— Не доставите ли мне удовольствие, мисс Роддни…

Она хотела произнести «нет» и крикнуть Тому, чтобы он остался. Но юноша, испытывая слишком глубокое почтение к возрасту и великолепию знаменитого барона, с выражением большого разочарования на лице отошел в сторону.

— Сохраните за мной следующий танец — шотландку[60], Флер, — произнес он, уходя.

Сен-Шевиот согнул руку, и Флер ничего не оставалось, как опереться на нее.

— Я сочту это за огромную честь, — тихо проговорил барон, — и хочу заметить, что этой ночью вы напоминаете мне фею всех цветов мира!

Она промолчала. Как и прежде, слушая Дензила Сен-Шевиота, она теряла дар речи от его лести. Ее сердила его навязчивость. Ей хотелось открыть этот торжественный бал с Томом, ее большим другом. Барон был слишком самоуверен, едва ли не деспотичен. Наверное, он производил на всех такое впечатление, поскольку желал, чтобы все его капризы немедленно удовлетворялись, и это не нравилось Флер. Ей, наиболее кроткой из всех, внезапно захотелось взбунтоваться.

Бал открывали полькой. Сен-Шевиот положил руку в лайковой перчатке на тонкую талию девушки. Она опустила правую руку на его ладонь. Девушка была легкая, как снежинка. Вспомнив свои недавно сказанные слова, что она — фея всех цветов в мире, он сардонически добавил про себя: «Какая жалость — срезать такой цветок и наблюдать, как он умирает».

Кружась с Флер в танце, он думал с бесстыдством: «Плохо, что я должен сдерживаться, когда мне хочется крепко прижать ее к себе и закрыть этот нежный юный ротик поцелуями. Я бы показал ей, что с Дензилом Сен-Шевиотом должно считаться!»

Флер, позабыв о своих неприятных мыслях, кружилась в танце с человеком, приглашенным ее отцом. Гости, наблюдавшие за ними, перешептывались о том, какая это красивая пара — высокий черноволосый мужчина и стройная светловолосая девушка. Барон был великолепным танцором и превосходным партнером для Флер, которая двигалась с несравненной грацией. Какое-то время гости, не отрывая глаз, любовались ими. Тогда Елена, не желая выставлять дочь на всеобщее обозрение, присоединилась к танцу со своим мужем. И вскоре вся зала заполнилась танцующими парами.

Веселая полька закончилась, и Сен-Шевиот галантно проводил Флер к зимнему саду. Он провел ее через двери, и она опустилась на красную плюшевую софу.

— Могу я принести вам чего-нибудь прохладительного? — осведомился лорд.

— Ничего не нужно, благодарю вас, — тихо ответила девушка.

Его темные глаза бесцеремонно рассматривали ее. Он заметил, что она старается избежать его взгляда. Но это не останавливало его. Напротив, ее нерасположенность к нему только разжигала пламя его желания.

Флер сидела на софе, обмахиваясь изящным пестрым веером, который держала одетой в кружевную перчатку рукой. Она попыталась заговорить о празднике.

— Как много гостей пришло на мой день рождения, — сказала она. — А какие замечательные подарки я получила. Посмотрите, папа подарил мне вот это…

И она доверчиво протянула руку. На тонком запястье красовался прелестный браслетик из жемчуга, обрамленного золотом. Сен-Шевиот посмотрел на браслет с довольно презрительной улыбкой и промолвил:

— Симпатичная побрякушка. Однако она не достойна такой восхитительной ручки. У меня в Кадлингтоне есть браслет, который носила еще моя французская бабушка. Прежде он принадлежал Марии Антуанетте и стоит много тысяч фунтов. Мне бы хотелось, чтобы вы носили его.

Флер проглотила комок в горле. Ее ресницы затрепетали, она озиралась по сторонам, словно испуганный олененок.

— Я… я очень высоко ценю подарок папы… Но я… меня вовсе не интересуют драгоценности, — пробормотала она.

Сен-Шевиот подумал: «Ее талия настолько тонка, что из двух браслетов графини Маргариты я мог бы сделать для Флер бриллиантовый пояс. И однажды это случится. И я сам повяжу его на ней».

— А где мои орхидеи? — неожиданно спросил он с той резкостью, которая приводила Флер в смятение. И снова она расстроилась и смутилась, не желая выглядеть невежливой.

— Благодарю вас, орхидеи восхитительны. Но я… я не смогла украсить себя ими… поскольку они… для моего вечернего платья понадобились фиалки, — проговорила она испуганно и запинаясь.

Барон сложил руки на груди и взглянул на девушку с присущей ему улыбкой, лишенной обаяния.

— Завтра из Кадлингтона я пришлю вам еще орхидей. Вы сможете выложить из них ковер и ступать по нему своими прелестными ножками. Если не возражаете.

Разговор привел девушку в ужас, и она поднялась с софы.

— Нет, нет, сядьте, — произнес он более мягким тоном, приказав себе сдерживать свою всевозрастающую страсть. В обратном случае он просто протянул бы руку и сделал все, что ему хотелось. Женщины любят силу, но сейчас перед ним была такая, за которой нужно сначала поухаживать, а уже затем приручить. — Прошу вас, мисс Роддни, сядьте, — повторил он. — И простите меня, если я хоть чем-нибудь оскорбил ваш слух.

Она положила руку на быстро бьющееся сердце.

— Я слышу, заиграли шотландку. Я обещала мистеру Куинли…

— Значит, вы не останетесь и не поговорите со мной?

— Нет… — начала она и тут с облегчением увидела высокую юношескую фигуру Томаса Куинли. Он выглядел весьма неуклюжим рядом со знаменитым бароном, но для Флер являл самое желанное зрелище — сейчас он казался ей скалой, за которой можно укрыться. — По-моему, сейчас ваш танец, Том, — проговорила она.

Он поклонился и протянул ей руку. И она удалилась со своим спасителем, боясь оглянуться назад, на Сен-Шевиота.

Барон прищурился, его глаза превратились в узкие щелочки. Он поднял брови, и сардоническая усмешка скривила его губы. Итак, первый раунд за ней. Первое из, возможно, многочисленных сражений, предстоящих им. Вместо того чтобы вернуться в танцевальную залу, он приказал проходившему мимо слуге принести его шляпу и накидку. И сразу отправился в Лондон, оставив записку для Гарри Роддни:

Прошу меня простить, но я внезапно почувствовал себя плохо, и мне пришлось вызвать мою карету. Не думаю, что я нравлюсь вашей дочери, однако мне хотелось бы, чтобы вы знали: ради ее удовольствия я готов умереть.

Сен-Шевиот

Получив эту записку, Гарри с удивлением передал ее жене. Елена лишь пожала плечами.

— Сомневаюсь, что он заболел. Уверена, что это — уязвленное самолюбие. Флер только что рассказала мне, что нашла его разговор непристойным. Она пересказала мне его слова, и я считаю, что она совершенно права.

— О дорогая, дорогая, — произнес Гарри и дернул себя за мочку уха. Не претендуя на понимание логики женской части своей семьи, он уяснил лишь одно: если Сен-Шевиот будет оставаться в состоянии «уязвленного самолюбия», то Гарри лишится прекрасной охоты и незаурядных развлечений. Хотя, безусловно, если его дорогим женщинам не нравится этот человек, то следует отказать ему от дома.

Глава 5

Примерно месяц спустя звезда над головою дочери герцогини Кентской наконец воссияла сверкающим протуберанцем. Ее дядя Вильгельм IV скончался 20 июня, и молодая Виктория стала Королевой Англии.

Флер гостила у кузины Долли в высоком элегантном особняке де Виров в Найтсбридже, когда услышала это известие. О выдающемся событии узнали все… Раздавались пушечные выстрелы, по улицам носились мальчишки-газетчики, всюду царила неимоверная суматоха, лавочники закрывали лавки и прикрепляли траурные ленты на двери домов и свои шляпы. Англия погрузилась в траур по королю, оставившему необычный след в этом мире. Но, с другой стороны, юной, хрупкой на вид девушке с сердцем льва судьбой было предначертано править самой великой империей, которую когда-либо знала история.

Это известие взволновало всю Англию и каждую семью, не исключая и Виров. Арчибальд де Вир рано утром выехал из дома и вернулся, чтобы рассказать своим домочадцам, что вокруг дворца собралась огромная толпа и волнение не утихает. Долли тут же послала двойняшек наверх, на поиски черных траурных платьев, и отправила записку своей портнихе мисс Голлинг, чтобы та немедленно приехала, ибо в гардеробе самой Долли не имелось черного туалета. «Флер тоже должна немедленно переодеться в черное», — заявила она.