прийти в себя, концы плети вновь с силой впиваются в меня уже с другой стороны спины.

Он снова и снова делает замахи, и каждый раз опускает плеть на мою спину.

О, Боже, я не могу в это поверить!

Вновь и вновь я получаю сильные удары с регулярностью и методичностью. Боль

все нарастает, с каждым ударом я кричу все громче, будучи уже не в состоянии

продолжать сдерживаться под этим натиском ударов. И каждый раз он чуть усиливает

нажим, словно мои крики подстегивает его вкладывать больше силы в замахи. Его

дыхание тяжелое и затрудненное.

Хвостики плети распространяют болевые ощущения по всей спине, жестоко

покусывая мою бедную, нежную кожу. Это ужасно. Это выше моих сил, меня трясет, и

между криками агонии я плачу.

Стоп-слово. Я должна использовать стоп-слово.

Я утратила любую надежду, что Доминик поймет в каком я состоянии. Он жестко

порет меня, сквозь пелену боли и путаницу в мыслях до меня доходит, что возможно он

теряет контроль.

Теперь я действительно в ужасе – я безумно напугана, плачу все громче и

интенсивней по мере того, как дьявольское орудие вновь и вновь терзает мою спину:

слева, справа и снова слева и справа. Иной раз жалящие концы плети обвиваются вокруг

моего тела и попадают по груди и животу.

Каким же было стоп-слово?

Я в дикой агонии – голова безвольно перекатывается от одного плеча к другому,

спина выгибается от каждого удара, руки напряжены, я совершенно не могу думать. Все,

что я в состоянии делать – это с ужасом ожидать следующего удара.

Стоп…словом.. было…

Я собираюсь с силами и вою:

- Красный!

Он снова бьет меня. Бац! Сотни лезвий обрушиваются на мою воспаленную кожу.

- Красный, Доминик, остановись, остановись!

Это

не

«красный»…это..

О,

ЧЕРТ,

какая

БОЛЬ…это…что-то

другое…это…БОЖЕ МИЛОСТИВЫЙ…я умираю, я умираю…

- Алый! – вырывается мой вопль, - Алый!

Напрягаюсь в ожидании следующего удара, и, когда его не последовало, я начинаю

бесконтрольно вздрагивать, дико всхлипывая. Никогда не чувствовала такой боли: ни

физически ни морально.

- Бет? – это голос, которого я не слышала много дней. Это нормальный голос

Доминика. Голос моего друга, моего любовника, мужчины, которого я так жаждала снова

увидеть. – Бет, с тобой все в порядке?

Я не могу говорить, у меня истерика, слезы застилают мне глаза, с носа течет. Меня

всю сотрясает от рыданий.

- О Господи, детка, что такое? – в его голосе слышится паника. Он отбрасывает

плеть и бросается ко мне, чтобы расстегнуть мои путы. Как только с моих рук сняты

кандалы, я плюхаюсь на пол, сворачиваюсь клубочком, положив голову на свои колени, и

начинаю раскачиваться из стороны в сторону, не переставая рыдать.

- Бет, пожалуйста! - он кладет ладонь мне на руку, осторожно, чтобы не зацепить

мучительно воспаленную кожу на моей спине.

- Не прикасайся ко мне! – яростно выплевываю я сквозь слезы. – Не приближайся

ко мне!

Он отпрянул, на его лице шок и нерешительность.

- Ты использовала стоп-слово…

- Потому что ты избил меня почти до полусмерти, ты – ублюдок, чертов ублюдок,

после всего, что я для тебя сделала, всего, что дала и терпела…Боже, я не могу

поверить…, - я все еще захлебываюсь рыданиями, но мне удается говорить сквозь них, - Я

была такой гребаной идиоткой. Я верила тебе, ублюдок, я полностью тебе доверилась, и

посмотри, что ты со мной сделал…!

Мне так отчаянно больно – как физически, так и от тоски по моей рассыпавшейся

на осколки веры – что в итоге я могу лишь плакать.

Несколько минут Доминик молча смотрит на меня, будто в недоумении

соображает, как мы оказались в такой ситуации, или как утешить меня. Затем без слов

берет мой плащ и оборачивает вокруг меня. Даже его мягкий хлопок причиняет

чертовскую боль, соприкасаясь с моей многострадальной спиной.

Он аккуратно помогает мне встать на ноги и выводит из подземелья через пустой

бар на улицу. Машина по-прежнему ждет нас у обочины. Мы забираемся внутрь. Я

продолжаю плакать, не в состоянии удобно пристроить спину на сиденьях.

Всю дорогу назад на Рэндольф Гарденс я плачу, а Доминик не произносит ни

слова.

Неделя Четвертая

Глава 18

Воскресенье. Самый худший день в моей жизни. Я в агонии. В основном из-за того,

что вся моя спина покрыта ярко-красными волдырями, из-за которых я задыхаюсь от

ужаса каждый раз, когда вижу их в зеркале. У меня нет возможности хоть как-то смазать

спину лосьоном, поэтому я долгу сижу в прохладной ванне, стараясь сбить жар с

пылающей кожи.

Мое эмоциональное состояние тоже хуже некуда. Я не в силах остановить поток

слез при воспоминании о том, что сотворил со мной Доминик. Это словно ужасное

предательство. Он попросил довериться ему, и я это сделала. Он попросил довериться его

знаниям о моих лимитах, и я доверилась. Я сказала ему, что мне не понравилось

подземелье, но именно туда он меня и отвел, чтобы причинить невыразимые мучения.

И я ему это позволила.

Отчего тоже больно. Может, Доминик и орудовал плетью, однако я позволила себе

попасть в такую ситуацию. Но тут я напоминаю себе, что именно Доминик утратил

контроль и довел все до уровня, превышающего мои возможности. Должно быть, в запале

он забыл, что я в этом новичок, но его обязанностью было присматривать за мной и быть

в курсе того, что я могу вынести. В этом он облажался.

Так же безумно обидно, что Доминик не пытается со мной связаться, чтобы

поговорить. Он ушел молча. Я получила лишь одно лаконично сообщение, в котором

говорилось: «Я сожалею. Д». И больше ничего.

Неужели он действительно полагает, что одного сообщения достаточно, чтобы

компенсировать это… это физическое насилие?

Ему нужно придумать что-то получше этого.

В понедельник утром я звоню Джеймсу и говорю, что заболела. Его голос слегка

насторожен, будто он понимает, что я не совсем честна с ним, но, тем не менее он

произносит все полагающиеся в таких случаях слова о том, чтобы я позаботилась о себе и

не приходила на работу, пока не почувствую себя лучше. Я провожу день в одиночестве,

одержимо размышляя о днях, которые провела с Домиником, пытаясь анализировать,

почему все пошло настолько неправильно. Я сворачиваюсь калачиком с де Хэвиллендом

на диване, находя утешение в этом мягком мурлыкающем комочке теплоты.

По крайней мере, кот все еще любит меня.

Волдыри на моей спине все еще яркие и воспаленные, но боль чуть поутихла. Жар

на коже, из-за которого я не могла заснуть всю воскресную ночь, пошел на убыль. Я могу

лишь представлять то время, когда боль полностью исчезнет – когда я исцелюсь.

Во вторник я снова притворяюсь больной. На этот раз Джеймс явно обеспокоен.

- Все в порядке, Бет?

- Да, - говорю я, - ну…вроде как.

- Это как-то связано с Домиником?

- И да, и нет. Послушайте, Джеймс, мне нужен еще один день. Я вернусь на работу

завтра, обещаю. Тогда-то все вам и расскажу.

- Ладно, милая. Не торопись. Я понимаю.

Я знаю, как мне повезло с таким боссом.

Во вторник днем я чувствую себя немного лучше. Спина продолжает болеть, но

явно идет на поправку. Хотя на сердце до сих пор тяжело из-за отсутствия новостей от

Доминика. Всякий раз, когда я думаю об этом, то чувствую себя полностью

уничтоженной. Как он мог так плохо со мной поступить, а потом бросить? Конечно же, он