прийти в себя, концы плети вновь с силой впиваются в меня уже с другой стороны спины.
Он снова и снова делает замахи, и каждый раз опускает плеть на мою спину.
О, Боже, я не могу в это поверить!
Вновь и вновь я получаю сильные удары с регулярностью и методичностью. Боль
все нарастает, с каждым ударом я кричу все громче, будучи уже не в состоянии
продолжать сдерживаться под этим натиском ударов. И каждый раз он чуть усиливает
нажим, словно мои крики подстегивает его вкладывать больше силы в замахи. Его
дыхание тяжелое и затрудненное.
Хвостики плети распространяют болевые ощущения по всей спине, жестоко
покусывая мою бедную, нежную кожу. Это ужасно. Это выше моих сил, меня трясет, и
между криками агонии я плачу.
Стоп-слово. Я должна использовать стоп-слово.
Я утратила любую надежду, что Доминик поймет в каком я состоянии. Он жестко
порет меня, сквозь пелену боли и путаницу в мыслях до меня доходит, что возможно он
теряет контроль.
Теперь я действительно в ужасе – я безумно напугана, плачу все громче и
интенсивней по мере того, как дьявольское орудие вновь и вновь терзает мою спину:
слева, справа и снова слева и справа. Иной раз жалящие концы плети обвиваются вокруг
моего тела и попадают по груди и животу.
Каким же было стоп-слово?
Я в дикой агонии – голова безвольно перекатывается от одного плеча к другому,
спина выгибается от каждого удара, руки напряжены, я совершенно не могу думать. Все,
что я в состоянии делать – это с ужасом ожидать следующего удара.
Стоп…словом.. было…
Я собираюсь с силами и вою:
- Красный!
Он снова бьет меня. Бац! Сотни лезвий обрушиваются на мою воспаленную кожу.
- Красный, Доминик, остановись, остановись!
Это
не
«красный»…это..
О,
ЧЕРТ,
какая
БОЛЬ…это…что-то
другое…это…БОЖЕ МИЛОСТИВЫЙ…я умираю, я умираю…
- Алый! – вырывается мой вопль, - Алый!
Напрягаюсь в ожидании следующего удара, и, когда его не последовало, я начинаю
бесконтрольно вздрагивать, дико всхлипывая. Никогда не чувствовала такой боли: ни
физически ни морально.
- Бет? – это голос, которого я не слышала много дней. Это нормальный голос
Доминика. Голос моего друга, моего любовника, мужчины, которого я так жаждала снова
увидеть. – Бет, с тобой все в порядке?
Я не могу говорить, у меня истерика, слезы застилают мне глаза, с носа течет. Меня
всю сотрясает от рыданий.
- О Господи, детка, что такое? – в его голосе слышится паника. Он отбрасывает
плеть и бросается ко мне, чтобы расстегнуть мои путы. Как только с моих рук сняты
кандалы, я плюхаюсь на пол, сворачиваюсь клубочком, положив голову на свои колени, и
начинаю раскачиваться из стороны в сторону, не переставая рыдать.
- Бет, пожалуйста! - он кладет ладонь мне на руку, осторожно, чтобы не зацепить
мучительно воспаленную кожу на моей спине.
- Не прикасайся ко мне! – яростно выплевываю я сквозь слезы. – Не приближайся
ко мне!
Он отпрянул, на его лице шок и нерешительность.
- Ты использовала стоп-слово…
- Потому что ты избил меня почти до полусмерти, ты – ублюдок, чертов ублюдок,
после всего, что я для тебя сделала, всего, что дала и терпела…Боже, я не могу
поверить…, - я все еще захлебываюсь рыданиями, но мне удается говорить сквозь них, - Я
была такой гребаной идиоткой. Я верила тебе, ублюдок, я полностью тебе доверилась, и
посмотри, что ты со мной сделал…!
Мне так отчаянно больно – как физически, так и от тоски по моей рассыпавшейся
на осколки веры – что в итоге я могу лишь плакать.
Несколько минут Доминик молча смотрит на меня, будто в недоумении
соображает, как мы оказались в такой ситуации, или как утешить меня. Затем без слов
берет мой плащ и оборачивает вокруг меня. Даже его мягкий хлопок причиняет
чертовскую боль, соприкасаясь с моей многострадальной спиной.
Он аккуратно помогает мне встать на ноги и выводит из подземелья через пустой
бар на улицу. Машина по-прежнему ждет нас у обочины. Мы забираемся внутрь. Я
продолжаю плакать, не в состоянии удобно пристроить спину на сиденьях.
Всю дорогу назад на Рэндольф Гарденс я плачу, а Доминик не произносит ни
слова.
Неделя Четвертая
Глава 18
Воскресенье. Самый худший день в моей жизни. Я в агонии. В основном из-за того,
что вся моя спина покрыта ярко-красными волдырями, из-за которых я задыхаюсь от
ужаса каждый раз, когда вижу их в зеркале. У меня нет возможности хоть как-то смазать
спину лосьоном, поэтому я долгу сижу в прохладной ванне, стараясь сбить жар с
пылающей кожи.
Мое эмоциональное состояние тоже хуже некуда. Я не в силах остановить поток
слез при воспоминании о том, что сотворил со мной Доминик. Это словно ужасное
предательство. Он попросил довериться ему, и я это сделала. Он попросил довериться его
знаниям о моих лимитах, и я доверилась. Я сказала ему, что мне не понравилось
подземелье, но именно туда он меня и отвел, чтобы причинить невыразимые мучения.
И я ему это позволила.
Отчего тоже больно. Может, Доминик и орудовал плетью, однако я позволила себе
попасть в такую ситуацию. Но тут я напоминаю себе, что именно Доминик утратил
контроль и довел все до уровня, превышающего мои возможности. Должно быть, в запале
он забыл, что я в этом новичок, но его обязанностью было присматривать за мной и быть
в курсе того, что я могу вынести. В этом он облажался.
Так же безумно обидно, что Доминик не пытается со мной связаться, чтобы
поговорить. Он ушел молча. Я получила лишь одно лаконично сообщение, в котором
говорилось: «Я сожалею. Д». И больше ничего.
Неужели он действительно полагает, что одного сообщения достаточно, чтобы
компенсировать это… это физическое насилие?
Ему нужно придумать что-то получше этого.
В понедельник утром я звоню Джеймсу и говорю, что заболела. Его голос слегка
насторожен, будто он понимает, что я не совсем честна с ним, но, тем не менее он
произносит все полагающиеся в таких случаях слова о том, чтобы я позаботилась о себе и
не приходила на работу, пока не почувствую себя лучше. Я провожу день в одиночестве,
одержимо размышляя о днях, которые провела с Домиником, пытаясь анализировать,
почему все пошло настолько неправильно. Я сворачиваюсь калачиком с де Хэвиллендом
на диване, находя утешение в этом мягком мурлыкающем комочке теплоты.
По крайней мере, кот все еще любит меня.
Волдыри на моей спине все еще яркие и воспаленные, но боль чуть поутихла. Жар
на коже, из-за которого я не могла заснуть всю воскресную ночь, пошел на убыль. Я могу
лишь представлять то время, когда боль полностью исчезнет – когда я исцелюсь.
Во вторник я снова притворяюсь больной. На этот раз Джеймс явно обеспокоен.
- Все в порядке, Бет?
- Да, - говорю я, - ну…вроде как.
- Это как-то связано с Домиником?
- И да, и нет. Послушайте, Джеймс, мне нужен еще один день. Я вернусь на работу
завтра, обещаю. Тогда-то все вам и расскажу.
- Ладно, милая. Не торопись. Я понимаю.
Я знаю, как мне повезло с таким боссом.
Во вторник днем я чувствую себя немного лучше. Спина продолжает болеть, но
явно идет на поправку. Хотя на сердце до сих пор тяжело из-за отсутствия новостей от
Доминика. Всякий раз, когда я думаю об этом, то чувствую себя полностью
уничтоженной. Как он мог так плохо со мной поступить, а потом бросить? Конечно же, он