Когда мы уходили, Дирк репетировал свое заявление прессе, и это был полный дурдом. Я была благодарна маме за ее желание избавить нас от всего этого, особенно после того, как услышала агента, убеждающую Цирка, что он будет отлично смотреться «рядом с детьми», когда окажется перед камерой. Мама повернулась ко мне и сказала: «Поезжай. Забудь об этом, хотя бы на выходные».

Она попросила Питера вывести нас через заднюю дверь.

В поезде мы с Холли сидели рядом и, пока Стеф спала, вытянув ноги в проход, пытались разобраться, как последние события повлияли на план с Лос-Анджелесом. Мы придумали два возможных сценария. Если Дирк сможет пройти через это с мамой, тогда мы, скорее всего, переедем; если не сможет, тогда я буду заканчивать школу в Юнион.

Мысль о том, что я проведу последний школьный год в незнакомом городе, с людьми, которых никогда раньше не видела, без Джейми просто несправедлива. Выпускной год должен быть кульминацией всего на свете, и его положено проводить с людьми, которые последние несколько лет взрослели вместе с тобой.

Но с другой стороны, мне, возможно, придется переехать, чтобы провести этот год в школе, где далеко не все смотрели это видео. Я все еще надеюсь, что юристы Дирка смогут помешать этому сомнительному СМИ пустить его в прямой эфир или опубликовать, или что они там хотят с ним сделать. Но если не смогут, к понедельнику его посмотрит вся школа.

Я знаю, что Дирк в этом не виноват. Если кто и виноват, то это Габриэль Ортиз, придурок со смартфоном. Но единственное, что мешает мне сейчас возненавидеть Дирка — его дочь, сидящая рядом со мной. Все эти дела знаменитостей — такое дерьмо. Не представляю, как моя мама может подписаться на такое на всю жизнь.

Я спросила Холли о ее друзьях в Лос-Анджелесе и о школе, где я буду учиться. Она сказала, что это довольно пафосная школа исполнительских искусств, куда сложно попасть, но ее папа поможет — он пожертвовал школе кучу денег и, к тому же, сам там учился. По ее словам, там есть вокальная программа и все виды групп и ансамблей. А еще она сказала то, что взорвало мой мозг: «Знаешь, Роуз, если ты все-таки переедешь в Лос-Анджелес, Джейми может поехать с тобой».

Мне и в голову не приходила такая возможность, потому что я все время забываю, что мой парень — уже не старшеклассник, и он может вести жизнь взрослого человека.

Захочет ли Джейми ехать через всю страну ради меня? Даже спрашивать боюсь.

Мне кажется, если я скажу ему, что, возможно, перееду в Лос - Анджелес, я его потеряю. Не сразу, но постепенно он просто начнет исчезать из моей жизни. К моменту отъезда мне уже не с кем будет прощаться.

Похоже, я думаю, что он откажется.

Я пристально слежу за Джейми с тех пор, как Питер сказал, а точнее, не сказал, что переживает из-за того, что Джейми пьет. Не могу сказать, переживаю ли я. Может, я просто не хочу переживать.

Так или иначе, результат один — я ничего ему не говорю по этому поводу.

Охранник подзывает нас, махнув рукой, и мы с Трейси пропускаем вперед Холли и Стефани. Украдкой смотрю на других людей в очереди — они выглядят не на много старше нас, но одеты совсем по-другому. Даже в наряде Трейси что-то вдруг начинает казаться немного неправильным, а про свой наряд я уж вообще молчу. А молодому охраннику явно понравилась Стеф. Он смотрит на ее документы и начинает смеяться.

— Ты меня разыгрываешь, да?

А что? спрашивает Стеф, одаряя его своим лучшим сочетанием улыбки и взмаха волосами. Охранник наклоняется к ней:

— Я должен вызвать копов. Поверь мне, Рыжая, ты этого не захочешь. Иди лучше попей какао в «Serendipity».

Он прогоняет нас, и пока мы уходим, я смотрю на людей в очереди, ожидая, что им доставит удовольствие наше маленькое унизительное шоу, но они нас даже не замечают. Никого не волнует, что нам только что отказали.

Могу поспорить — если я залезу на крышу такси и объявлю, что моя мама встречается с Дирком Тейлором, и из-за него видео с гибелью моего отца покажут в национальных новостях, никто даже не посмотрит на меня во второй раз.

Люблю Нью-Иорк.

Мы идем по улице. Мне немного некомфортно в брутальных ботинках и обтягивающем платье на молнии, которые выбрала для меня Трейси — она совершила налет на гардеробную Института Моды. Ботинки высоченные, и ходить в них опасно. Настоящие жительницы Нью-Иорка ковыляют на каблуках по снегу и льду, но, в отличие от меня, не выглядят так, словно сейчас рухнут на землю. Самое безумное в жительницах Нью-Иорка то, что они много ходят пешком, но, тем не менее, носят высокие каблуки. Трейси говорит, что это повод для гордости.

— Так, все нормально, давайте попробуем попасть в другой клуб, — как всегда оптимистично предлагает Стеф. — Рано или поздно нас куда-нибудь пустят.

— Давайте пойдем, поедим, — возражаю я.

— Но у нас всего два часа до возвращения к тете — я не хочу тратить их на стояние в очереди, — говорит Трейси.

Холли ловит мой взгляд. Меня не волнует поход в клуб, и я знаю, что и ее тоже. Трейси видит это переглядывание между нами, могу сказать, что у нее возникает странное чувство. У меня тоже возникает странное чувство.

В некотором смысле, я сейчас общаюсь с Холли лучше, чем с Трейси, но это не мой выбор, просто так получилось. Трейси уже наполовину уехала из Юнион и живет где-то между двумя мирами, она оставила меня в прошлом во всех смыслах. Разве я должна из-за этого оставаться без лучшей подруги?

— У меня идея, — говорю я. — Пойдемте в «Деликатесы Каца», возьмем кныши. Это на этой же улице. И место крутое.

Последнее предложение адресовано Трейси.

Стефани и Холли удивленно смотрят на меня, хотя по правде говоря, «Кац» — единственный ресторан в городе, название которого я знаю.

Папа обожал кныши из «Каца», поэтому каждый раз, когда мы приезжали в Нью-Иорк, мы специально заезжали туда.

— Мне жалко в такой одежде идти в какие-то «деликатесы», говорит Трейси, немного возмущенно указывая на свой наряд.

— Это не какие-то «деликатесы» — это суперизвестное место. Я видела, как там сидели парни во фраках рядом со строителями — неважно, во что ты одет. Все дело в кнышах, — говорю я, цитируя своего папу.