больше времени проводить шлепая меня, чем занимаясь чем-то другим. Ей это очень
нравилось. Боже, она просто обожала это, - его глаза блестят от воспоминаний.
То есть, фактически, он ничем не отличается от мужчины на том стуле. Мне не
понравилось чувство, которое я испытала представив, как Ванесса и Доминик занимаются
сексом: часть меня сжигает ревность, а часть – тайное возбуждение при мысли о том, как
он лежит голый на кровати, доведенный до вершины наслаждения.
- А . . .ты? Тебе это нравилось?
Он снова вздыхает и делает еще один глоток вина:
- Это так сложно объяснить, если сам не испытал. Знаю, звучит невероятно, но боль
и удовольствие очень тесно взаимосвязаны. Не обязательно, чтобы боль была чем-то
наихудшим в мире – она может стимулировать или возбуждать, а удовольствие сделать
очень, очень интенсивным. Когда боль увязывается с определенными фантазиями или
склонностями, которые уже существуют в твоей психике – например, с желанием, чтобы
тебя контролировали или наказывали, чтобы с тобой обращались, как с непослушным
ребенком или дерзкой девчонкой, которая нуждается в укрощении – что ж, тогда эффект
может быть просто фееричным.
Я пытаюсь представить, но все равно не могу понять, как битье и боль могут
приносить удовольствие. Во всяком случае, уверена – это не про меня. Не думаю, что у
меня есть фантазии быть наказанной. Мои фантазии, однозначно, о любви.
Доминик продолжает, очевидно, чтобы полностью выговориться:
- По этому пути я был готов пройти только до этого, но Ванесса хотела зайти
дальше. У нее было желание провести полноценное бичевание, но я не был заинтересован.
Мне нравились ее игры, но до определенной границы, а дальше они меня уже не цепляли.
И тогда мы обнаружили Клуб.
- Клуб?
Он кивает:
- Секретное сообщество единомышленников. Члены Клуба собирались в старом
лодочном сарае у реки, совершенно невзрачном снаружи, но внутри он был посвящен
искусству и практике порки. Он был полностью оснащен всем необходимым
оборудованием, которое сложно хранить в частном доме: траверсы, кресты, стойки и так
далее.
Я ахнула. Камера пыток? Боже, разве мы не пытаемся остановить такого рода
вещи, а не поощрять их? "Международная амнистия" вообще в курсе? (Международная
амнистия - организация борьбы за права человека и достойное обращение с
заключенными; основана П. Бенсенсоном в 1961г.- прим. переводчика)
Доминик видит выражение моего лица.
- Знаю, звучит плохо. Но это все по обоюдному согласию. Ничего не делается без
желания того, кого порят. Мой первый опыт был умопомрачительным. Я увидел, как
мужчина порол женщину, серьезно, порол. - Его взгляд стал отсутствующим и я понимаю,
что он вспоминает эту сцену. - Она была прикована к Андреевскому кресту – знаешь, это
такой Х-образный крест - ее ноги и руки крепко зафиксированы. Он использовал с ней
семь различных инструментов, начиная с легких шлепков кнутом из мягкого конского
волоса и заканчивая тяжелой плетью, которую называют «кошка о девяти хвостах» – за
исключением того, что у этой плетки их было двадцать. К концу сета женщина была
полностью измождена. Это было потрясающе.
В голове появляется картинка: женщина кричит в агонии, ее спина – одна
сплошная кровавая рана. Мужчина, обезумев от власти, бьет ее со всей силы. И это
должно приносить удовольствие?
- А когда они занимаются сексом? - робко спрашиваю я.
Доминик выглядит удивленным:
- Сексом?
- Там же происходят определенные сексуальные действия, разве нет? Или я
совершенно не понимаю суть? Ну, и когда у них секс?
- Правила клуба запрещают проникновение или половой акт, если участники не
находятся наедине и не согласовывают это, как часть их сцены. Но многие люди получают
сексуальное удовольствие без того, что ты определяешь под словом «секс». Секс – это
порка; порка - это секс. Или нет. Все относительно. Взаимоотношений и обмена властью,
происходящих между участниками порой бывает достаточно, чтобы получить
освобождение, которого они жаждут.
Я смотрю на него. Он прав: я никогда даже не думала о некоторых вещах, о
которых он говорит.
- Итак, вы стали членами этого клуба?
Доминик кивает:
- Ванесса обожала его. Это была сцена, которую она искала. Она нашла свою
семью. «Асилум» является ответвлением Клуба, но немного более изысканным, поскольку
предоставляет более специфические услуги, чем простое доминирование.
- Более? - спрашиваю я слабым голосом.
Доминик смеется:
- О, да. Намного. Но давай не будем отходить от основной темы нашего разговора.
Я пытаюсь объяснить, почему я никогда не буду как мужчина, которого ты видела в моей
квартире.
- Почему?
Он смотрит мне прямо в глаза.
- Потому что, когда я увидел ту порку, то однозначно понял, что не хочу быть
прикованным к кресту, получать шлепки и розги, принимать порочные наказания
инструментами. - Доминик замолкает на секунду. - Я захотел быть человеком с плетью.
Не принимать, а наоборот… я захотел – давать.
Не знаю, что сказать. Я просто уставилась на него широко раскрытыми глазами.
Доминик вздыхает, по его лицу видно, что он расстроен.
- Я не собирался говорить тебе об этом в такой форме. Все прозвучало совсем не
так, как бы мне хотелось.
Я почти не слышу его, пытаюсь в голове собрать воедино все элементы «мозаики».
- Так вот, что ты имел в виду, когда говорил, что ваши с Ванессой потребности
были не совместимы.
Он медленно кивает:
- Да. Боюсь, что так. В отношениях не может быть двух доминирующих личностей,
не когда это является приоритетной частью сексуальной жизни. Но, что более важно, мы
больше не были влюблены друг в друга. Отношения развивались своим чередом, и в итоге
мы стали друг другу теми, кем фактически и должны были стать – друзьями. А наши
поиски сцены тесно связали нас.
- Наручниками, судя по всему, - говорю я с негодованием. Мне немного обидно,
когда он начинает смеяться. - Я и не думала тебя смешить. Это все очень странно для
меня, - я наклоняюсь и внимательно его рассматриваю. Мне следовало догадаться, что
такой прекрасный мужчина не будет однозначным. – То есть, ты хочешь мне сказать, что
тебе нужно пороть женщин?
Он делает еще один глоток. Я заставляю его нервничать?
- Это необычная ситуация для меня, Бет, ведь ты ничего не знаешь об этом мире. И
вещи, вполне нормальные для меня, покажутся тебе странными. Веришь или нет, но есть
множество женщин, которые получают огромное удовольствие от покорности, будучи
сабами. А я получаю большое удовольствие как дом, контролируя их.
У меня нет слов. Я пытаюсь представить этого внешне нормального мужчину,
орудующим кнутом по спине беззащитной женщины. Во мне поднимается коктейль из
злости и горечи, но я не понимаю, откуда берутся эти эмоции. Обдумывая, что же мне со
всем этим делать, я вскакиваю на ноги. Стул с резким скрежетом отскакивает от меня по
каменным плитам.
- Теперь понятно, почему ты хочешь все прекратить, - мой голос дрожит. -
Полагаю, прошлой ночи тебе было недостаточно. Я думала, она была удивительной. Но,
наверно, из-за того, что ты не смог избить меня до полусмерти, эта ночь тебе таковой не
показалась. Что ж, спасибо, что сообщил.
В его глазах вспыхнула боль.
- Бет, нет, это не так.
Я обрываю его:
- Ничего, я понимаю. Думаю, мне пора идти, - разворачиваюсь и бросаюсь к двери.
Он вскакивает, выкрикивая мое имя, но я знаю, что он не сможет последовать за мной,
пока не оплатит счет. Я выбегаю на улицу и ловлю такси.