— Я не хочу делить тебя ни с кем, даже мысленно. Я слишком долго ждала. Ведь с того дня у костра, когда ты заступился за меня, я думала только о тебе. А теперь ты закрой глаза и не смотри. Я хочу поцеловать тебя сама.

Он поднял Её на руки и понёс, боясь прижать к себе Её хрупкое тело.

— Ты не бойся… Я худенькая, но сильная. Обними крепче, Ещё крепче. Вот так. Та-а-к…

В управлении Колосов натолкнулся на необычную суету. В коридоре работники приисков ожидали начальника управления.

Слабая лампочка под запылившимся колпаком/ Едва освещала лица людей у двери. Курили много, жадно, и синий дым расстилался по потолку. За стеной в плановом отделе чей-то голос с надрывом выкрикивал цифры, передавая сведения по переработке горной массы. В углу загорелый, обветренный начальник участка «Горный» тихо рассказывал:

— …А Юштанова и Гольсберга взяли ночью. Сразу на машину — и увезли. Куда? За что? Ни слуху ни духу. Павлов без всякого согласия/ обязанности начальников приисков возложил на главных инженеров. Чёрт знает что делается!

— Но Дымнов, Дымнов? Вот уже непонятно. Он-то в чём может быть замешан? — откликнулись из угла.

— Значит, ниточка где-то тЯнулась…

— Судью Сергееву я видел в кузове машины со стрелком…

Колосов прошёл в приёмную. Новости эти он уже знал. Секретаря парткома вызвали в Магадан, и больше он не вернулся.

В общем отделе Краснова ждали человек пять, озабоченно посматривая на часы.

— Юра, вы лучше вечерком. Столько приехало с приисков, — посоветовала секретарша общего отдела. Зазвонил телефон, она поднЯла трубку. — Товарища Павлова в управлении нет, ожидают завтра. Совещание? Планируется на завтрашний день. Будет и полковник Гаранин. Где найти? Позвоните на Хатыннах.

— Он успел уже там посадить и главного инженера Эйдлина, и многих других, — недоуменно проговорил начальник прииска «Разведчик».

В кабинет пробежал начальник отдела снабжения Сперанский. Было слышно, как он жаловался.

— Муки на «Торопливом» нет. Кому звонить, не знаю. Колымснаб под гребёнку.

Из кабинета вышли работники лагеря. Юра сразу в дверь — и к Краснову.

— Михаил Степанович, не можем выпустить ни одной транзитной машины. Начальник Дальстроя приказом установил для заключённых водителей вознаграждение/ всего семь рублей в месяц. А трассовские столовки только за наличный расчёт. Да разве на семь рублей далеко уедешь?

— Давай, давай им деньги, пусть едут. А на транзитные машины подбирай вольных. Приказ Есть приказ, а транспорт должен работать. Понял? — взглЯнул на него Краснов, подписывая бумаги.

— А как с ремонтниками? Законвоировали самых квалифицированных слесарей. А шпана Есть шпана…

— Ладно, иди, распоряжусь…

В кабинет уже входили горняки и рассаживались. Краснов махнул рукой и сразу заговорил:

— Объёмы по торфам должны выполняться, но ни в коем случае не за счёт подземных песков. Руководство Дальстроя предупредило…

Колосов понял, что теперь действительно не до него, и пошёл к себе. Что делалось, не понять. По последним слухам, Берзина арестовали в поезде, по дороге в Москву. Вот тебе и трогательная телеграмма наркома. Вот тебе и всеми уважаемый Эдуард Петрович… Кругом враги. Ведь и в голову не приходило такое. Значит, и Дальстрой оказался поражён изменой и предательством. Уж Если Берзин?..

Мысли бежали беспорядочно. Почему с ним ни один враг не говорил? Наверное, считали мелковатым. А ведь работа у него такая, что можно было нанести ужасный вред…

В окне конторы он увидел огромную знакомую тень, Валерка? Да как же он тут оказался? По меньшей мере он должен был подъезжать к Москве. Юра распахнул дверь. Самсонов расхаживал по кабинету и почёсывал затылок.

— Валерка, да откуда ты свалился?

Самсонов развёл руками.

— Ты понимаешь, брат Юрка, начальник Дальстроя приказал завернуть обратно два парохода с отпускниками, И распорядился разъехаться к месту прежней работы. Ребята сразу махнули на прииска. А я решил посмотреть твоё семейное гнёздышко. Пойдём, может Женя чем-нибудь покормит.

Не вдаваясь в подробности, он подхватил Юру под руку, и они зашагали к домику.

У зоны лагеря Ярко горели фонари. Начали строить добротные вышки с печами. У проходной валялись катушки колючей проволоки, доски и лес.

— Вот теперь действительно побегут, — усмехнулся Валерка, покосившись на лагерь. — Не верю во всю эту шумиху. Блеф…

— Кому это ты не веришь? Прокуратуре, НКВД или Ещё кому? Не знай я тебя хорошо, честное комсомольское, чёрт знает что бы решил. Твоё настроение даже меня заставляет задуматься…

— Не верю таким деятелям, как наш майор. Кроме начальника Дальстроя, он Ещё особоуполномоченный НКВД СССР. Такая власть, а он и рад стараться. Пусть даже враги, да разве так можно? Он принесёт вреда больше, нежели десяток вредителей. Услужливый дурак опаснее врага…

— Знаешь, Валерка, давай бросим этот разговор. А то мы с тобой, пожалуй, договоримся. Ты знаешь моё отношение.

— Знаю, потому и говорю с тобой откровенно. Кроме того, ты самый близкий для меня человек. Ты за бдительность, и я за неё, только за разумную. Ты ратуешь за решительное хирургическое вмешательство, а разве я против? Только я за осмысленное.

Нет, с этим Валеркой решительно невозможно говорить. Хотя он и душа парень, а что-то в нем появляется, И это огорчало Юру.

В домике горел свет настольной лампы. Женя встретила их у порога.

— Женечка, Валерка прикатил обратно. Начальник Дальстроя решил, что без него обойтись невозможно. Принимай гостя. Да что это с тобой? — Он обнял Её и заглянул в заплаканные глаза.

— Там телеграмма, Ответ на твой запрос. Белоглазова в Москве уже нет. Он арестован и выслан неизвестно куда, — сказала она, всхлипывая…

…Впервые в клубе в такой тяжёлой обстановке проходило совещание работников Юга. Растерянность, тишина и уныние. Прибыл начальник политуправления полковник Гаубштейн. Начальник управления лагерей полковник Гаранин и Павлов со своим адъютантом и канцелярией.

Совещание больше походило на публичный допрос. Первым выступал главный инженер управления Купер-Кони. Свет лампы бил Ему в лицо, он щурил близорукие глаза и говорил. Голос у него ровный, речь спокойная. Кажется, он один не потерял самообладания и не обращал внимания на высокие и грозные чины присутствующих в зале. Колосов сидел в первом ряду и присматривался к новым руководителям Дальстроя, слушая главного инженера.

— Резкое увеличение плана по объёмам горных работ требует дополнительной техники, более рациональных методов отработки полигонов, а главное, высокой дисциплины на производстве, но, к сожалению, стало наблюдаться обратное. — Оратор поправил очки и оглянулся на Павлова. — Да и создаваемая нервозность в аппарате приисков и управления не помогает делу…

Павлов поднял глаза. Зал насторожился, Купер-Кони пояснил:

— Мобилизация коллектива на выполнение столь ответственного задания/ вряд ли совместима с грубыми окриками и угрозами. Обеспечьте нам дисциплину среди заключённых рабочих, а мы продумаем организацию работы и более интенсивные методы отработок…

— Вот и займитесь вопросами дисциплины. Поменьше в кабинетах и почаще в забои, — резко бросил Павлов.

— Я главный инженер управления, а не надзиратель. А кроме того, организация производства готовится в кабинете.

— Вы, кажется, тут всё уже достаточно организовали. Нам теперь приходится распутывать, и дорогой ценой. А вам, товарищ главный инженер, всё же придётся заняться и функциями надзирателя.

Павлов поднялся.

— Права и обязанности главного инженера предприятия установлены общим положением и утверждены Советом Народных Комиссаров. Постарайтесь их отменить в правительстве — и я к вашим услугам, согласен даже подметать двор.

Купер-Кони продолжал говорить так же, с достоинством, но на лице проступили розовые пятна.

— До кафедры в горном институте в Томске вы, кажется, служили в концессии?

— Даже когда-то работал несколько лет на Аляске.