больше времени проводить шлепая меня, чем занимаясь чем-то другим. Ей это очень

нравилось. Боже, она просто обожала это, - его глаза блестят от воспоминаний.

То есть, фактически, он ничем не отличается от мужчины на том стуле. Мне не

понравилось чувство, которое я испытала представив, как Ванесса и Доминик занимаются

сексом: часть меня сжигает ревность, а часть – тайное возбуждение при мысли о том, как

он лежит голый на кровати, доведенный до вершины наслаждения.

- А . . .ты? Тебе это нравилось?

Он снова вздыхает и делает еще один глоток вина:

- Это так сложно объяснить, если сам не испытал. Знаю, звучит невероятно, но боль

и удовольствие очень тесно взаимосвязаны. Не обязательно, чтобы боль была чем-то

наихудшим в мире – она может стимулировать или возбуждать, а удовольствие сделать

очень, очень интенсивным. Когда боль увязывается с определенными фантазиями или

склонностями, которые уже существуют в твоей психике – например, с желанием, чтобы

тебя контролировали или наказывали, чтобы с тобой обращались, как с непослушным

ребенком или дерзкой девчонкой, которая нуждается в укрощении – что ж, тогда эффект

может быть просто фееричным.

Я пытаюсь представить, но все равно не могу понять, как битье и боль могут

приносить удовольствие. Во всяком случае, уверена – это не про меня. Не думаю, что у

меня есть фантазии быть наказанной. Мои фантазии, однозначно, о любви.

Доминик продолжает, очевидно, чтобы полностью выговориться:

- По этому пути я был готов пройти только до этого, но Ванесса хотела зайти

дальше. У нее было желание провести полноценное бичевание, но я не был заинтересован.

Мне нравились ее игры, но до определенной границы, а дальше они меня уже не цепляли.

И тогда мы обнаружили Клуб.

- Клуб?

Он кивает:

- Секретное сообщество единомышленников. Члены Клуба собирались в старом

лодочном сарае у реки, совершенно невзрачном снаружи, но внутри он был посвящен

искусству и практике порки. Он был полностью оснащен всем необходимым

оборудованием, которое сложно хранить в частном доме: траверсы, кресты, стойки и так

далее.

Я ахнула. Камера пыток? Боже, разве мы не пытаемся остановить такого рода

вещи, а не поощрять их? "Международная амнистия" вообще в курсе? (Международная

амнистия - организация борьбы за права человека и достойное обращение с

заключенными; основана П. Бенсенсоном в 1961г.- прим. переводчика)

Доминик видит выражение моего лица.

- Знаю, звучит плохо. Но это все по обоюдному согласию. Ничего не делается без

желания того, кого порят. Мой первый опыт был умопомрачительным. Я увидел, как

мужчина порол женщину, серьезно, порол. - Его взгляд стал отсутствующим и я понимаю,

что он вспоминает эту сцену. - Она была прикована к Андреевскому кресту – знаешь, это

такой Х-образный крест - ее ноги и руки крепко зафиксированы. Он использовал с ней

семь различных инструментов, начиная с легких шлепков кнутом из мягкого конского

волоса и заканчивая тяжелой плетью, которую называют «кошка о девяти хвостах» – за

исключением того, что у этой плетки их было двадцать. К концу сета женщина была

полностью измождена. Это было потрясающе.

В голове появляется картинка: женщина кричит в агонии, ее спина – одна

сплошная кровавая рана. Мужчина, обезумев от власти, бьет ее со всей силы. И это

должно приносить удовольствие?

- А когда они занимаются сексом? - робко спрашиваю я.

Доминик выглядит удивленным:

- Сексом?

- Там же происходят определенные сексуальные действия, разве нет? Или я

совершенно не понимаю суть? Ну, и когда у них секс?

- Правила клуба запрещают проникновение или половой акт, если участники не

находятся наедине и не согласовывают это, как часть их сцены. Но многие люди получают

сексуальное удовольствие без того, что ты определяешь под словом «секс». Секс – это

порка; порка - это секс. Или нет. Все относительно. Взаимоотношений и обмена властью,

происходящих между участниками порой бывает достаточно, чтобы получить

освобождение, которого они жаждут.

Я смотрю на него. Он прав: я никогда даже не думала о некоторых вещах, о

которых он говорит.

- Итак, вы стали членами этого клуба?

Доминик кивает:

- Ванесса обожала его. Это была сцена, которую она искала. Она нашла свою

семью. «Асилум» является ответвлением Клуба, но немного более изысканным, поскольку

предоставляет более специфические услуги, чем простое доминирование.

- Более? - спрашиваю я слабым голосом.

Доминик смеется:

- О, да. Намного. Но давай не будем отходить от основной темы нашего разговора.

Я пытаюсь объяснить, почему я никогда не буду как мужчина, которого ты видела в моей

квартире.

- Почему?

Он смотрит мне прямо в глаза.

- Потому что, когда я увидел ту порку, то однозначно понял, что не хочу быть

прикованным к кресту, получать шлепки и розги, принимать порочные наказания

инструментами. - Доминик замолкает на секунду. - Я захотел быть человеком с плетью.

Не принимать, а наоборот… я захотел – давать.

Не знаю, что сказать. Я просто уставилась на него широко раскрытыми глазами.

Доминик вздыхает, по его лицу видно, что он расстроен.

- Я не собирался говорить тебе об этом в такой форме. Все прозвучало совсем не

так, как бы мне хотелось.

Я почти не слышу его, пытаюсь в голове собрать воедино все элементы «мозаики».

- Так вот, что ты имел в виду, когда говорил, что ваши с Ванессой потребности

были не совместимы.

Он медленно кивает:

- Да. Боюсь, что так. В отношениях не может быть двух доминирующих личностей,

не когда это является приоритетной частью сексуальной жизни. Но, что более важно, мы

больше не были влюблены друг в друга. Отношения развивались своим чередом, и в итоге

мы стали друг другу теми, кем фактически и должны были стать – друзьями. А наши

поиски сцены тесно связали нас.

- Наручниками, судя по всему, - говорю я с негодованием. Мне немного обидно,

когда он начинает смеяться. - Я и не думала тебя смешить. Это все очень странно для

меня, - я наклоняюсь и внимательно его рассматриваю. Мне следовало догадаться, что

такой прекрасный мужчина не будет однозначным. – То есть, ты хочешь мне сказать, что

тебе нужно пороть женщин?

Он делает еще один глоток. Я заставляю его нервничать?

- Это необычная ситуация для меня, Бет, ведь ты ничего не знаешь об этом мире. И

вещи, вполне нормальные для меня, покажутся тебе странными. Веришь или нет, но есть

множество женщин, которые получают огромное удовольствие от покорности, будучи

сабами. А я получаю большое удовольствие как дом, контролируя их.

У меня нет слов. Я пытаюсь представить этого внешне нормального мужчину,

орудующим кнутом по спине беззащитной женщины. Во мне поднимается коктейль из

злости и горечи, но я не понимаю, откуда берутся эти эмоции. Обдумывая, что же мне со

всем этим делать, я вскакиваю на ноги. Стул с резким скрежетом отскакивает от меня по

каменным плитам.

- Теперь понятно, почему ты хочешь все прекратить, - мой голос дрожит. -

Полагаю, прошлой ночи тебе было недостаточно. Я думала, она была удивительной. Но,

наверно, из-за того, что ты не смог избить меня до полусмерти, эта ночь тебе таковой не

показалась. Что ж, спасибо, что сообщил.

В его глазах вспыхнула боль.

- Бет, нет, это не так.

Я обрываю его:

- Ничего, я понимаю. Думаю, мне пора идти, - разворачиваюсь и бросаюсь к двери.

Он вскакивает, выкрикивая мое имя, но я знаю, что он не сможет последовать за мной,

пока не оплатит счет. Я выбегаю на улицу и ловлю такси.