Тааак. Комната изолирована, то ли антимагическое покрытие, то ли действие мощнейшего артефакта, сбивающее все заклинания слежения и техномагические приборы. И ведь не определишь... Но вроде, антимагического покрытия не было... стены из обычного, грубо тесаного камня. Матильда прошлась по комнате, а потом села за стол.

Петрелион появился через несколько минут, в руках у него был небольшой поднос с едой и графин прозрачного стекла с какой-то рубиновой жидкостью. Он поставил это все на стол со словами:

- Прошу вас, поешьте, леди.

Вежливо, даже чувствуется забота в голосе. И все это не поднимая головы, и не гладя на нее. Мужчина уже собирался выйти из комнаты, но она не собиралась его так быстро отпускать. Черт побери, что происходит?

- Петрелион, вы ничего не хотите мне объяснить?

Он резко мотнул головой, все так же, не поднимая глаз, и заторопился на выход.

- Нет, постойте! Я требую объяснений!

- У меня их нет, леди, - голос был тих.

Матильда взмолилась:

- Ну, Петрелион, ну, миленький, объясни мне, черт бы тебя побрал, зачем ты меня сюда притащил!

Он слегка улыбнулся, эта фельдфебельская привычка гаркать на всех приводила его в восхищение. Впрочем, в ней все приводило его в восхищение.

- Простите, леди. У меня нет объяснений.

Матильда фыркнула и всплеснула руками от возмущения. Тогда он бросил на нее быстрый взгляд из-под бровей и произнес:

- Покушайте, прошу Вас.

- Откуда я знаю, что вы меня не отравите? - она была уверена, что ее не отравят, но от избытка чувств хотелось сказать гадость.

На это бедный полуэль-полудракон вскинул на нее широко раскрытые глаза и проговорил:

- Что Вы... Я никогда не смог бы причинить Вам вред...

- А как называется то, что вы со мной сделали? Куда ты меня притащил, придурок?!

- Вам ничего не грозит, - он словно не слышал ее слов, - Поешьте, это хлеб и фрукты, а в графине лучшее красное вино моей родины. Если хотите, я могу все попробовать...

Она прошлась по комнате, давясь раздражением от бессилия. Притащил черти куда, мямлит что-то про вино своей родины. Зачем? Зачем, спрашивается? Что за блажь? Что маразм старческий? Так вроде, ровесник Августоса и Джеффри, не такой вообще-то и старый. Что за тайны дурацкие?!

Может и правда, поесть?

- Ладно. Давай сюда свои фрукты.

Тот с готовностью начал расставлять на столе приборы, а Матильда спросила:

- А мяса нет?

Надо было видеть, как бедняга смущенно завозился:

- Простите, моя Госпожа... Но в ближайшее время мне не удастся выйти поохотиться, а потом...

Он не стал продолжать, просто поклонился и ушел.

Не стал говорить, что потом. Потому что этого потом у него не было. Действие артефакта, скрывающего их нахождение, закончится через сутки, а после их обязательно найдут. Рано или поздно. И все. У него есть сутки, может, чуть больше, на то, чтобы побыть рядом с ней. А потом...

Он не хотел думать, что будет потом.

У него есть эти сутки. Петрелиона переполняло отчаяние и какой-то безумный порыв, ведь он умрет от тоски, если... С другой стороны, он умрет от тоски, если не попытается.

Его королева сидела в комнате, за этой самой дверью.

Петрелион присел на пол, прислонившись к двери боком и облокотившись руками о колено. Он держал ее в плену свою королеву, целые сутки она будет с ним. Горькое счастье, потому что он никогда к ней не прикоснется...

Сами собой с его губ сорвались строки стихов. А потом они просто полились из его истерзанного сердца.

Глава 19.

Фрукты были сладкие, сочные, а хлеб на удивление вкусный, свежий и ароматный. Матильда даже подивилась, откуда это ему удалось достать свежий хлеб, ведь Петрелион все время ошивался там, в Игровом городке. Потом Железная леди решила не заморачиваться на эту тему, а просто получать от еды удовольствие. Мммм... А вино какое! Она еще никогда не пробовала такого, хотя уж за свою-то жизнь пришлось перепробовать много разных напитков.

Королева медленно смаковала бесценную рубиновую влагу в высоком бокале, который, кстати, тоже непонятно как тут оказался, но это сейчас не важно, подумалось ей. И только решила предаться размышлениям на тему своего загадочного похищения, как вдруг...

Честно? Она была удивлена.

Он читал стихи, и читал их прекрасно. И стихи были прекрасны.

Завороженная, Матильда затихла. Сколько это продолжалось? Время словно остановилось, они остались одни во всем мире. И облаченные в рифмы чувства, льющиеся через край.

Он замолчал на минуту, устраиваясь поудобнее, тут дверь открылась, на пороге стояла Матильда. Мужчина резко встал и отошел, он не был готов сейчас ее видеть, слишком обнажена была душа, слишком беззащитна. Сейчас его легче всего было ранить, может быть даже смертельно.

Раздался тихий голос королевы:

- Господи, как прекрасно...

Что всколыхнулось в его душе от ее слов, он бы и не смог сказать, но вздохнул с облегчением, словно до этого слишком долго был под водой и задыхался.

- Господи, как это было прекрасно, Петрелион... Неужели так еще признаются в любви женщине... Чьи это стихи?

Мужчина решился взглянуть на нее. Железная леди выглядела растроганной, глаза полны противоречивых чувств, светлой зависти и невыплаканных слез о той любви, которой в ее жизни никогда не было.

Есть только немного времени, побыть рядом с ней...

Внезапно он решился.

- Мои, - голос был тих, едва слышен, он отошел в дальний угол и отвернулся к стене, - Стихи мои.

Его стихи? Он... Он пишет такие стихи...

- А кто она? - Матильда не могла скрыть от себя самой, что смертельно завидует той, неизвестной, для которой были написаны эти строки.

Петрелион боролся с собой. Мысли метались.

- Признаться? Нет... Но ты же уже признался в половине, признайся во всем, - требовала его душа.

Признаться... Что ж, двум смертям не бывать...

- Это ты, Матильда.

- Что? - если бы он не был так взволнован, рассмеялся бы тому, как королева от удивления открыла рот.

- Стихи о тебе.

Она повертела головой, пытаясь осмыслить.

- Подожди...

- Чего ждать, Матильда. Я писал стихи тебе, - он снова отвернулся.

С полминуты королева молчала, осмысливая, потом произнесла:

- Но почему?

- Почему? - Петрелион горько рассмеялся, - Ты же умная, догадайся.

- Но...

- Да. Я любил тебя. Все эти годы, - теперь он уже не мог остановиться, - Любил. С того самого дня, как увидел.

Теперь она была взволнована не меньше, все-таки не каждый день вам на голову обрушиваются такие откровения!

- Но почему ты молчал столько лет?

Господи милосердный... Почему молчал...

- Ответь мне! - она подошла и попыталась повернуть его лицом к себе.

Мужчина вырвался, сдавленно вскрикнув, словно обжегся.

- Ответь, - прошептала Матильда, слезы у нее все-таки потекли.

- Хорошо, я отвечу, - он заметался на месте, сжимая кулаки, - И пусть уже закончатся эти мучения. Хорошо. Ты хочешь знать, ты узнаешь. Но ты отвернешься от меня!

- Нет.

- Нет? Тогда смотри, смотри, Матильда на мой позор...

С этими словами он прижал ее к себе и начал жадно целовать. А потом, предчувствуя предстоящее обращение, обреченно отстранился со словами:

- Смотри. И презирай меня.

Превращение произошло на глазах у любимой женщины, и он готовился услышать издевательский смех, свой смертельный приговор. Но вместо этого слышал тишину и свое прерывистое дыхание. Потом раздался ее негромкий голос:

- Скажи, Петрелион, ты видел себя такого?

И в голосе не было насмешки или презрения. Он шумно сглотнул, вспоминая, себя таким, как он помнил, и кивнул. Она повела головой, отошла на шаг, сказала:

- Знаешь, что я вижу?

Что же она видит? Что? Что... Неужели ей не противно...