— Какому?

— Да что Ирина Петровна не снабдила тебя теми пилюлями для присушки.

— Пускай дураки ими пользуются, — засмеялся Сашка, — а я и без них покорю любую девушку.

— Чем?

— Не видишь? — и уставился на Проньку пронизывающими глазами. — Своим неотразимым взглядом!

Пронька покатился со смеху и свалился в воду. А Сашка не переставал вести наблюдение за Олесей и Николаем. Они разделись поодаль и вошли по колени в реку. Николай был в черных трусах, Олеся в зеленом купальном костюме. Голова ее была обтянута голубой резиновой шапочкой. Олеся с места нырнула, и через минуту ее голубая шапочка показалась метрах в десяти от берега. Николай тоже нырнул, но продержался под водой несколько секунд. Он кружился на месте, шлепал ладоними по воде и звучно отфыркивался. Олеся достигла середины реки, крикнула:

— Ко-о-ля-а-а! Догоня-а-ай! — и поплыла против течения.

Николай поплыл, но вскоре повернул обратно, вышел на берег и упал на песок.

— Эх! — рубанул рукой воздух Сашка. — Видать, у Коли бородатого догонялка слабая, — и он полез в воду.

— Ну, ну! — подзадорил его Пронька. — Посмотрим, как ты догонишь эту русалку.

— Догоню.

— И как ты без присушки покоришь ее сердце.

— Покорю, — упорствовал Сашка и поплыл.

Олеся, видимо, разгадала намерение Сашки, направлявшеюся к ней, и, покружив на середине реки, будто дразнила его, поплыла к противоположному берегу. А плавала она легко и быстро, извиваясь гибким телом, словно шустрая рыба. Сашка же шел медленно и тяжело, заваливаясь на правый бок, но взмахи его длинных рук были равномерными и напористыми. Когда он миновал середину реки, Олеся уже выплеснулась на противоположный берег и грелась на солнышке. Ей нравились смелость и упорство незнакомого парня, однако ее подмывало подшутить над ним, и она крикнула:

— Дотянем? Или «…огни в моей топке совсем не горят»… — нараспев было растянула Олеся, но Сашка бодро откликнулся:

— Дотянем! И огни во мне, правда, не горят, а пылают!

— Вот какой вы пламенный! — засмеялась Олеся.

— Какой есть…

— А, может, взять вас на буксир?

— До такого позора морская душа еще не доходила.

— О-о-о! Морская душа! А чего же это вы, морячок, ползете словно старая худая посудина и даете крен на бок? Или вас кто-то торпедировал справа по борту?

Сашка подплыл к берегу. Оставаясь в воде и качаясь на легких волнах, он ответил:

— И такое было, милая гражданочка.

Олеся перестала смеяться и внимательно взглянула на незнакомца. Васильковые глаза Сашки смотрели прямо и открыто.

«Симпатичный парень, — отметила про себя Олеся. — Даже интересный. И, наверное, добрый». — А вслух сказала:

— Что же это мы, почти познакомились, а имени друг друга не знаем. Меня зовут Олеся, а вас?

— Сашок. Так рыбаки меня окрестили. А правильно — Сашка.

— Александр?

— Можно и так. Меня зовут, как кому захочется.

Олеся от души рассмеялась.

— Веселый вы парень… А чего в воде киснете? Вылезайте. Так приятно на горячем песочке сидеть.

— Раз приглашаете, чего ж, вылезем.

— А вы ждали приглашения?

— Такое воспитание…

— Однако оно не помешало вам кинуться с того берега вдогонку незнакомой девушке, — уязвила Олеся.

— Так вы же крикнули — «Догоняй!»

— Не вам, а вон тому бородачу… — и погрозила пальцем: — А вы хитренький.

— Многим не располагаю, а немножко хитрости есть.

— Так чего же вы не вылазите?

— Лезу, милая гражданочка, лезу.

Сашка на брюхе выполз из воды, на одной ноге подскакал к Олесе и опустился возле нее на песок. Увидев, что на правой ноге у Сашки не было ступни, Олеся сразу посерьезнела. С ее лица слетела улыбка, она взглянула на Сашку и тихо спросила:

— Это… на войне?

— Там. И это там, — повернулся он боком, помеченным пятью шрамами.

— Как же это?..

— Просто. На войне все просто: и осколки впиваются, и пули насквозь пронизывают, и смерть приходит запросто. Видите ли, Олеся, я служил на торпедном катере. Мы гитлеровские военные транспорты ко дну пускали. Веселая была работенка! Ну, и меня угостили фрицы. Так что вы были правы, когда сказали, что меня торпедировали справа по борту, — на лице Сашки заиграла простодушная подкупающая улыбка.

— Да разве можно над такими вещами смеяться? — покачала головой Олеся.

— Но и не плакать же над тем, что неизбежно.

Они улеглись на песок, подставив спины под палящие лучи солнца, и продолжали разговор. Олеся чувствовала, как этот простой, откровенный и веселый парень все настойчивее завладевает ее мыслями, и она почему-то не противилась, будто давно ждала именно такой случайной, но приятной встречи с человеком, который пришелся бы ей по сердцу. Сашка рассказывал все-все о себе… И о своем безрадостном детстве, и о добросердечных азовских рыбаках, приютивших его у себя как родного сына, и о светлой колхозной жизни на Бронзовой Косе, и о том, как он с боевыми товарищами уничтожал на Черном море фашистскую сволочь, а теперь снова трудится под мирным небом. Олеся внимательно слушала его. Но когда он начал объяснять, зачем их, шестнадцать человек, рыбаки командировали в Южнобугск, Олеся встрепенулась, перебила его:

— Так вы должны знать мастера Сергеева.

— Семена Семеновича?

— Ну да.

— Он наш батя, — тепло и уважительно сказал Сашка.

— А мой сосед по квартире.

— Потешный он человек, — добродушно усмехнулся Сашка. — Каждый день по три часа толкует нам о том, с чего начинается, как продолжается и чем кончается постройка сейнера.

— Разве это плохо? — удивилась Олеся.

— Конечно, нет. Нам эти знания помехой не станут. Но ведь мы рыбаки и судостроителями быть не собираемся. Другое дело — знать двигатель сейнера. Или уметь работать на рации.

— Я тоже окончила зимой курсы. Буду радисткой на «Буревестнике». На днях выходим в море.

— Что за «Буревестник»?

— Поисково-вспомогательное судно. Вчера его спустили на воду.

— А-а-а, видел, видел!

— И вы знаете, кого мы будем обслуживать?.. Рыбаков Азовского моря.

— Да ну! — обрадовался Сашка. — Значит, будем встречаться.

— Обязательно.

Пронька свистом с того берега давал знать Сашке, что пора идти в столовую обедать. Сашка и Олеся обернулись. Николай тоже нетерпеливо махал Олесиной красной косынкой.

— Ваши друзья зовут вас.

— Вас тоже зовут.

— Вижу, — вздохнула Олеся. — Поплыли.

Они поднялись, сошли в реку. На воде держались рядом, плыли медленно, будто не хотели так скоро расстаться.

— А кто этот бородач? — спросил Сашка.

— Потом расскажу… в другой раз.

— Разве мы еще раз встретимся?

— Если вы пожелаете…

— Мне будет очень приятно, Олеся!

— Тогда приходите сегодня вечером к нам чай пить, — и она сказала адрес. — Я хочу преподнести Семену Семеновичу сюрприз.

— Непременно приду…

Вылезая из воды, Сашка заметил, как Пронька ощупывал его брюки, а товарищи лукаво улыбались.

— Ты что мнешь брюки? — возмутился Сашка.

— А ты скажи, морская душа, куда запрятал те колдовские пилюли? Не мог же ты своим дельфиньим рылом присушить к себе такую красу-девицу.

— А ты, морская лягушка, не шарь по чужим карманам.

Сашка стоял на одной ноге и покачивался. Пронька отдал ему брюки и взял его под локоть.

— Врешь, морских лягушек не бывает.

— Ты единственный экземпляр.

— Натягивай брюки, сердцеед. Ведь я просто хотел тебе помочь одеться. И теперь верю, убедился, что ты — неотразимый.

Сашка расплылся в улыбке:

— Пригласила на чашку чаю.

— Врешь! — не поверил Пронька.

— Клянусь якорем «Медузы».

— Смотри, бросишь якорь на том рейде, а потом и не подымешь его.

— Меня, Прокопий Михайлович, не так-то легко поставить на якорь… А впрочем, не возражаю. Девушка замечательная.

Сашка оделся, и все отправились в город. За ними на почтительном расстоянии следовали Николай и Олеся. Шли молча. Наконец первым заговорил Николай, скосив на Олесю злые глаза: