— Ну, знаете, это уж заявка! — воскликнул Лысухин и поморщился, переминаясь на месте: ему показался невероятным открытый намек Секлетеи, услышанный от старика.

Старик понял его и заговорил опять, пояснив предварительно:

— Мне сперва ни к чему было то, как обмолвилась она про себя. А о женитьбе на молодой высказался ей так, как думалось тогда: «Ежели и сойдешься, мол, с какой, так, пожалуй, еще больше хлебнешь неприятностей. Появится на первых порах ребятенок и далее еще. А что потом? Она будет оставаться в соку да в силе, а у тебя по годкам да инвалидности начнут опускаться крылышки. И может статься, что она умотает от тебя не к маме, так на сторону. Хоть и смиришься с вычетами на содержанье ребятишек, но доведется ли взглянуть на них? Иная и на порог тебя не пустит». Секлетея в замок сцепила руки и с усмешкой и укоризной пустилась в нареканья: «Нельзя так судить о каждой, Захар Капитоныч. Не все шалопутные да негодные. Вы правы, что беззаконно и грех отшатнуться от достойного человека, за которого выйдешь по влеченью и доброму согласью, да еще станешь матерью детей от него. Тяжко перед собственной совестью. Если сослаться на себя, то я никогда не допустила бы такой перебяки в семейной жизни». — «О вас, — говорю, — Секлетея Ивановна, и толковать не приходится: поискать таких благоразумных!» Она засмеялась: «Зачем же искать, коли я рядом».

— Нате‑ка! — изумился Лысухин. — Сама навязалась.

— Не то что навязалась, а вроде культурно подтасовала на пробу, как отнесусь к этому я, поскольку догадывалась о моем скрытном расположении к ней. Я обмяк, точно оглоушенный, а она шагнула ко мне и по доглядке, как уж своему, стала застегивать на моей гимнастерке выбившуюся из проранки нижнюю пуговицу. Мне бы с лаской к ней, когда поочухался, а я сунулся с напоминаньем: «Секлетея Ивановна, а куда вы денете зарок‑то, которым связаны с мужем?» Она на меня глянула с открытой притягательной улыбкой. «Да я, — говорит, — только для видимости ссылалась на зарок‑то, чтобы отгородиться от таких, как Рутилевский. А на то, что Федор вернется, у меня уж нет надежды. Я дважды наводила о нем справки. Часть, в которой он служил, расформировалась. Мне отписали: «Свяжитесь с ведомством по розыску пропавших на фронтах». Связалась через военкомат — ответили: «Пока не располагаем точными данными о вашем муже». Гадалась по псалтыри у захожей в деревню старушки провидицы. Велела перекреститься и раскрыть книгу на любой из случайных кафизьм. Раскрыла я и стала читать: «Во глубине морской потопи древле фараона и вся воинства вооруженна…» — «Хватит, — остановила она меня. — Не вернется ваш муж: сгинул в пучине. Подавай за упокой». — «Да он, мол, не на корабле служил, а в пехоте». — «Все, чу, равно: мог утонуть в реке либо в озере». Мне прискорбно было, что по Писанию вышло уподобление моего мужа фараону. Но ничего не поделаешь: против бога и его воли не будешь противиться. Зато успокоилась, что теперь не надо ждать и томиться попусту: с меня уж снят этот гнет, и я вольна в себе». Объяснилась, можно сказать, на всех парах, и как держалась руками за ворот моей гимнастерки, так вместе с ними и прильнула ко мне. Я весь налился ее теплотой. Но было потешно и досадно, что она, при всем своем уме и на зависть толковой натуре, придавала серьезное значение гаданью какой‑то «захожей провидицы». Об этом я пока умолчал, а предостерег ее в другом: «Не стали бы язвить вас, Секлетея Ивановна: дескать, прикрывалась вроде дымовой завесой, а сама позарилась на старика». Ее передернуло. Сняла свою голову с моего плеча, но заговорила без капли обиды: «Пускай посудачат, не жалко. Даже бровью не поведу. Еще будут завидовать, как заживем семейно. А вам не надо умаляться: вы вовсе не старик и не такой уж инвалид. Вам не занимать бодрости и мужского достоинства. Знали бы, как вы по душе мне! Я не стыжусь признаться в этом». — «Вы, — говорю, — тоже, Секлетея Ивановна, так мне дороги — слов не нахожу! Честно говоря, я не совсем убежден в том, на что вы решаетесь. Чай, не забыли о нашем коренном расхождении? Вы — верующая, а я ведь не признаю никаких религий. Не только по своей партийности, а и по научной основе: я с комсомольской поры прочитал о происхождении религий столько, сколько, наверно, вы не прочитали всякой церковной словесности. Так что не пытайтесь переломить меня. Поспорить — пожалуйста, а дойдет до ругани — возьмусь за шапку…» Она от робости так и вцепилась в мои плечи: «Да зачем мне пререкаться! За свое вы не передо мной в ответе. А для меня подготовлены в другом, о чем в Писании сказано: «Вера покоится, а благочестие и воздержание творят добро!» — «Пожалуй, так, еж в кармане, — согласился я. И понять не мог, с чего это вдруг припорхнуло на язык давно уж забытое мной «прицепное» слово. В оплошке за него я обнял Секлетею и на ушко шепнул ей: — Уворковали вы меня».

Старик счастливо рассмеялся, а Лысухин порывисто вышел из‑за стола и в ревнивом восторге проговорил:

— Какой же вы все‑таки везучий, Захар Капитоныч! Не всякому выпадает в жизни такой исключительный удел: заново вознаградиться за утраченное. Если соотнести данные вашего сближения с Секлетеей с тем, что сказано о том в листке‑то из численника, то получается, что сходственное у вас взяло верх над противоположным. — Он кулаком потер ослезившиеся от возбуждения глаза и фривольно спросил: — Значит, с того раза и стали новобрачными?

— Наскажете, — застенчиво возразил старик. — Мыслимо ли сразу, без оттяжки? Вкоренную‑то Секлетея перешла ко мне на жительство только накануне Нового года, а до этого недели три навертывалась по хозяйственной необходимости, наприпасях к тому: избу примывала да все приводила в порядок. Потемну на безлюдье перенесла ко мне кое‑что из имущества, главным образом нужные шмотки. А стол с четырьмя стульями да комод оставила, чтобы вместе с жилой половиной дома бесплатно отдать в колхоз под детские ясли. К новогодней ночи наготовила всякой снеди и даже, на удивление мне, раздобылась где‑то бутылкой настоящего церковного кагора. Засмеялась: «По глоточку, но пригубим, как принято по обычаю. А остальное пусть останется до кого из захожих». — «Ох, Секлетея! — шутки ради покачал я головой, когда мы чокнулись рюмками после двенадцати. — Совратишь ты меня с праведной жизни, как Ева Адама». Угостились мы, разомлели от сытости и только улеглись в самом лучшем настроении, с улицы тут, — кивнул старик на стену над кроватью, — в дробный пересчет ужасно затрещали бревна. Секлетея вскинулась в испуге и села на постели. «Что такое, господи Иисусе!» — начала креститься. «Да, ничего, мол, — потянул я ее за руку опять под одеяло. — Это ребятишки прочеркнули по стене колом сверху донизу: «горох катают». С давности принято у нас полошить кого бы ни пришлось в новогоднюю‑то ночь». Она с дрожью в голосе мне: «В войну такого не было». — «То в войну, — говорю, — а это мирная бомбежка: на счастье нам»…

18

Перед тем как ложиться, Лысухин вышел из избы на волю. Со света он на мгновение будто ослеп, охваченный на крыльце сырой метущейся мглой. Во мраке казалось, что и воздух и земля как бы расквасились от спорого дождя, и вся незримая хлябь вокруг воспринималась слухом вроде шума люто сотрясаемого мокрого фартука и отдавала его же пресным запахом. Придерживаясь за склизкую от дождя и холодящую ладонь перилицу, Лысухин спустился с крыльца до последней ступеньки лестницы, но сойти на землю не захотел из опаски загрязнить кеды. Внушал робость и перекрывавший все звуки плеск воды, падающей с желоба под крышей в переполненный чан возле угла избы. Лысухин всмотрелся в потемки перед собою. Сквозь дождь различил мотавшийся от ветра смутный силуэт ольхи, что высунулась из‑под берега реки.

Ртутно‑аспидная завесь небосклона за этим деревом уже начинала набухать готовой пробрезжить предрассветностью. Он закурил, отворотясь от ветра и пряча зажженную спичку в гнездышке ладоней. Обеспокоенно подумал: не прибыло бы с дождя и не унесло бы сеть, оставленную им для ночного улова на самом спаде воды в омут. Однако успокоился: бывает, с неделю длится ненастье — и мало отражается на уровне в реках, тем более после застойной жары. Вернулся в избу одновременно со стариком, который тоже чем‑то был занят во дворе и только что поднялся по ступенькам на рундучок в сени.