с несколькими (как правило, от 10 до 50) гладкими хвостами - прим. переводчика). Есть

девушки, которым необходимо чувствовать, как их запястья и лодыжки стянуты

веревками, а их голодные киски заполнены озорными игрушками. Они хотят, чтобы их

боль превратилась в самое интенсивное удовольствие, - она склоняет голову на бок и

дарит мне невероятно ласковую улыбку. - Ты такая, Бет?

Мое сердце колотится, дыхание учащается, но я стараюсь скрыть это. Мой голос

звучит надломлено:

- Не знаю. Возможно.

Ее улыбка исчезает, и она поворачивается к Доминику.

- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - говорит она ровным тоном. - Ты знаешь, что

будет, когда…

Доминик торопливо отвечает:

- Все в порядке, Ванесса, правда.

Она задумывается на мгновение и снова обращает на меня взор.

- Хочу убедиться, что ты понимаешь, Бет. Есть вещи, которые взрослые люди хотят

делать, но общество относится к этому с неприязнью или даже отвращением. Это не

вяжется с принятым описанием сексуальности и открывает некоторые неловкие вещи о

нас самих. Но я верю, что каждый человек имеет право жить так счастливо, как может. И

если для этого нужна такая мелочь, как периодическая порка, то, думаю, вполне

допустимо, чтобы он мог ее получить и насладиться… Я предлагаю это место, как рай для

таких людей, - пространство, куда они приходят и безопасно проживают свои фантазии.

Безопасность и согласие – это ключ ко всему, что происходит в этом доме, Бет. Как только

ты поймешь это, ты почувствуешь себя более защищенной на выбранном тобой пути.

- Я понимаю, - отвечаю я и вдруг осознаю, что это своего рода привилегия – быть

здесь, слушать такого опытного человека, практикующего такое искусство.

- Хорошо, - она делает глоток вина. - Мне надо идти, я очень занята этим вечером.

Думаю, Доминик хочет показать тебе кое-что еще. - Она отставляет свой бокал и встает.

Улыбаясь и почти дружелюбно, она произносит, - Прощай, Бет. Приятно было поговорить

с тобой.

- До свидания. И спасибо.

- Доминик…мы однозначно поговорим с тобой позже, - после чего она покидает

комнату.

Я поворачиваюсь к Доминику:

- Вау!

Он медленно кивает.

- Она знает свое дело. Пойдем, нужно посетить еще одно место.

Мы возвращаемся на цокольный этаж, проходим через вход в бар и заходим в

толстую бронированную дверь. За ней еще находится еще одна. Мне совсем не нравится,

как все это выглядит. Она вся шипованная, с ручками из грубо обработанного металла.

Доминик идет первым и открывает ее. За дверью кромешная темень. Он включает свет, и

потолочные светильники озаряют помещение.

Я не могу сдержаться и ахаю. Комната выглядит, как средневековая камера пыток.

Передо мной большая штуковина, похожая на деревянный каркас с кандалами и цепями

для фиксации рук и ног. Напротив стены большой Х-образный крест, также со

специальными петлями для удержания. С потолка до пола свисают цепи. Не знаю, для

чего они нужны. Во всяком случае в данный момент даже не догадываюсь. Тут есть и

странные деформированные скамейки, на которых люди должны лежать в различных

позах. В углу находится что-то, похожее на большую, стоящую вертикально коробку с

проделанными в ней отверстиями. Все это итак достаточно жутко выглядит, но тут мой

взгляд натыкается на стену, на которой в ряд на крючках висят различные инструменты.

Каждый из них наводит на меня ужас. Там приспособления для порки. У некоторых -

толстая рукоятка и большой пучок кожаных хвостов. У других - только несколько

кожаных хвостов с узелками на концах, а рукоять толще и на вид тяжелее. Какие-то

выглядят мягкими, почти пушистыми, с тонкими ручками и длинными кисточками из

конского волоса. Другие на вид более устрашающие: с плетеными хвостами или одним с

зигзагообразным плетением по всей длине и зловещего вида раздвоением на конце. Там

же висят и предметы, похожие на ездовые стеки: тонкие хлысты из тугой, упругой кожи,

прикосновения которых к обнаженной коже, кажется, вызовет адскую боль; кнуты с

толстыми ручками, постепенно сужающимися, переходя в тонкий кончик. Имеются также

жесткие и твердые трости; паддлы всех размеров, некоторые с двумя наконечниками,

другие - с множеством отверстий, а третьи – совсем простые на вид. Именно последние

испугали меня больше всего.

- Доминик, - хватаюсь я за него. - не знаю… Я не уверена...

- Шшш…Тише, - он обнимает меня и прижимает к себе, поглаживая по волосам. -

Все только выглядит так устрашающе. Это место, где воображение заводит в области,

которые обычно предстают твоим худшим кошмаром. Но все не так плохо, клянусь.

Каждый приходит сюда добровольно, находится тут добровольно и не случится ничего,

чего он не хочет.

Мне с трудом в это верится, но Доминик склоняет ко мне голову и мило улыбается.

- Обещаю, я не хочу причинить тебе боль - не так, как ты себе это представляешь.

И не волнуйся, мы в любом случае не будем начинать тут.

Я напугана и дрожу. Меня охватывает беспокойство о том, что я делаю и на что

соглашаюсь. Не знаю, смогу ли сделать это.

Доминик подносит мои руки к губам и целует их. Когда он произносит следующие

слова, его голос звучит низко и гортанно:

- Доверься мне. Больше от тебя ничего не требуется. Просто, верь мне.

Глава 15

По дороге домой я практически не разговариваю. Чувствую себя странно и

болезненно. Никак не удается стереть из памяти картинку того места или перестать

думать о том, что там происходит. Перед взором встают обезумевшие глаза, пена вокруг

ртов, слышатся крики и свист хлыста по мягкой плоти. Для меня это все бессмысленно.

Как такое может быть связано с любовью – со стремлением любить и утешать, относиться

к кому-то с нежностью и лаской?

Доминик ощущает мои страхи и позволяет мне взять таймаут, чтобы переварить

увиденное. Но он ни на минуту не перестает обнимать меня за плечи одной рукой и не

убирает склоненную ко мне голову. Я чувствую, словно могу зарядиться его силой и

уверенностью, и это немного помогает.

- Хочу тебе кое-что показать, - говорит он, когда мы высаживаемся из такси перед

домом на Рэндольф Гарденс. - Нечто только для нас.

Я в недоумении.

- Пойдем, - он выглядит довольным и взволнованным. Всю дорогу, пока мы

поднимаемся по лестнице и едем в лифте в его крыле здания, он держит меня за руку.

Однако в этот раз мы поднимаемся не на пятый, а на седьмой – самый верхний этаж.

- Куда мы идем? - удивляюсь я.

Он улыбается, его глаза горят.

- Увидишь.

На седьмом этаже он проводит меня по коридору и останавливается перед одной из

дверей. Достает ключ и открывает ее.

Сегодня меня позабавило, удивило и ужаснуло то, что я обнаружила за закрытыми

дверями, но это нечто совершенно иное. На этот раз, шагнув внутрь, меня охватывает

недоумение. Я попала в квартиру, почти идентичную по планировке, но немного

поменьше, чем квартира Селии или Доминика. Отделка довольно незамысловатая, а

меблировка довольно простая.

- Вот, - Доминик пересекает небольшую прихожую и открывает дверь в спальню. Я

иду за ним и заглядываю в комнату.

- Я сделал это для нас, - говорит он, когда я вхожу. - Закончил за выходные.

Передо мной красивый будуар, большую часть которого занимает огромное ложе:

оформленная под старину железная кровать со свежими белоснежными простынями,

горой подушек и сиреневым шелковым стеганым покрывалом. Все материалы и тона в

комнате мягкие и чувственные, начиная с бархатного кресла, белого пушистого коврика и

заканчивая набором чего-то, похожего на небольшие метелки для пыли, на столике рядом