— На них напали? — я по-прежнему ничего не понимала.
— Нет, они подрались друг с другом. Я хотела найти Юджина, — заговорила она быстрее, — но его нигде нет. Думаю, по вашему приказу их тоже отпустят.
Во мне взыграла ревность — кто эта девица такая, что называет моего мужа и короля по имени.
— А вы, собственно, кто?
— Я? — её глаза смешно округлились, гармонируя со всеми остальными кругами в её теле. — Я жена Серджиуса. Ридли меня зовут.
Я сперва подумала — зачем ему жена, он же женат на своей работе и на Юджине заодно, но тут же устыдилась своей мысли — затем же, зачем и остальным. Хотя всё же странно, что я её не знала до сих пор.
— Хорошо, пошли, попробуем разрулить эту ситуацию.
— Разрулить?
— Не обращай внимания.
Для участка внутренней охраны, я всё же решила одеться в соответствии с церемониалом, только волосы не стала убирать в причёску, на это не было времени. Пусть думают, что коса — новый писк моды, а не дань нехватке времени.
Сам участок представлял собой светлую комнату, разделённую на две равных половины — с одной стороны, где работал персонал — красивые юноши и девушки в разноцветных кителях, были высокие и широкие окна, стены выкрашены в светлые тона, столы заставлены весёленькой чепухой; на противоположной стороне, огороженной решёткой, окон не наблюдалось, но в целом было так же мило. Все сотрудники притихли, рассредоточились по своим столам, говорили полушёпотом.
Юджина уже осведомили, он яростно взирал на обоих братьев, сидящих за решёткой. Он ничего не говорил, просто смотрел на них взглядом, полным разочарования и бешенства. Я никогда не видела его таким, и понадеялась тогда, что никогда больше не увижу.
Сидящие за решёткой, мрачные, обиженные, братья выглядели совершенно одинаковыми, даже фингалы у них под глазами, будто бы отзеркаливали друг друга. Я впервые не сразу различила их. У Конрада была рассечена губа, у Серджиуса сильно отекла челюсть с правой стороны, кроме того он всё ещё температурил и весь блестел от пота.
— Вам не стыдно? — сказал наконец Юджин.
Мне снова стало смешно. Наверное, это что-то нервное, но я ожидала от него чего угодно, но не этой фразочки воспитателя из детского сада.
— Оскорбление королевской персоны карается законом, — пространно сказал Серджиус. Из-за травм и болезни он говорил немного в нос.
— Это ты себе скажи, я в отличие от некоторых мечом на королевскую персону не замахивался, — сказал Конрад. У него с голосом всё было нормально.
— Та-ак, — Юджин взмахнул рукой, словно дирижер, — а теперь вы объясните мне всё с самого начала.
Ридли молча заняла стульчик в углу, и смотрелась в нём очень органично, как будто она на своём месте и всю жизнь здесь просидела.
Перебиваемый братом, Серджиус рассказал, как он собирался арестовать меня, потом признался, что погорячился, описал симптомы своей болезни, в которые входили слуховые галлюцинации, после чего пошёл совсем невнятный рассказ о том, как они с Конрадом пошли в бар выпить (и это во время болезни!), заговорили о короле и королеве и умудрились подраться.
— Но он сказал о тебе такое! — крикнул в сердцах Серджиус, обращаясь к Юджину.
— Если бы за любое плохое слово обо мне нужно было сажать в тюрьму, то ты, мой милый друг, оказался бы так первым. И ещё помнишь надпись на дворцовой стене, так вот это было бы делом первой важности.
— Я ищу, я занимаюсь этим делом, — спохватился Конрад.
Уж не знаю, чего такого на стене написано про Юджина. Сходить, что ли, посмотреть, но он смутился.
— Не надо. Я всего лишь хочу понять причину вашего конфликта.
А что, даже приятно, из-за меня в кои-то веки подрались парни. Ладно, скорее из-за моего мужа, но и из-за меня в некоторой степени тоже.
В итоге Серджиус извинился. Вроде бы даже искренне. Он попросил прощения у меня, Конрад — у Юджина, хотя мы до сих пор не знали за что, потом братья — друг у друга. Ридли хлопотала над разбитым лицом мужа. Юджин договаривался со служащими в участке. Очевидно, что произошло недоразумение, никто не пострадал, а сам по себе пьяный дебош не повод сажать человека за решётку, но в тот момент, когда мы впятером собирались выходить на улицу, нас настиг Рихард с парой крылатых офицеров за спиной.
— У меня есть все основания для ареста коммандера Конрада, — сказал он, как будто бы небрежно.
Да что за день безумный, причём уже второй подряд.
— Какие ещё основания? — возмутился Юджин. — Запрещаю проводить аресты без моего ведома.
— Если для ареста каждого мелкого воришки спрашивать вашего разрешения, ваше величество, вам спать будет некогда, — осадил его Рихард.
Все притихли. Обстановка накалялась.
— Не надо делать из меня дурака, дядя. Я говорил про аресты внутри Ближней Стаи, которые участились (то есть он уже знал, что произошло вчера), и ты это прекрасно понял. Сначала ты представишь доказательства, и я буду решать вопрос об аресте.
— Слушаюсь, ваше величество, — сказал Рихард, и в голосе его почти не звучала насмешка.
Они разговаривали наедине, так что всех подробностей я не знаю, как объяснили нам, Конрад вёл дневник, в котором описывал свою ненависть к покойному королю, Юджину и власти великого-и-так-далее государства Эйа. Якобы разлука с братом сделала его одержимым. Дневник имелся в наличии. (Теперь я поняла, что делал Рихард у Конрада дома.)
Рихард зачитывал отрывки, и, признаться, у меня кровь стыла в жилах. Конрад был весь белый, как простыня, треугольник вокруг губ отдавал синевой, как будто он находился в полуобморочном состоянии, но он всё равно пытался объясниться.
— Мне было шесть, и меня разлучили с братом, с которым мы раньше не расставались больше чем на пару минут. Конечно я был зол.
— Читаю запись двухлетней давности: «Серджиус не считает меня своим братом, мы и в половину не так близки, как они с Юджином. Я бы отдал всё на свете, чтобы повернуть время вспять или хотя бы сделать так, чтобы король умер раньше, и мы воссоединились после разлуки не такой долгой».
— У всех время от времени бывают подобные мысли, — защищался Конрад.
Я согласна с ним в том, что касалось мыслей. И правда, кто не думает плохо порой даже о самых близких. Но как-то всё было очень не к месту, не вовремя. Если объяснять происходящее тем, что Конрад безумен, пазл складывался идеально.
Завтрак проходил в напряжённой обстановке и укороченным составом. Серджиуса наконец-то смогли уложить в кровать, потому что у него начался откровенный бред. Кайла устроила дяде скандал и объявила голодовку. Как поведала она однажды на «ночных посиделках только для девочек», которые я пару раз устраивала у себя в спальне, принцесса была влюблена в Конрада. Не знаю, что там с вопросом взаимности, но когда предмет обожания обвинили в государственной измене, Кайла взбунтовалась.
Мне, ясное дело, кусок в горло не лез. Выйдя из-за стола, я направилась к заключённому. Чтобы понять, в чём дело, нужно было обязательно поговорить с ним. Конрада заперли не в камере, а в его собственном кабинете. Когда я вошла, он сидел, свернувшись в кресле.
Я выдержала паузу, хотела проследить за его реакцией, но никакой особенной реакции не последовало, он был всё таким же бледным, с синюшными губами, нервным, чуть ли не заплаканным.
Мог ли обаяшка Конрад совершить леденящее душу предательство? А почему бы и нет? Что в сущности я знаю об этих людях, знакома с которыми без году неделю? Ничего. Но это был не Конрад.
— Ты веришь, что я невиновен? — спросил он сразу же, ища взглядом моей поддержки, как щенок ищет одобрения большой собаки.
— Не знаю, — честно ответила я, присаживаясь на аккуратно застеленную кровать. — Вот скажи мне, ты хорошо знаком с Рихардом? Вы много вместе работали?
Всё же Рихард не давал мне покоя.
— Нет и нет. Наша работа почти не пересекается. Я провожу много времени с людьми, он — в своём кабинете с бумагами. Я решаю повседневные вопросы, он — думает обо всём и обо всех сразу.