Наверное, впервые попали в такой посёлок, подумал Юра и помахал им рукой.

В политотделе дежурная выдала талоны на места в первой гостинице и в столовую.

В коридоре гостиницы Юра натолкнулся на Варю Каширину из Оротукана. Она бежала с полотенцем и мыльницей и заметила Его первой.

— Юра? Приехал? Иди в нашу комнату, а потом постараемся договориться и устроим тебя в нашем крыле. Мы уже всё тут знаем.

Он пошёл за Кашириной в комнату.

— Познакомьтесь. Это наш оротуканец, наверное, слыхали, Колосов, — и убежала.

Юра не привык к такому многочисленному женскому обществу. Здоровался стеснительно, глядел исподлобья.

Краснощёкая молоденькая Якутка сидела на кровати и посматривала на него. Где он мог видеть это лицо? — мучительно вспоминал Юра. Что-то знакомое, но далёкое послышалось Ему в Её голосе. Но сколько он ни силился припомнить, всё расползалось как след на песке.

Вернулась Варя и сообщила, что Юра может переходить в комнату рядом. Юра поднялся.

— Где тут делегаты Юга? — басил знакомый голос в коридоре.

— Валерка, сюда, сюда. Мы тут! — Варя ввела Самсонова.

— А, брат Юрка? Ты уже здесь, да и я прикатил, как видишь, — усмехнулся он и сбросил котомку на первую попавшуюся кровать.

— Валерочка, неудобно. Кровать чужая, а мешок твой…

Самсонов наклонился над узлом и стал счищать присохшую грязь.

— И верно, не из бани. Но уж Если он лежит, то какой смысл пачкать другую койку? — И, повернувшись к Варе, несколько удивлённо спросил — Это что же? Я тут с вами и должен жить?

Девушки заулыбались. Варя засмеялась.

— Смешной, милый Валерик. Ты всё такой же. А уже давно бы пора…

— Я тоже нахожу, да вот всё некогда, — не дав ей договорить, согласился он и стал снимать шубу.

— Да стой же ты! Не здесь. — Варя попросила Юру забрать с собой Валерия.

Колосов вернулся. Румяная Якутка сидела в белой шерстяной рубашке/ со знакомой голубой каемкой на воротнике. Он сразу вспомнил юрту Гермогена и свой подарок девочке-подростку, проезжавшей с отцом на Таскан.

— Мария? Вот это здорово! Убей, никогда бы и не узнал. Как выросла, похорошела, молодец…

Девушка смеялась и поправляла воротничок.

Оказалось, что она закончила Тасканскую школу и собиралась уезжать в Ленинград, в Институт народов Севера.

Утром пошёл липкий снег. С крыш падала капель, и мокрая обувь оставляла на тропинках тёмные следы.

В клуб, где должна была проходить конференция, пошли все вместе. По дороге пели. Мария шла рядом с Юрой, напевала тоненьким голоском и поглядывала на шагающего впереди Самсонова. Валерка то и дело сбивался с шага, наступал на ноги, извинялся и удивлённо разглядывал свои большие валенки.

В клубе гремел оркестр. К подъезду со всех сторон подходили делегаты. Комсомольская организация Южного управления была самой крупной на Колыме, о Её делах на приисках было известно всему Дальстрою.

Значит, будет выступать наш Пашка-секретарь, подумал Колосов и стал раздеваться. Но вдруг из фойе ребята побежали на улицу. Бросился за ними и Юра. Оказалось, что пограничники побережья доставили конференции эстафету.

Подходили новые делегации. Было торжественно и радостно. Встречались знакомые.

— Родионов Виктор! Привет! Ты сейчас где?

— А, Володя Светлов? Здравствуй! На Индигирке, в поисковой. А ты где пропадаешь?

— На Зырянке, разведываю уголёк…

— Привет чукотцам!

— Здравствуй, старик! Я то считал тебя давно на Большой земле.

— Там и без меня двести миллионов. На Омсукчан забрался…

— Эй, Аркагала!..

— Почёт Берелёху! — неслись со всех сторон радостные возгласы. Тут были и широкие окладистые бороды, с молодо искрящимися глазами, и жиденькие мочалки, бакенбарды, Едва заметные полоски усов. Обмороженные лица с тёмными пятнами на щеках и попорченные морозом носы. Но все были счастливы.

Привычно произносились названия ключей и районов: Дарпир, Ораек, Делянкир, Бурустах…

Где находились эти посёлки, речки, ключи, Юра толком не знал. Ребята объездили почти весь Северо-Восток, а он сидит всё время в одном районе да ругается с Красновым. Эх, махнуть бы куда-нибудь в экспедицию вместе с Женей…

Юра подошёл к карте, утыканной красными флажками, с условными обозначениями. Почти вся она пестрела отметками. Тут экспедиция, здесь разведрайон. А вот тут уже раскинулись до самой Неры дорожные командировки. Люди добрались и до Ледовитого океана. За пять с половиной лет освоены такие просторы! Здорово же, чёрт возьми…

Раздался звонок. Все прошли в зал.

Докладчик рассказывал о километрах построенных мостов, миллионах кубометров песков, промытых на приисках. Но Колосов почти не слушал, улавливая только

отдельные фразы и фамилии лучших комсомольцев Колымы. Он думал.

Стахановские методы труда, расцвет страны и благосостояния народа, вторая пятилетка, успехи социалистического строительства. Победы, успехи, успехи и…

Наряду с этим/ тревожные известия о подрывной деятельности врагов народа. В управлении автотранспорта орудовала шайка вредителей.

Арестованы матёрые враги в аппарате горнопромышленного строительства. Взято несколько ответственных работников главка.

Когда докладчик коснулся беспечности и упомянул имя Колосова, Юрка почувствовал, как стала гореть на лице кожа. Конечно, беспечность. Разве он не почувствовал в Урмузове что-то фальшивое, наигранное? А ведь Ему и в голову не пришло заинтересоваться поглубже и предупредить кого следует. Не будь тогда Татьяны, возможно, этот проходимец и до сих пор гулял бы на свободе. И кто знает, что успел бы натворить за это время.

В выступлениях ребят чувствовалось сознание личной вины. Слишком уж увлеклись созиданием, забывая о происках врагов и бдительности, благодушничали.

Спокойно говорил директор Дальстроя Берзин. Его уверенность в силе народа, в Единстве партии, Центрального Комитета и Его Генерального секретаря развеяли подавленность.

— …Мы победили Антанту и всю белогвардейскую нечисть на фронтах гражданской войны. Теперь с решительностью очистимся от внутреннего врага. Будем Ещё могущественнее, сильней и крепче.

— Центральному Комитету! Политбюро Центрального Комитета! Нашему вождю, великому Сталину! — крикнул кто-то в зале.

Дружное ура потрясло стены.

ГОворили зверобои, охотники, пастухи, колхозники. На Таскане вырастили арбуз, и люди гордились маленьким шариком.

Инструктор политотдела Пиваров предложил объявить комсомольской стройкой/ начатое строительство узкоколейной железной дороги протяжённостью девяносто километров.

Тут же на конференции ребята писали заявления с просьбой направить их на строительство. Юра тоже хотел записаться, но Ему предложили заниматься своим

делом. Когда стали зачитывать приказы по управлениям о поощрении комсомольцев, с Юры сняли все взыскания. Он был удивлён, что их оказалось много.

В чём дело? — спрашивал он себя. Разве он думал когда-нибудь о себе? Разве не выполнил хотя бы одного задания? Так почему же у него всё так нескладно?

Краснов отложил приказ и устало вздохнул.

— Да, задачу возложили нелёгкую. Беспокоит одно — достачно ли я зрел для руководства таким крупнейшим управлением. А тут Ещё организация Юго-Западного управления. К лету, конечно, будет легче: оловянники встанут на ноги. — Он повернулся к секретарю парткома. — А вот главный инженер — больше академик. Вся оперативная работа свалится на одного. Ты только не подумай, что ответственности боюсь. Нет. Беспокоит судьба управления.

Дымнов подошёл к окну.

— Не скромничай. Ты не можешь не понимать целесообразности назначения. А кроме всего, это и мнение парткома.

— Знаю.

— Вот и хорошо. Всё равно тяжесть горных работ лежала на тебе. В этом году с золотом справились хорошо. Осилим торфа и подземные пески. Ты только посмотри, какой коллектив на Юге…

К управлению подкатил «роллс-ройс». Из машины вылез Берзин, а за ним высокий военный с угрюмым лицом.