* * *

РУМЫНИЯ. РАСПОЛОЖЕНИЕ 8-ГО АРМЕЙСКОГО КОРПУСА. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

Генерал хмуро отодвинул бумаги. Вот как можно говорить о победе в войне, если на всех уровнях военной и гражданской жизни царит такая неопределенность и ощущение грозных перемен? Причем, не просто каких-то абстрактных перемен, а перемен всеобъемлющих и не было никакой возможности сказать, во что все выльется в итоге.

Деникин вспомнил свою недавнюю встречу со специально приехавшим к нему генералом Крымовым Два генерала имели приватную и очень обстоятельную беседу о сложившемся положении на фронтах и в стране в целом. Крымов рассказывал о настроениях в верхах, о явной измене со стороны Императрицы, которая передает все секреты и планы немцам, о засилии немцев на многих командных постах в армии, о неспособности Государя твердой рукой вести страну к победе, о необходимости принятия самых решительных мер для оздоровления России.

Заговор в верхах, как оказалось, не просто был, но и перешел уже в практическую плоскость. Крымов поведал собеседнику о нескольких сценариях, среди которых были и насильственное выселение Императрицы в Крым под охрану верных заговорщикам частей, и принуждение Николая Второго к передаче полномочий «ответственному министерству» или военному диктатору, на роль которого сватали начальника главного артиллерийского управления генерала Маниковского.

Для недопущения возможности обращения Императора к войскам, план предусматривал блокирование и арест Государя в дороге, вне Могилева, Царского Села или Петрограда. В захваченном заговорщиками поезде у царя будет лишь три варианта – согласиться на все, что от него требуют, или отречься от Престола, или же умереть. Физическое устранение Государя, которому все они в свое время присягали в верности, считалось не просто возможным, но и, пожалуй, приоритетным.

Важнейшей в этом деле была поддержка заговора со стороны высшего генералитета Империи в лице генералов Алексеева, Рузского, Гурко, Брусилова, Теплова, Данилова, адмирала Колчака и других военноначальников. Сам же генерал Крымов выступал в качестве связующего звена между заговорщиками в армии и заговорщиками в столице, среди которых были Родзянко, Львов, Некрасов, Гучков, Керенский и другие.

Крымов сообщил Деникину, что смещение Николая Второго вопрос решенный и состоится оно не позднее марта, дабы не повлиять на подготовку наступления, намеченного на весну 1917 года. Более того, Деникину было сообщено, что самого Крымова условной телеграммой уже вызвали в Петроград, где он должен оказаться не позднее 1 марта, что означало, что события начнут развиваться буквально в ближайшие дни.

Антон Иванович вздохнул. Несмотря на весь оптимизм Крымова, лично ему было совсем неясно во что выльется смена царя, установится ли военная диктатура или полноту власти захватят те же Гучков с Родзянко, и чем это обернется для боеспособности армии.

Ясно было лишь одно – грядут смутные времена и грядущее скрывается то ли в черных облаках грядущей освежающей грозы, то ли в черных облаках пожарищ…

* * *

ГАТЧИНА. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

…Э, нет, увольте, не согласен я. У меня другие планы на свою жизнь, да и на вашу, господин Родзянко, кстати, тоже. Но придется пока тупо потянуть время, заваливая собеседника общими фразами о смысле жизни и об его историческом значении для роста поголовья моржей в Африке.

«Мне понятны ваши тревоги и мотивы, Михаил Владимирович. Со многим из сказанного вами я согласен. Меры не терпят отлагательств, а время уходит. Я переговорю с Его Императорским Величеством обо всем этом».

«Ваше Императорское Высочество, вы абсолютно правы. События требуют незамедлительного вмешательства. Поэтому наилучшим действием в этой тревожной ситуации было бы ваше немедленное прибытие в столицу и принятие на себя диктаторских полномочий».

Ага, разбежался. Поездка в Петроград по приглашению господина Родзянко в итоге закончилась для прадеда арестом, с последующими расстрелами и прочими мелкими неприятностями. Так что я пока воздержусь от этой поездки.

«Прибытие в столицу, не имея полномочий от Государя для наведения порядка, не представляется правильным. Это лишь добавит хаоса в общий беспорядок в городе. Я немедленно вылетаю в Псков, а оттуда в Ставку. Завтра утром я надеюсь иметь личную аудиенцию у Его Императорского Величества, где и приложу все свои силы для того, чтобы убедить Государя в правильности высказанных вами предложений».

«Ваше Императорское Высочество, это не вполне разумно. Дорога воздухом зимой сопряжена с высочайшим риском. Убедительно приглашаю вас в Петроград. Народные массы жаждут видеть вождя, который сможет вдохнуть в них веру в будущее России. Я организую спецпоезд из Гатчины в столицу, и вы сегодня же сможете возглавить народные выступления, и тем самым сможете спасти тысячи жизней от возможного кровопролития. Повторяю – речь идет о судьбе России и судьбе Династии! С Государем сможете связаться прямо из Петрограда, уже после того, как вы войдете в курс происходящего здесь. Зачем вам вот так рисковать и лететь в Могилев без опоры на народное мнение столицы?»

Вот настырный какой! Как говаривал один пластилиновый мужичок в одном пластилиновом мультфильме – «Ох уж эти сказочки! Ох уж эти сказочники!» Вот чего только не наобещает господин Родзянко, лишь бы заманить меня к себе под замок. Прямо уж «Народные массы жаждут видеть вождя». Что ж, народные массы его увидят. Но чуть позже.

«Мне, как русскому офицеру и члену Императорской Фамилии, негоже обращать внимание на личный риск, когда на карту поставлена судьба Отчизны. Уверен, что личный разговор с Государем сможет значительно смягчить его позицию, и он скорее пойдет на необходимые обществу реформы».

«И, все же, Ваше Императорское Высочество, я беру на себя дерзость настаивать на необходимости нашей личной встречи до вашей аудиенции у Государя. Многое изменилось и, боюсь, вы не совсем отдаете себе отчет в происходящем. Прошу вас, воспользовавшись аэропланом, прибыть в столицу, откуда, после наших с вами консультаций, вы благополучно сможете вылететь в Ставку».

Эх, господин Родзянко – господин Родзянко, это вы не совсем отдаете себе отчет о том, что многое изменилось. Прямо скажем – принципиально изменилось. Но у вас еще будет повод в этом убедиться. Жестко убедиться. С кровавыми соплями на вашей жирной мордашке.

«Понимая вашу озабоченность и ваши мотивы, я, тем не менее, не могу изменить своего решения, ввиду того, что, по имеющимся у меня данным, Государь планирует уже завтра отбыть из Ставки в сторону Петрограда вместе с войсками, под началом генерала Иванова. Я не могу допустить риска разминуться с Его Императорским Величеством в этот грозный для Отчизны час».

Однако пора-ка мне убираться отсюда да поживее. Откуда я знаю, какие у господина Родзянко возможности и не устроит ли он так, чтобы я вообще не вылетел сегодня из Гатчины или долетел, но не туда. Поэтому сделать нужно все, только бы «Илья Муромец» немедленно поднялся в воздух и взял курс не на Питер и даже не на указанный мной Псков, а именно на Могилев. А там я уж как-нибудь разберусь.

После некоторой паузы телетайп снова заработал.

«Ваше Императорское Высочество, вы решительно намерены лететь в Ставку?»

«Да. Сегодня же я вылетаю в Псков и утром буду в Могилеве».

«Тогда берегите себя, Ваше Императорское Высочество. Родзянко».

Я почувствовал то гадкое чувство, которое бывает при взгляде на что-то омерзительное, слизкое и вонючее. Даже возникло желание вытащить из кармана платок и тщательно вытереть руки. Значит "Берегите себя..." разлюбезный Михаил Владимирович? Угрожать вздумали? Что-ж, Михаил Владимирович, и вам от меня пламенный привет.

«И вас очень прошу о том же. Встретимся в Петрограде. Я прибуду в столицу вместе с войсками. Михаил».