- Вы считаете, что бродвейские мастера лучше?

- На сто порядков! - присоединился к обсуждению Гринспен. - Вы видели “Кошек”? “Вестсайдскую историю”? “Чикаго”?

- А “Сорок вторая улица”?! - напомнил князь Лобанов. - Чудесно!

- Недавно был в Париже на премьере французской “Легенды о Джимми”, - поморщился Джей. - Такая муть. Европейские режиссеры годятся только на то, чтобы быть подмастерьями у мастеров. Они ничего не понимают в настоящих шоу. Либо перебор, либо недобор и никогда в яблочко!

Все стали бурно обсуждать новости бродвейских подмостков, а мне стало скучно - я не любил мюзиклы. Меня тошнило от слащавой My Fair Lady, бесила непроходимой тупизной Funny Girl и раздражала дебиловатая наивность оперного призрака. Впрочем, советские аналог - водевили и оперетки раздражали не меньше. Все это мне казалось каким-то дурным китчем, непроходимой глупостью и насмешкой над музыкой и танцем. Наверное, я вообще не приспособлен для понимания половинчатости: певцы в мюзиклах поют хуже, чем в опере, танцуют хуже, чем танцоры, играют проще чем драматические актеры - сплошной майонез, который любому вкусному продукту придает вкус майонеза. В общем для меня любой мюзикл находился в категории “не верю”. Осси считала, что я слишком много требую от популярного развлечения и даже иногда напевала что-то из тех же чокнутых Сats. Я затыкал уши или уходил “по делам”.

Между тем обсуждение продолжалось и мои новые приятели сошлись во мнении, что акой-то Робин Филлипс будет как нельзя кстати.

- Мы все приедем на ваш праздник, Зак, - заверил меня Алан. - Если, конечно, не случится какого-нибудь “черного четверга”.

- Разве у нас что-то такое запланировано? - поднял бровь Джей.

- Вы же со мной не всегда откровенны, - пожаловался Алан. - Иногда я узнаю о ваших планах последним. Это … заставляет меня держаться в тонусе.

Мы проговорили еще несколько часов, полюбовались резким горным закатом, и вскоре все они улетели на вернувшихся вертолетах в Барселону.

Напоследок мистер Гринспен придержал меня за локоть и скороговоркой прошептал в ухо:

- Было бы неплохо, сэр, если бы в знак нашего обоюдного согласия вы приобрели бы наши десятилетние бонды. Если есть необходимость, мы даже готовы прокредитовать эту операцию. Миллиарда полтора-два будут приемлемым знаком. Соберетесь, позвоните мне, нас соединят в течении получаса, - он сунул мне в карман пиджака свою визитку.

Мне пришлось рассеянно кивнуть, потому что он уже бежал к вертолету и, часто оглядываясь, махал мне рукой.

Я остался с Пьером, просидевшим все время в зале вместе со всеми, но так и не решившимся вставить даже единое слово.

- Что вы об этом думаете, Пьер? - спросил я, когда мы в одиночестве стали пить вино.

- Вы держались достойно, сэр.

- И это все?

- Не знаю, мой король. Эти игры, в которые вы собираетесь играть - выше моей компетенции. Я вас об этом предупреждал. Я могу контролировать денежные потоки, я могу быть премьером в такой маленькой стране, где всего министров - шесть человек, но я не могу мыслить так глобально, как это умеют делать побывавшие здесь господа.

Я усмехнулся, показывая свое безусловное превосходство, но беда была в том, что я, как и Пьер, тоже не мог мыслить так глобально как “господа” - не хватало образования, умения, воспитания, связей, понимания ситуации. Я был той пеной, которую вытолкнула вверх штормовая волна, и должен был исчезнуть, когда она разобьется о берег.

Глава 7.

Когда я вижу перед собой классический средневековый замок, я всегда почему-то испытываю необъяснимый трепет и почти священный восторг. Как правило, это доминирующая над местностью точка где-нибудь на одинокой скале, как нормандский Mont Saint-Michel, баварский Neuschwanstein, многочисленные испанские Алькасары. Или как несчетные итальянские замки на холмах, окруженные виноградниками - всюду замок сеньора на высоте, а под ним, где-то внизу копошатся трудолюбивые вилланы.

Вся композиция - от рассыпанных по округе наделов арендаторов до замковой часовни и донжона - все стремится вверх, ввысь, к облакам, к Богу, в небо. И где-то там, неподалеку от ангелов, в представлении каждого крестьянина живет их лорд, сеньор, пан, герр - хозяин. Ведь он же не может жить у подножья? Для чего тогда все эти шпили, остроконечные крыши? Нет, сеньор - где-то там, рядом с ангелами!

Многие из этих замков построены тысячу лет назад, но с тех пор ничего не изменилось. Если посмотреть издалека на любой центр силы - Гамбург, Лондон, Нью-Йорк, Чикаго, Токио, Нью-Дели - всюду мы увидим те же самые очертания египетских пирамид. Где в центре панорамы окажется самая высокая точка с очень значимым хозяином, а вокруг - вассальные владения поменьше. Или же независимые барончики от коммерции воздвигли рядом свои башенки. Это не важно. Важно, что это по-прежнему замки и по-прежнему с их высоты хозяева наблюдают за своими вассалами.

Когда-то прежде замки населяла родовая аристократия, землевладельцы и их прислуга. Потребовалась целая Первая мировая война, чтобы стереть такой миропорядок и поставить на вершину мировой иерархии не князей с баронами, но владельцев промышленных предприятий и управляющих банками. Где-то нобилитету удалось трансформироваться в собственников денег и производственных мощностей - как в Британии, в Италии, частично во Франции, совсем мало - в Германии, Австро-Венгрии, где старые хозяева стран не поняли направления развития цивилизации с первого раза и пытались взять реванш во Второй мировой. Где-то - как в России правящие круги были пущены под нож почти в полном составе. Наверное, российские землевладельцы упорствовали намечающимся переменам более всех остальных. Формацию хозяев мира - аристократов-землевладельцев повсюду сменила новая. И с тем же упорством бросилась строить все те же замки, еще более отчетливо показывающие разницу между народными массами и новыми небожителями.

Поначалу новые башни заселялись промышленниками, сталелитейщиками, нефтяниками, железнодорожниками, банкирами, тоговцами, страховщиками, кораблевладельцами - всеми поровну и все были чем-то вроде равных баронов новой экономики, нового мироустройства. Рядом, в башнях пониже, располагалась новая прислуга: радиокомпании, газеты, консалтинговые и юридические компании, брокеры, издательства, именные институты вроде Смитсонианского. Но постепенно из среды равных выделились самые достойные - финансисты, инвестиционные банкиры, страховщики, ставшие герцогами и графами новой феодальной эпохи.

Теперь у них не было земли как основного носителя богатства, но зато они научились “делать” деньги, на которые могли купить все, что может быть создано. Вместо фригольда - появилась норма резервирования, вместо копигольда - рыночная капитализация, а на смену вилланскому держанию земли пришли проценты по кредиту. Казалось бы - изменилось все! Это так и не так: все, кто добывал себе хлеб руками, профессией, службой по-прежнему вынуждены были работать на новый класс народившихся феодалов, научившихся выжимать деньги не только из земли, но даже из жизни своих должников.

Когда герр Миллер рассказал мне, что все работники на наших австрийских предприятиях застрахованы на кругленькие суммы за счет фирм - я порадовался за то, что их родные в случае чего получат приличные компенсации. Но герр Миллер рассмеялся и сообщил, что получателем выплаты в этих страховках значится не жена, сын или брат, а фирма-страхователь, то есть я и остальные совладельцы. И еще герр Миллер цинично сообщил мне, что некоторых из работников лучше бы прибить сразу после найма на работу, потому что те три миллиона шиллингов, на которые застрахована жизнь среднего клерка, он не отработает и за двадцать лет.

Я проверил его слова для французских, немецких, английских предприятий - везде было одно и то же. А на одной шахте в Бирменгеме, все еще окончательно не закрытой, выяснилось и вовсе замечательная вещь: если бы шахта обрушилась, похоронив под собою всех работников, управляющая компания по страховым выплатам получила бы вдвое больше, чем можно было выручить, продав эту шахту.