Хмурясь и морщась.
— Ты играешь в опасные игры, старый колдун, — сказала Мираж позже в тот вечер, забирая у Дрейго Проворного свои монеты.
— Нет, если ты не ошиблась в выборе и правильно наложила чары. И нет, если этот Эрлиндир хотя бы наполовину такой друид, каким ты его представила.
— Он обладает достаточной силой. Поэтому я удивлена, что ты позволишь ему вернуться на Торил живым.
— Разве я должен убивать каждого могущественного волшебника и жреца безо всякой причины? — спросил Дрейго Проворный.
— Теперь он многое знает, — предупредила Мираж.
— Ты заверила меня, что он не знал Дзирта До'Урдена и никогда не встречался с ним на просторах Фаэруна.
— Так и есть, но если он что-то заподозрил, разве нет вероятности, что он наложил схожие двеомеры на вас обоих, чтобы тоже видеть мир глазами пантеры?
Рука Дрейго Проворного застыла на полпути к полке, где хранилось его бренди из Серебряной Луны. Он обернулся, чтобы посмотреть в лицо своей гостье.
— Должен ли я потребовать свою плату назад?
Мираж тихо засмеялась и покачала головой.
— Тогда с чего бы тебе предполагать такое? — поинтересовался Дрейго Проворный.
Но ее улыбка сделалась лукавой, и слова повисли в воздухе. Он сгреб бутылку и налил пару бокалов, опуская один на комод и делая глоток из другого.
— Ну почему, коварная леди, ты пытаешься выведать мои мотивы? — спросил он наконец.
— Ты признаешь, что твоя… тактика могла вызвать мое любопытство, да?
— Почему? Конечно, я интересуюсь леди Далией и ее спутниками. Они доставили мне кучу неприятностей, и с моей стороны было бы упущением не отплатить им.
— Ко мне приходил Эффрон, — сообщила она.
— В поисках пантеры.
Чародейка кивнула, и Дрейго Проворный заметил, что она держала в руках бренди, который он налил ей, хотя и не подал, а она не подходила, чтобы забрать его. Или, по крайней мере, не было видно, чтобы она подходила и забирала его.
— Я знаю, что Эффрон отчаянно желает убить это создание, Далию.
— Тогда удачи ему! — воскликнул в сердцах Дрейго Проворный.
Но Мираж все так же стояла и качала головой, не купившись на его притворное волнение.
— Да, она его мать, — ответил Дрейго Проворный на ее немой вопрос. — Зачавшая от Херцго Алегни. Далия, горячая эльфийка, сбросила его со скалы сразу после рождения. Жаль, что падение не было милосердным и не убило его, так как он приземлился среди сосен. Деревья остановили падение и сломали позвоночник, но он, увы, не погиб.
— Его травмы…
— Да, Эффрон был и остается сильно изувеченным, — пояснил колдун. — Но Херцго Алегни не хотел отпускать его. Ни физически, ни эмоционально в течение многих лет, пока не стало ясно, каким будет маленький Эффрон.
— Кривым. Немощным.
— Но к тому времени…
— Он уже был твоим преемником, многообещающим молодым колдуном под бдительным оком великого Дрейго Проворного, — рассуждала Мираж. — И более того, он стал той дубинкой, которой ты крушил непреклонную волю вечно причиняющего беспокойство Херцго Алегни. Он стал ценным для тебя.
— Этот мир слишком сложен, — посетовал Дрейго Проворный. — Каждый должен искать какие-нибудь средства, чтобы благополучно плыть по бушующим морям.
Он поднял в тосте свой бокал и сделал еще один глоток. Мираж сделала то же.
— И какие средства ты ищешь сейчас, через пантеру? — спросила она.
Дрейго Проворный пожал плечами, будто это было не важно.
— Так насколько хорошо ты знаешь этого Эрлиндира?
Теперь пришла очередь Миража пожать плечами.
— Будет ли он рад видеть тебя в своей роще?
Она кивнула.
— Он последователь Миликки, — заметил Дрейго Проворный. — Знаешь ли ты, каков его ранг?
— Он могущественный друид, хотя с годами его разум притупляется.
— Но благоволит ли ему богиня? — спросил Дрейго Проворный более настойчиво, чем намеревался, так как в ответ Мираж напряглась, выказывая все возрастающую настороженность.
— Не должен ли он быть тем, кому дарованы силы?
— Более того, — настаивал Дрейго Проворный.
— Ты спрашиваешь меня об Эрлиндире, или о том, кому Миликки благоволит особенно? Об Избранном?
Старый колдун и глазом не моргнул.
Мираж рассмеялась.
— Как ты думаешь, будь он таким, смогла бы я когда-нибудь провернуть с ним подобную аферу? Ты считаешь меня дурой, старый колдун?
Дрейго Проворный отмахнулся от глупых вопросов и сделал новый глоток, тихо ругая себя за столь пылкое выражение такой далеко идущей мысли. Он понял, что оказался вне игры. Напряженность их переговоров с Паризе Альфбиндером одолевала его.
— А не знает ли этот Эрлиндир кого-нибудь другого, кто мог бы пользоваться особой благосклонностью у его богини? — спросил он.
— Возможно, это глава его ордена.
— Нет, или может быть, — согласился колдун. — Я ищу тех, кому благоволят боги, так называемых Избранных.
— Миликки?
— Любых богов. Будет приветствоваться и щедро вознаграждаться любая информация, которую ты сможешь собрать для меня по этому вопросу.
Когда он направился налить новую порцию бренди, Мираж с большой долей скепсиса и интриги спросила:
— Дзирт До'Урден?
Дрейго Проворный снова пожал плечами:
— Кто знает?
— Возможно, Эрлиндир, — ответила Мираж.
Она допила свой бокал и уже собралась уходить, но задержалась, только чтобы взглянуть туда, где плененная Гвенвивар мерила шагами клетку.
— Наслаждайся своим временем на Ториле, — заметила она.
— Наслаждайся… — пробормотал себе под нос Дрейго Проворный, когда она ушла.
Не часто он прислушивался к таким советам.
ЧАСТЬ I. Искалеченное дитя
Не думал, что такое возможно, однако мир вокруг меня становится все более серым и запутанным.
Сколь явной была разница между светом и тьмой, когда я впервые вышел из Мензоберранзана. Сколь преисполнен был я праведной веры, даже когда мое будущее было покрыто мраком. Я мог стукнуть кулаком по камню и заявить: «Это правильно, а это неправильно! Так в мире все встает на свои места,» — с полной уверенностью и внутренней удовлетворенностью.
И теперь я странствую с Артемисом Энтрери.
И теперь моя любовница — женщина, которая…
Грань между светом и тьмой становится все тоньше. То, что раньше казалось абсолютно понятным, быстро превращается в сбивающий с толку туман.
В котором я блуждаю со странным чувством отрешенности.
Конечно, туман этот был всегда. Изменился не мир, а только мое восприятие. Всегда были, есть и будут воры, такие как фермер Стайлес и его шайка разбойников. По букве закона они действительно преступники. Но разве чаша весов порока не склонилась сильнее к самым ногам феодалов Лускана и даже Глубоководья, чье общественное устройство ставит мужчин, подобных Стайлесу, в безвыходное положение? Они промышляют на дорогах, чтобы выжить и поесть, влача нищенское существование на границе цивилизации, которая забыла, и даже более того, отринула их!
Так, на первый взгляд, эта дилемма кажется очевидной. Однако, когда Стайлес и его банда действуют, разве они не совершают насилие, не нападают и, возможно даже, не убивают? Разве они просто мальчики на побегушках у своих кукловодов — в равной степени отчаявшихся людей, действующих внутри разобщенных структур этого общества, чтобы прокормиться?
Где же тогда опрокинулась чаша весов морали?
Но наверно, для меня самого важнее выбрать, где бы я мог лучше всего следовать принципам и истинам, которыми очень дорожу?
Должен ли я стать одиночкой, заботясь о своих личных нуждах так, как считаю правильным и справедливым? То есть отшельником, живущим среди деревьев и зверей, сродни Монтолио де Бруши, моему давно потерянному наставнику. Это был бы самый легкий путь, но будет ли этого достаточно, чтобы умиротворить сознание, давно поставившее общество выше отдельной личности?
Или я должен стать крупной фигурой в небольшом пруду, где каждое мое движение, продиктованное совестью, посылает волны на окружающие берега?
Я думаю, оба этих варианта подходят, чтобы описать мою жизнь, как на сегодняшний день, так и за последние десятилетия рядом с Бренором и Тибблдорфом, Джессой и Нанфудлом, когда наши проблемы были нашими собственными. А наши личные нужды, по большей части, стояли выше окружающего общества, когда мы искали Гаунтлгрим.
Рискну ли я броситься в озеро, где мои волны превратятся в рябь, или в океан общества, где эта рябь вполне может стать неразличимой среди приливов доминирующих цивилизаций?
Где, я хочу, но страшусь узнать, кончается высокомерие и наступает реальность? Это опасность постижения слишком высока, или я скован страхом, который будет удерживать меня в самом низу?
Я снова окружил себя могущественными спутниками, хотя по своим моральным качествам они не идут в сравнение с моей предыдущей командой, и их гораздо труднее контролировать. Я почти уверен, что вместе с Далией и Энтрери, с этой занимательной дворфой, называющей себя Серая Амбра, и с этим монахом с выдающимися способностями, Афафренфером, мы могли бы убедительно вклиниться в решение самых тягостных проблем в регионе более широком, чем северная часть побережья Меча.
Но я не сомневаюсь, что это рискованно. Я знаю, кем был Артемис Энтрери, и могу только надеяться, кем он будет теперь. Далия, несмотря на все те качества, которые интригуют меня, опасна, и ее преследуют демоны, суть которых я только начинаю постигать. А теперь, с появлением этого странного молодого тифлинга, вызвавшего в ее сознании опасный беспорядок, рядом с ней я чувствую себя еще более потерянным.
Серая Амбра — Амбра Гристл O'Mол из Адбарских O'Mолов — ей можно было бы доверять больше всех. И все же, когда мы встретились впервые, она была частью группы, помогающей действительно темным силам, пришедшей убить меня и захватить Далию. И Афафренфер… ну, я просто не знаю.
Что я точно знаю, понимая суть своих спутников, это то, что с точки зрения моих моральных обязательств перед истинами, которыми я очень дорожу, я не могу следовать за ними.
В то же время, другой вопрос — могу ли или должен ли я убедить их следовать за собой.