Господа! Рекомендую моего друга, всем вам небезызвестного Сергея Горского, о котором я не далее как пол часа тому речь вел. Есть повод, господа...! Он уже на воле, оказывается! Освобождать уже не надобно. Эх! Экая досада! А мы только собирались гауптвахту разнести по бревнышку... Нет, ну досадно же, господа! Какое развлечение пропало. Так! Компенсация, за потерянное удовольствие встреча с другом. Мы вас Горский похищаем. И не возражать! Как кавалер кавалеру вы мне отказать не в праве.

Повозражаешь тут, как же. За спиной Корфа накапливалась толпа в основном кавалерийских офицеров, как исключение гвардейские мундиры старых полков, также без шинелей и со слегка раскрасневшимися лицами людей вышедших освежиться на улицу во время дружеской попойки. Ну да, а вот и кабачок, из дверей которого вся эта толпа вывалилась, буквально через улицу от пансиона. У доброй трети офицеров штабофицерские эполеты. Ничего себе компашка старших офицеров гуляет. А вон и генеральский шарф, чтоб мне пропасть. И при шарфе генерал под шафе... Но на ногах стоит крепко.

Явление не частое, хоть и не невозможное. Мне подфартило попасть именно на такую почти кадетскую пьянку высших офицеров. Редко, но позволяли они себе подобные шалости при армии. Правда, только те, кто среди подчиненных был в абсолютном фаворе и в уважении у начальства. Иным не спускалось...

Меня представляли комуто, жали руки, начиная от генерала, который оказался тоже Корфом, это именно к нему уехал из столицы мой литературный агент и кавалергард Корф. Федор Кириллович Корф, его близкий родственник, в чине генералмайора с золотыми аксельбантами генераладъютанта командовал сейчас вторым резервным кавалерийским корпусом Первой армии.

Уж что отмечали офицеры я так и не понял, похоже, какоето событие у генерала Корфа, то ли награду, то ли рождение или день ангела. Не суть. Пьянка уже достигла стадии, когда причина уже не важна. Народ требовал новых песен, которые после изрядной штрафной я и предоставил в полном ассортименте. В тесном коллективе кавалерийских рубак чувствовал себя великолепно. Всетаки столбовое дворянство это много. Род Горских не богат, но вельми древен, а потому и не зазорно поручика за одним столом с полковниками сажать, коль у него такая фамилия. Последние издержки местничества, но мне они вышли на пользу.

Интересный факт, средний возраст полковников и подполковников едва достигал тридцати. Молодые обветренные лица и руки с ороговевшими мозолями от палаша и поводьев. Глянешь на эти руки, и сразу становится понятным, отчего офицеры носили тонкие перчатки, которые и скрывали это безобразие.

Существует и не беспочвенное, кстати, мнение среди военных, что в картах кавалергарды, кирасиры и драгуны не передергивали, играли честно, а причинато банальна слишком огрубевшие пальцы после тяжелого оружия. Зато гусары и уланы, имеющие более легкие клинки, могли некоторые фокусы себе позволить, у них не было такого мозольного копыта на ладони как у представителей тяжелой кавалерии. Одна из многих причин, отчего представители легкой и тяжелой кавалерии недолюбливали друг друга. Но это так, к слову.

Генерал Корф как раз и был одним из самых выдающихся специалистов по ведению кавалерийского боя именно в составе тяжелой кавалерии. При ПрейсишЭйлау лично водил драгунскую бригаду в арьергардных боях.

Туго им тогда пришлось.

Ну, да уж такая доля у кавалериста. В арьергарде быть последним при отходе, контратаками тормозить наступающего врага и давать возможность пехоте и артиллерии уйти. Драгун значит 'дракон'! Сами себе избирали судьбу...

Лихие драгуны треножте коней, постой же трубач не зови

Мы в этом бою получили вполне, со смертью свое visàvis

Покуда помещик и князь, и барон в едином драгунском строю

Послушай же турок, француз и пруссак застольную песню мою

Веселья царского стола нам не дождаться

Веселья нам не занимать и не займем

Покуда живы мы напьемся братцы

А неживых на поле брани помянем

Хор более чем в тридцать кавалерийских глоток чуть не обрушил потолок кабачка, аж побелка осыпалась.

А песенкато прижилась. Хоть мелодию господа офицеры и слегка перевиралис. Но это мелочи. Вон Корфы оба двое совсем неплохо поют. Да и другие неплохо, если не придираться.

По лицам офицеров было видно, что их командир для них авторитет непререкаемый и наивысший. За таким генералом хоть в пекло, хоть на француза. И прикроют его собою и вынесут раненного с поля боя, как уже было в 1807 году в чужой австрийской земле.

В общем, погудели мы знатно, едва ли не до утра, а я неожиданно приобрел еще одного влиятельного покровителя. Даже двух. Вернее покровителя и начальство.

В числе полковников особо выделялся один, в мундире Преображенского полка и с адъютантскими аксельбантами. Закревский Арсений Андреевич. Как я позже узнал, это был начальник Особенной канцелярии при военном министре Барклае де Толли и его личный адъютант. Соперник де Санглена на поприще разведки и контрразведки. Жутко язвительный товарищ. Но и умница большая. Но в тот вечер я этого еще не знал. Полковник и полковник... Хамил он спьяну довольно утонченно, налево и направо, хоть определенную границу не переступал.

С ним мы и сошлись на теме поэтической пикировки. Не люблю, когда меня безнаказанно поддевают. Вот и ответил.

Импровизировал полковник просто блестяще, меня же спасал огромный багаж стихов в памяти. Особо Филатовский 'Стрелец' пригодился и эпиграммы Гафта. Ну и Владимир Семенович, как без него...

На слово полковника у меня всегда находился рифмованный ответ. Короче вышла ничья, что полковнику весьма понравилось. Так что дальше мы с ним пили мы уже на пару. Ему я, под пунш и блиц партию в шахматы (как вам сочетание развлечений на не совсем трезвую голову?), рассказал, каким путем из запасного эскадрона угодил в ставку, о будущих предвоенных безобразиях вооруженной шляхты в наших войсковых порядках и моих планах, как с этой бедой бороться.

На де Санглена я, в общемто, обиды не держал. Зато его за чтото очень не любил барон Корф младший. На полицию и на ее произвол барон, подключившийся к нашему разговору, метал громы и молнии. Как!? Офицера!? Поэта!? Друга!? В кутузку? И кто? Полиция? Пошли бить... А де Санглен ему, мол, еще в СанктПетербурге не нравился. Галлов надо бить, где поймаешь, а гасконцев в обязательном порядке.

Не знаю, чем уж так зацепил русский француз Яков Иванович русского германца кавалергарда Корфа, но морду ему набить тот рвался вполне искренне. Я так понял, что Сережа Горский был только повод.

Еле уняли барона.

Узнав о моих приключениях, полковник Закревский долго и ехидно подхихикивал, а после спросил, не желаю ли я устроить де Санглену пакость. Я вспомнил три дня губы и пожелал. А то че он...?

Мда...Надо было меньше пить всетаки. Пунш порой неожиданные фортели вытворяет. Правда и образовалось все как нельзя лучше.

Так для меня разгульная пьянка в свите генерала Корфа окончилась приказом по армии за подписью Барклая, который к полудню следующего дня мне и доставили. Подсуетилсятаки адъютант командующего полковник Закревский. И попал поручик Горский в распоряжение этого самого полковника в роли командира пробной 'партии' при Особенной канцелярии, которую сам и должен был сформировать из охотников офицеров и добровольцевсолдат. Инициатива, она, знаете ли, наказуема. С солдатами было легче добровольцев попростому назначали их командиры, а вот офицеров надо было еще подбирать.

А с Яковом Ивановичем де Сангленом мы всетаки побеседовали. Так как припахать меня к себе агентом Высшей воинской полиции уже не светило, поскольку адъютант командующего Закревский перехватил буквально перед носом перспективного кадра, его превосходительство решил меня задействовать как посланца доброй воли.

Аргументируя, что одно дело делаем, де Санглен любезно попросил не съезжать с пансионата и быть своеобразным мостиком между ним и полковником Закревским с коим у него пока не слишком хорошо складываются отношения. Взамен все доносы на поручика Горского отправлялись в архив, и делопроизводство в отношении вышеуказанного поручика в полиции прекращалось.