— С ней. Сначала закончи с ней. Ее внешний вид намного важнее, — говорит он, словно напоминает сам себе.

Я решаю не обращать внимания на то, что он говорит обо мне в третьем лице, как будто я не сижу в полутора метрах от него.

Когда я познакомилась с Энджело, у него была привычка каждый день ходить в школу в футболках с рок-группами (и не стирать их), а его волосы были супердлинными и заметно грязными. Сейчас все изменилось.

- Ооо, а вдруг мы сегодня подпишем контракт, и даже не закончим школу, потому что уедем на гастроли! Круто бы было! — говорит Стеф.

Она заканчивает подводить мне глаза и делает последний штрих рисуя черные стрелки гораздо более длинные, чем я когда-либо себе рисовала.

— Мама ни за что не позволит мне бросить школу. Ни единого чертова шанса, — говорю я ей.

— Она может, если мы будем, типа, как новые «Paramore» или кто-то вроде того.

— Стеф! Меньше болтай, больше рисуй, или что ты там делаешь. Сделай ей волосы пышнее, — говорит он и изображает этот процесс, махая руками вокруг своей головы.

— Ты в курсе, что я здесь сижу, да? — огрызаюсь я.

Энджело, все еще размахивающий руками, выглядит смущенным.

- Сладкий? — Стеф ждет, чтобы он перестал кривляться.

- Оставь. Рози. В покое.

Он послушно кивает и отворачивается к зеркалу, снова изучать свою прическу. Она закрывает черную подводку, берет карандаш с блестками и добавляет блестки поверх черных стрелок.

Может, блестки компенсируют мою слабую игру на гитаре.

Стеф наклоняется надо мной так низко, что я могу разглядеть поры у нее на коже — точнее, то, что на ее коже, похоже, нет пор. Я пытаюсь не цепляться за тот факт, что у нее идеальный типаж амазонки, и, возможно, настанет час, когда она станет моделью.

Средним девушкам с подругами выше среднего приходится приучаться не сравнивать себя с ними.}

Открывается дверь гримерки и заглядывает парень, отвечающий за звук.}

— Анджело, ребята, ваша очередь. Готовы?}

Анджело в панике смотрит на Стеф. Стеф быстро заканчивает со мной и мчится к нему. Она хватает лак для волос, который ему не нужен, и «фиксирует» его прическу, подмигивая при этом мне.}

Джейми и мама проходят за нами в крохотное пространство за сценой, где пол подозрительно липкий. Мама желает мне ни пуха ни пера, Джейми подмигивает, а потом мы с Анджело и Стеф внезапно оказываемся перед зрителями. Я успела только мельком взглянуть на них прежде, чем включились прожекторы, и я стала видеть только на полтора метра перед собой. Но теперь зрители кажутся мне чудовищными, словно хотят сожрать нас, крича друг на друга и глотая свои напитки. Я несколько раз моргаю, пытаясь привыкнуть к ослепительно белому свету. Парень, отвечающий за звук, объявляет нас в громкоговоритель, и после обратного отсчета Анджело мы начинаем. Я не должна ничего говорить публике, пока мы не закончим — у нас всего три песни, чтобы произвести впечатление.}

Сейчас что-то идет не так. Со сцены на меня смотрят мониторы, но я не слышу в них себя — только бас-гитару Энджело и свою гитару. Почему-то от ударных Стеф меня бросает в дрожь. Вся моя энергия уходит на старания поддерживать ритм, и я лажаю на гитарных партиях больше раз, чем могу сосчитать. Я даже не двигаюсь на сцене как обычно, потому что из-за танцев еще труднее слушать, что я делаю. Я знаю, что смотрюсь скучно — Энджело выставляет вперед подбородок каждый раз, когда я на него смотрю, как бы говоря мне шевелить задницей, но я, в основном, стою неподвижно. Между второй и третьей песней он кричит звуковому парню за сценой, чтобы он включил меня на мониторах — мне надо было раньше об этом думать — но насколько я могу сказать, ничего не меняется.}

Мы в середине нашей последней песни, когда я совсем теряюсь. Энджело называет несколько аккордов, чтобы привести меня в чувство, и я вижу смертельный ужас в его глазах. Потом я понимаю, что вижу еще и публику — прожекторы больше меня не слепят. Я смущенно оглядываюсь и вижу Стеф, которая поет во весь голос и играет на ударных, как профи. Человек, управляющий освещением, убрал свет с солистки и перевел его на бэк-вокалистку, потому что она реально выступает, в отличие от потерянной солистки. Стеф ловит мой взгляд и хмурит брови в недоумении — она понятия не имеет, что происходит. Я снова поворачиваюсь к микрофону.}

Все расплывается, и вот мы уже в гримерке, а я понимаю, что забыла сказать свои слова в конце выступления. Люди из других групп ждут чтобы поздравить нас, но я знаю, что Энджело хочет схватить }меня за горло и придушить. Вместо этого он берет меня за плечи и говорит, с трудом стараясь сохранять спокойствие: — Какого хрена, Свитер?}

}Мама в другом конце комнаты вздрагивает.}

}— Энджело, — говорит Джейми.}

}Энджело смотрит на Джейми, который движением головы указывает на маму, стоящую рядом с ним. Энджело краснеет.}

}— Извините, миссис Це, — говорит он, а потом поворачивается ко мне. — Но какого Х?}

}— Я себя не слышала! — звучит так, словно я защищаюсь, но это правда — я не слышала себя.}

}— Ну, блин, зато я уверен, что меня слышала. Почему ты не шевелилась? И ты забыла аккорды на проигрыше, ты хоть занималась? Ты обещала, что будешь заниматься!}

}— Я все время занималась, — лгу я. — Но если я не слышу себя, я не могу держать ритм. А если я не держу ритм, как я должна играть и делать все остальное?}

}— Если ты не слышишь себя, ты должна еще больше танцевать!}

}Ты должна скрыть эту фиготень!}

}— Откуда мне это знать, Энджело? Это мое второе выступление!}

}Энджело злится так, что начинает брызгать слюной и махать руками.}

}— Как... ты... если бы ты занималась, Свитер, как я тебя просил...