по имению Пилларз, но дом там закрыли. Донна, любимая собака матери, съев какую-то отраву, слегла и умерла, так что еще одно любимое Флер существо было вырвано из ее жизни.

Она скверно себя чувствовала. Августовская лондонская жара тяжелым грузом давила на нее.

Иногда она подумывала, не сбежать ли ей. Но к кому? К кому она могла убежать? Она была слишком горда, чтобы попросить помощи у Фостеров, после того как Долли оскорбила миссис Фостер и Кэти больше не была ее подругой. Ведь не могла же благовоспитанная девушка, выросшая в сельской местности, даже подумать о том, чтобы оказаться одной на небезопасных улицах Лондона без пенни в кармане. Самым возмутительным был сговор Долли с мистером Нонсилом — чтобы ни одного шиллинга из состояния, по праву принадлежавшего Флер, не было ей выплачено. А без денег она совершенно беспомощна, и Долли прекрасно понимала это.

Остаток этого дня миссис де Вир была необычайно брюзглива и недоброжелательна. Наконец Флер, глядя на нее умоляющим взором, проговорила:

— О Долли, мое несчастье так велико, что его невозможно вынести! Я чувствую, что не переживу этого!

Миссис де Вир взирала на осунувшееся, печальное лицо Флер с некоторым беспокойством. «Черт побери, — подумала она, — мне совершенно не нужно, чтобы она умерла!» Долли еле сдерживалась, чтобы не закатить девушке пощечину. Однако, стараясь быть поласковее, она обняла Флер и погладила ее по светловолосой опущенной головке.

— Бедное дитя, ну прижмись же к моей груди, — сказала она. — О, поверь мне, ведь я хочу только одного — успокоить тебя, и если я иногда кажусь тебе резкой, то это для твоего же блага. Ведь я знаю, что будет лучше для тебя, — добавила она голосом сладким, как мед.

Флер так истосковалась хотя бы по капельке любви и понимания… она так давно не чувствовала теплоты и нежности, которые раньше получала от родителей, что доверчиво ринулась в объятия Долли.

— О, умоляю вас, Долли, не надо больше относиться ко мне жестоко, ибо мое сердце разбито! — всхлипывая, проговорила она.

— Ну, ну, полно тебе, детка, сделай, как я прошу, согласись сегодня вечером встретиться с его светлостью, — уговаривала Флер коварная женщина. — В своем искаженном горем воображении ты выстроила совершенно ложное представление о нем, а ведь он прекрасный, достойный человек и будет боготворить тебя всю свою жизнь.

Стройное тело Флер вздрогнуло. Ее заплаканное лицо уткнулось в плечо миссис де Вир.

— Ну будь же благоразумной, позволь ему засвидетельствовать тебе почтение, дорогая, — продолжала Долли. — И потом, ты всегда будешь для твоей Долли маленькой милой Флер. Я уверена, папа с мамой очень обрадовались бы, если бы узнали, что ты вступаешь в такой блистательный брак.

Флер снова вздрогнула и прошептала:

— А если я… а если я не буду встречаться с ним?

Тут Дошли разыграла свою козырную карту. Внезапно она опустилась перед девушкой на колени, совершенно не беспокоясь о том, как нелепо выглядит в съехавшем набок чепце и с растрепанными волосами; ее немного раскосые глаза переполнились слезами. Она просила у Флер пощады. Теперь наконец нужно рассказать девушке, как важно все это для нее, Долли, и почему она предпринимает такие усилия… все это даже не ради будущего Флер, а ради семьи Долли, которая делала для нее все с тех пор, как погибли ее родители. Долли, обливаясь слезами, поведала изумленной Флер душераздирающую историю о своей безумной расточительности, об огромных долгах, об огромном несчастье, которое постигнет ее, а вместе с ней Изабеллу и Имогену, если эти долги не будут погашены. Ведь она, Долли, наделала столько долгов, что, если Арчибальд узнает о них, он никогда ей этого не простит. Он может наказать ее, оставив чахнуть в долговой тюрьме. А бедный дорогой Сирил! Ведь ему надо учиться в Оксфорде, но вместо этого… Они все будут разорены… Если Флер не выйдет замуж за Сен-Шевиота.

Пунцовая от стыда и в полном смятении, Флер сверху вниз взирала на кузину своего отца.

— Но ведь у меня есть кое-какие средства, и я могла бы помочь вам, — выдавила она из себя.

Стеная и сморкаясь, Долли объяснила, что Флер не имеет права прикоснуться к своим деньгам, пока не достигнет совершеннолетия или не выйдет замуж за человека, который будет способен контролировать ее состояние. К несчастью, Гарри Роддни составил свое завещание так, что Долли может претендовать на деньги Флер только с согласия мистера де Вира, ибо соопекуном является он. А она не осмелится рассказать ему обо всем, не сможет попросить его взять крупную сумму из состояния Флер.

Флер с трудом понимала все эти юридические тонкости, о которых ей говорила Долли, но начинала верить, что, отказав Сен-Шевиоту, она может разорить Долли и ее детей.

— Значит, эти деньги могут быть получены только посредством моего обручения с бароном? — шепотом спросила Флер.

— Да, дорогая моя, — сказала Долли, застенчиво глядя на девушку и чувствуя, что наконец-то она, похоже, одержала победу.

Флер глубоко вздохнула.

— Вы просите от меня страшной жертвы, кузина Долли.

— Даже если и так то я все равно прошу об этом, — с пылом произнесла Долли. — О, не дай мне погибнуть в долговой тюрьме!

— Если бы только Арчибальд находился здесь! — с отчаянием воскликнула Флер.

— Но его здесь нет, — сказала Долли. — Я полностью в твоей власти. О, милая, дорогая Флер, не бросай меня на произвол судьбы! Конечно, я поступала очень дурно, но ведь я прошу тебя ради моих детей, а ты помнишь, как сильно твоя мама любила тебя!

Флер закрыла глаза. Ей больно было думать о своей красивой и нежной матери и о той любви, которой она так трагически лишилась.

«Похоже, первая обязанность женщины — это выйти замуж, — покорно подумала она. — И не только Долли, но и большинство светских дам сочтут меня ненормальной, если я буду продолжать отвергать лорда Сен-Шевиота».

Внезапно Флер почувствовала, что у нее больше нет сил сопротивляться. В конце концов, она должна согласиться встретиться и снова поговорить с лордом Сен-Шевиотом. С отчаянием в голосе она проговорила:

— Я буду ужинать с вами сегодня вечером… и обдумаю предложение лорда Сен-Шевиота.

Но когда Долли с радостным криком вскочила и, называя ее ангелом, попыталась поцеловать Флер, та уклонилась от ее объятий. Девушка даже не плакала, чувствуя лишь невероятную усталость и смертельное одиночество.