Ее глаза расширились.

– Ты прекрасна, - прошептал он.

– Нет, - тихо сказала она, это было не больше, чем дыхание, - Не говори того, во что не веришь.

Его пальцы сжали ее плечи.

– Ты прекрасна, - повторил он, - Я не знаю как…Я не знаю когда…

Он прикоснулся рукой к ее губам, чувствуя ее горячее дыхание на кончиках своих пальцев.

– Но ты прекрасна, - тихо прошептал он.

Он наклонился вперед, и поцеловал ее, медленно, благоговейно, очень удивленный, что это все-таки случилось, и что он ее так ужасно хочет. Шок прошел, сменился простым примитивным желанием заклеймить ее, заявить на нее свои права, поставить на ней знак, что она его.

Его?

Он слегка отклонил голову, и посмотрел на нее, его глаза осматривали ее лицо.

Почему бы и нет?

– Что это? - прошептала она.

– Ты прекрасна, - сказал он, покачивая головой в замешательстве. - Я не знаю, почему никто этого не видит.

Что- то теплое и чудесное появилось и начало распространяться по телу Пенелопы. Она не могла объяснить что это; это было так, словно кто-то нагрел ее кровь. Это начиналось в ее сердце и медленно распространялось на руки, живот и кончики пальцев.

Это сделало ее легкомысленной. Это сделало ее удовлетворенной.

Это сделало ее цельной.

Она не была прекрасна. Она знала, что она не прекрасна, она знала, что никогда не станет больше, чем немного привлекательной, но когда он смотрел на нее…

Она чувствовала себя прекрасной. Она чувствовала себя такой, как никогда прежде. Он поцеловал ее снова. Его губы в этот раз были голодными, покусывая и лаская, они пробуждали ее тело, раскрепощали ее душу. Ее живот начало странно покалывать, ее кожа пылала и нуждалась в нем, особенно там, где его руки касались ее тела через тонкую зеленую ткань ее платья.

И ни разу ей в голову не пришла мысль, что это не правильно. Этот поцелуй заключал в себе все то, что она должна была опасаться и избегать, но она знала - телом, разумом, душой - ничто в ее жизни еще не было таким правильным. Она была рождена для этого мужчины, и она потратила так много лет, пытаясь принять тот факт, что он был рожден для какой-нибудь другой женщины.

Что доказывалось сильным просто невообразимым удовольствием.

Она хотела его, она хотела это, она хотела почувствовать его.

Она хотела быть прекрасной, даже если она была такой лишь в глазах одного единственного мужчины. Это были, подумала она мечтательно, в то время, как он мягко уложил ее на сиденье экипажа, единственные глаза, которые имели для нее значение.

Она любила его. Она всегда любила его. Даже сейчас, когда он был так рассержен на нее, что она его не узнавала, когда он был так рассержен на нее, что она не была уверена в том, что он ей нравится; она любила его.

И она хотела быть его.

В первый раз, когда он поцеловал ее, она приняла его поцелуй с пассивным восхищением, но на сей раз она была решительно настроена принять активное участие в поцелуе. Она все еще просто не могла поверить, что она здесь, с ним; она никак не могла поверить в то, что он ее целует, просто потому, что ему нравится это.

Это могло никогда не произойти снова. Она могла никогда не почувствовать снова, сильного давления его тело на нее, или постыдного щекочущегося прикосновения его языка к мягкой глубине ее рта.

У нее появился один единственный шанс. Шанс сделать этот момент запоминающимся, таким, который она будет помнить всю оставшуюся жизнь. Один единственный шанс на мгновенье прикоснуться к счастью.

Завтра будет ужасным, ужасным его делало знание того, что он довольно скоро найдет себе какую-нибудь другую женщину, с которой он сможет смеяться и шутить, и даже жениться на ней, но сегодня…

Сегодня был ее день.

И с божьей помощью она собирается сделать этот поцелуй запоминающимся. Она подняла руку и коснулась его волос. Она колебалась, потому что была лишь настроена решительно, но ей совсем не хотелось, чтобы Колин подумал, что она хорошо информирована в этом. Его губы медленно ослабляли ее интеллект и разум и затуманивали мозги, но тем не менее, она не могла не заметить, что его волосы, ощущаются точно так же, как у Элоизы, волосы которой она расчесывала бесчисленное множество раз за годы их дружбы. Боже помоги ей…

Она захихикала.

Это привлекло его внимание, он отклонил голову, его губы сложились в удивленную улыбку.

– Прошу прощения?

Она покачала головой, стараясь стереть с лица улыбку, но ее попытка оказалась безуспешной.

– Нет, так не пойдет, - настаивал он, - Я не смогу продолжать, если не буду знать причины твоего хихиканья.

Она почувствовала, что ее щеки запылали еще больше, это показалось ей до смешного несвоевременно.

Она находилась здесь, совершенно неподобающе лежа на сиденье его экипажа, и только сейчас она решила благопристойно покраснеть?

– Скажи мне, - прошептал он, нежно покусывая ее ушко.

Она покачала головой.

Его губы отыскали на ее шее ту точку, где бился ее пульс.

– Скажи мне.

Все что она сделала - все, что она могла сделать - это застонала, и выгнула шею так, чтобы ему было удобнее.

Ее платье, частично расстегнутое, причем она даже не осознала, каким образом это было проделано, заскользило вниз, до тех пор, пока полностью не обнажилась ее ключица. Она с легкомысленным очарованием наблюдала за тем, как его губы скользят по ее коже, как они оказались в опасной близости от ее груди.

– Ты скажешь мне? - прошептал он, лаская и легонько покусывая ее кожу.

– Сказать тебе что? - пробормотала она, задыхаясь.

Его губы шаловливо передвинулись чуть ниже, затем еще ниже.

– Почему ты хихикала?

Несколько секунд Пенелопа не могла вспомнить то, о чем он говорит.

Его рука мягко накрыла ее грудь через ткань платья.

– Я буду мучить тебя до тех пор, пока ты не скажешь, - пригрозил он.

Пенелопа в ответ лишь изогнулась дугой на сиденье, выпячивая вперед грудь так, чтобы она удобнее разместилась в его руке.

Ей нравилось то, как он ее мучает.

– Понятно, - пробормотал он, одновременно сдвигая вниз лиф ее платья, и ласково проводя рукой по ее груди так, чтобы пальцами легко задеть ее сосок.

– Тогда, возможно, я - его рука остановилась и приподнялась, - остановлюсь.

– Нет, - простонала она.

– Тогда скажи мне.

Она склонила голову, словно загипнотизированная уставилась на свою грудь, обнаженную и открытую его пристальному взору.

– Скажи мне, - прошептал он, легонько дуя на ее грудь, словно прикасаясь к ней своим теплым дыханием.

Что- то сжалось внутри Пенелопа, глубоко внутри, в местах, о которых она никогда не вспоминала.

– Колин, пожалуйста, - сама, не понимая чего, попросила она.

Он улыбнулся, медленно и лениво, выглядя удовлетворенным, и в тоже время голодным.

– Пожалуйста, что? - спросил он.

– Прикоснись ко мне, - тихо прошептала она.

Его указательный палец опустился на ее плечо.

– Здесь?

Она отчаянно замотала головой.

Он передвинул руку и мягко провел по ее затылку.

– Ближе? - пробормотал он.

Она молча кивнула, ее глаза, все еще не отрывались от ее груди.

Он снова нашел ее сосок, его пальцы, медленно и дразняще, обегали спирали вокруг него, прикасались к нему, а она все смотрела, ее тело напрягалось все сильнее и сильнее.

Все что она могла слышать, это было ее собственное дыхание, горячее и тяжелое, со стонами срывающиеся с ее губ.

Затем -

– Колин! - его имя вырвалось из ее рта в странном полузадушенном крике.

Он просто не мог этого сделать -

Его губы, прикоснулись к ее соску, и прежде, чем она даже успела почувствовать его жар, ее буквально подбросило вверх от удивления и не только от него, ее бедра бесстыдно прижались к его телу, он обнял ее, прижимая к себе, и словно наслаждаясь этим.

– Ох, Колин, Колин! - задыхалась она, ее руки обняли его, прикоснулись к его спине, отчаянно ощупывая и прикасаясь к его мускулам, ничего не желая, кроме как держать его, прикасаться к нему, и никогда не позволить ему уйти.