FIAT, BP, Unilever, Volvo, Nestle, Philips, RD/Shell, Siemens, Bosсh, Daimler, Austrian Industries, Man, British Steel, Solvay, Olivetti и еще многие, многие другие - все флагманы европейской промышленности были представлены своими руководителями. С некоторыми я был знаком, остальных видел впервые, но мне сразу стало понятно, что все они - единомышленники, сговаривающиеся только о частностях и абсолютно согласные друг с другом в целом.
Мне вежливо кивали, улыбались, но узнать мое мнение никто не спешил. Впрочем, своего они не скрывали и мне было важно только это.
Докладчик выступал за докладчиком, мелькали цифры, графики, в руках появлялись и исчезали толстые проспекты презентаций, и я постепенно понимал, что каждый из них настаивает на необходимости скорейшего объединения Европы в некое общее экономическое пространство на основе Брюссельского договора, единой валюты, единого таможенного пространства и единого правительства. В прессе мне уже приходилось видеть пространные статьи на эту тему, но только здесь я понял, что о будущем объединении говорят как о деле уже решенном. Более того, каждый второй из выступавших считал неизбежностью включение в этот Союз тех стран, что еще были в сфере влияния Москвы - Польши, Румынии, Чехословакии, Венгрии, Болгарии.
- Вы же здесь впервые? Что вы обо всем этом думаете? - наклонился ко мне сосед, представительный щекастый и лысый очкарик, выступавший утром с речью о необходимости создания Пиренейского коридора.
Его звали Висс Деккер и возглавлял он голландскую Phillips. А на коленях у него лежала толстая брошюра его доклада с говорящим названием “European Round”. Говорил на английском он не очень чисто, но компенсировал это быстротой и активной жестикуляцией.
- Что об этом говорят политики? - не очень-то любезно я ответил вопросом на вопрос. - Ведь это им предстоит ставить подписи на договорах?
- А что они могут говорить? Разве у них есть выбор? Они хотят снова быть избранными, а для этого они должны показать людям, что реально работают. Нужен какой-то успех. И объединение Европы в общий рынок - от Португалии и Исландии до Кипра и Финляндии сулит неплохие прибыли.
- Кому? Разве государства что-то получат от беспошлинного перемещения товаров и капиталов через границы?
- Нам, сэр Майнце! Нам! - у голландца было отличное настроение. - Мы сможем разделить труд между всеми странами-участницами. В Польше будут выращивать картошку, а в Италии машины. В Париже - создавать парфюм и строить самолеты, а в Цюрихе шоколад! Повсюду одна цена и повсюду одни правила! А если это хорошо для нас, то это хорошо для государств. Они получат увеличившиеся налоги, новые рабочие места, ускорение обращения товаров и денег. Нам нужно перезапустить европейскую экономику, пока она не захлебнулась. Разве это не достойная цель?
В последние годы таких разговоров ходило много - в газетах, с трибун на собраниях партий, с университетских кафедр звучали похожие речи, но я не думал, что вопрос уже настолько глубоко проработан и имеет такое количество поклонников.
- Не разделяю вашего оптимизма, - сказал я. - Это только у мистера Рикардо в книжке существуют страны, где выгодно производить бананы, и другие, которым выгоднее производить трактора. Только в теории, обмениваясь этими товарами, обе страны богатеют. В реальности все иначе. В реальности одни богатеют быстрее и постепенно разоряют других. И я вижу уже сейчас трудности вашей европейской интеграции. Сильные государства через какое-то время полностью подчинят себе слабые и на этом все закончится. В ближайшей перспективе вы получите больную Европу, с очень неравномерным распределением доходов. Будут очень богатые страны и очень бедные, причем у вторых не будет даже призрачного шанса выбраться из перманентного банкротства. И когда завершиться последний цикл приватизации в обнищавших странах, когда они продадут последний клочок земли чтобы расплатиться по долгам, начнется обратный процесс - раскол единой Европы. Только он будет совсем нецивилизованным - кровавым и грязным. Браки заключаются по любви, разводы случаются от ненависти.
Голландец меня внимательно слушал и не спешил вставлять свое слово. Я набрал в грудь побольше воздуха и продолжил:
- У меня есть маленькая Андорра, не очень-то предназначенная для свободной конкуренции, практически лишенная полезных ископаемых и не обладающая никаким производственным ресурсом. В горах трудно строить дороги и тянуть линии электропередач. У нас в избытке только камни и небо. А всего остального - мало. А вы предлагаете мне поучаствовать в конкурентной борьбе с Рурской областью? Лет через десять после начала такой конкуренции у меня в стране останутся всего лишь два человека - я и мой премьер-министр. Даже жена меня бросит, потому что мне нечем будет заплатить за ее булавки. И не помогут никакие представители в Брюсселе, потому что никому и в голову не придет реально помогать слабому. Рынки так не работают.
- Выживает сильнейший, не так ли? - мистер Деккер постучал ногтем по брошюре. - Но вы слишком много думаете о маленькой Андорре. А правда состоит в том, что если мы не научимся жить в Европе вместе, не сумеем наладить внутреннюю кооперацию, то лет через двадцать нас сожрут внешние силы. И от этого никуда не деться. И выбор прост - либо мы начинаем конкурировать с остальным миром, по мере сил помогая друг другу, либо делаем это каждый в одиночку. Но в таком случае наши шансы для выживания значительно ниже. И… могу вас заверить, что умереть мы никому не позволим. Вот здесь у меня приведены расчеты, - голландец быстро нашел нужную страницу в своем докладе, - и они упрямо говорят, что только на одной конвертации валюты мы теряем около полутора процентов прибыли каждый год. Переводя марки в лиры, а фунты во франки, мы теряем деньги. Их зарабатывают банки и распределяют между своими акционерами в Лондоне, Нью-Йорке, Сингапуре. И так происходит со многим, не только с валютой. Старые границы мешают Европе развиваться. Это понятно уже всем, кто здесь находится.
Мистер Деккер сделал широкий жест рукой, охватывая всю аудиторию.
- Нам нужно мобилизоваться, чтобы успевать за Америкой и азиатскими тиграми, иначе мы останемся на задворках цивилизации. Чтобы конкурировать с SONY, моей компании нужен дешевый доступ ко всем ресурсам Европы и тогда мне не придется принимать тяжелых решений о закрытии заводов в Германии или Франции. Все просто: наши компании созданы для того, чтобы получать прибыль. Но нынешние правила, сложившиеся на европейском рынке, не позволяют нам этого делать. Пошлины, страховки, налоги - мы едва сводим концы с концами. На вложенный в производство фунт мы имеем два пенса прибыли. Японцы с того же фунта имеют пятнадцать пенсов. Если политики в ближайшие годы не пойдут по предложенному нами пути объединения, мы просто будем вынуждены перенести свои мощности из Европы в Азию и Южную Америку, чтобы снизить текущие издержки. Альтернатива - разорение.
С такой точки зрения на проблему я еще не смотрел. Мне казалось, что европейская промышленность достаточно крепко стоит на ногах и не нуждается в каких-то специальных мерах. Но вот передо мной сидел один из столпов этой промышленности и он был убежден, что внутренние европейские границы мешают бизнесу. А вокруг нас с ним находилось еще с полсотни человек, руководящих восемьюдесятью процентами промышленного производства Европы, и все они считали, что мистер Деккер прав.
- Знаете, - продолжал голландец, - в этой ситуации нам нужно использовать любой доступный ресурс, чтобы стать победителем в гонке. В Америке сложился постоянный институт общения власти и бизнеса - лобби, но нам в Европе такой институт пока что просто не по карману. Даже такие большие фирмы как моя, не могут себе позволить услуги разных лоббистов отдельно в каждой европейской столице. Вот если бы у нас был общеевропейский центр принятия решений, где-нибудь в Брюсселе, то, думаю, власть лучше бы понимала, что нужно бизнесу, а бизнес мог бы успешнее помогать власти.