— Вам пора стричься, милорд, — поддразнила она его.
Повернув голову, Кристофер посмотрел в ее аметистовые глаза.
— Моя леди считает, что я невинный ягненок, которого надо остричь?
Заметив ее удивленный взгляд, Кристофер продолжил свои вопросы:
— Или же — похотливый зверь с длинной гривой? Пылкий ухажер, пришедший соблазнить вас?
Глаза Эриенн посветлели, и она быстро кивнула в ответ.
— Страдающий от любви увалень? Рыцарь в серебряных доспехах на белом коне, который бросается в бой, чтобы спасти вас?
— Да, все сразу, — согласилась Эриенн сквозь смех.
Она встала на колени и ухватила Кристофера за ворот рубахи обеими руками.
— Все, что вы перечислили, и более того.
Она склонилась, чтобы запечатлеть сладчайший поцелуй на его губах, затем уселась и хрипло произнесла:
— Я считаю, что вы мой супруг, отец моего ребенка, моя опора в тяжелые минуты, защитник моего очага и хозяин этого поместья. Но прежде всего, считаю я, что вы — любовь моей жизни.
Кристофер поднял руку, чтобы отвести в сторону ее сбившиеся волосы, и, задержавшись на ее затылке, притянул Эриенн к себе. Они долго целовали друг друга, она лежала у него на груди, и он гладил ее нежное, мягкое плечо.
— Да, — выдохнул он, — уже скоро придет тот день, когда я сброшу свою маску и мы выйдем в свет так, как нам это и пристало. — Посмотрев на Эриенн, Кристофер провел пальцем по изящной линии ее ушка. — Необходимо одолеть еще много зла, и я дал обет сделать это, но ждать осталось недолго, моя дорогая. Обещаю вам. Недолго.
Они, наконец, поднялись и пошли дальше, сняв туфли и чулки, чтобы побродить босиком по мягкому дерну, окаймлявшему ручей, который бежал через полянку. Как ни оттягивали они эту минуту, солнце пересекло небо, и когда оно опустилось на западе, лорд Сэкстон повел свою даму вверх по склону. Они молчали и были несколько подавлены. Неторопливо поужинав в покоях Эриенн, они уселись, сплетя руки через узкий столик. Сблизив лица, они тихонько заговорили о том, что так хорошо известно всем влюбленным.
Две недели промчались, и, словно по сигналу из преисподней, покой в поместье был нарушен. Старая наемная колымага из Мобри, запряженная столетней клячей, гремя по дороге и вихляя колесами, подъехала к башне. Первым вышел Эйвери, предоставив вытаскивать багаж Фэрреллу. Мэр подождал, пока пожитки оказались на земле, затем важно подошел к кучеру, порылся в жилетке и вытащил несколько монет. Выбрав самую маленькую, он величаво положил ее на руку хозяину экипажа.
— Вот! Сдачи не надо, — великодушно заявил он. — Конец сюда не близкий, так что получи за беспокойство немного побольше.
Эйвери отвернулся и остался в полном неведении относительно того, как кучер хмуро изучал сомнительное богатство, лежащее на его ладони. Он надкусил монету, чтобы проверить ее, затем недовольно хмыкнул, сунул монету в карман и сердито дернул поводья, понукая лошадь.
— Видишь? — тряхнул Эйвери головой в сторону удаляющегося экипажа и поднимая два маленьких баула, в то время как Фэррелл с трудом тащил чемодан потяжелее, пару мушкетов и несколько пистолетов. — А сейчас смекай. Теперь мы, по крайней мере, сможем уехать домой бесплатно в этой прекрасной, шикарной карете его светлости.
— Зачем вы не позволили мне предупредить Эриенн о нашем приезде? — пробормотал Фэррелл.
— Ерунда, молодой человек. Ты тут вертишься постоянно, можно считать, живешь здесь. Не думаю, что они обидятся из-за того, что я приехал с тобою.
— Лорду Сэкстону не понравилось, как ты угрожал Эриенн в прошлый раз.
— Маленькая чертовка, — вспыхнул Эйвери. — Ее еще и не так следовало бы выдрать за то, что она задирает нос. — Он сердито ткнул в сторону неясных очертаний высившейся над ними башни. — Она, имея все это, не предложила даже самой малости своему бедному отцу. Такое шикарное, огромное поместье; как жаль, что у них всего так много, а у нас всего так мало. Если бы не я, то они бы не были сейчас мужем и женою.
Фэррелл с сомнением посмотрел на отца, однако мэру и в голову не приходило, что кто-то может предъявлять к нему претензии. Аккуратно опустив баулы у входа, Эйвери, прежде чем ударить тяжелой колотушкой в парадную дверь, оправил жилетку на своем выпирающем животе.
Вышедший на стук Пейн проводил посетителей в вестибюль, заботливо помогая Фэрреллу тащить тяжелую ношу под хмурым взглядом его отца.
— Хозяин в последние недели нездоров, — сообщил слуга. — Он сейчас в покоях полдничает с хозяйкой. Вы не могли бы подождать их в зале?
Эйвери уставился на слугу своими желтыми глазами и постарался не выдать скрытую надежду в своем вопросе:
— Говоришь, его светлость болен? Что-нибудь серьезное?
— Я полагаю, что так оно и было некоторое время, сэр. Хозяйка почти не отходила от него, однако сейчас хозяин поправляется весьма успешно.
Пейн протянул руку, чтобы забрать оружие у Фэррелла.
— Я отнесу это наверх с вашим чемоданом, сэр. — Он взглянул на Эйвери. — Вы тоже остаетесь?
Отпихнув в сторону баулы, Эйвери откашлялся:
— Да, я думаю, пока Фэррелл здесь, я проведу некоторое время со своею дочерью.
— Прекрасно, сэр. Я вернусь за вашим багажом, как только будет подготовлена комната для вас.
Пейн потащил свою ношу наверх, и когда он скрылся из виду, Эйвери презрительно фыркнул:
— Тупая девица! У его светлости нет ближайших родственников, и если бы он откинул копыта, она стала бы богатой вдовой.
Фэррелл промолчал, однако недружелюбно сверкнул глазами и в раздражении поджал губы. До Фэррелла начало доходить, почему Эриенн не в восторге от отца, и он стал сомневаться, сможет ли вообще получить удовольствие от нынешнего визита. Он все меньше времени проводил дома и предпочитал навещать в Йорке мисс Беккер и ее мать, чем слушать с утра до ночи бесконечное нытье.
Эриенн быстро сбежала по лестнице вниз, на ходу приглаживая волосы и поправляя воротник. Возле арки в большой зал она остановилась, обнаружив, что в спешке не до конца застегнула лиф, и дала себе время перевести дух и привести в порядок свой внешний вид. Щеки ее горели, и она чувствовала, что несколько выбита из колеи, потому что стук Эгги в дверь хозяйской комнаты раздался в крайне неподходящий момент. Полдник остывал на маленьком столике, в то время как их согревал любовный пыл Кристофера. Несвоевременный стук в дверь и сообщение о визите мэра обрушились на них, как ледяной душ, вынудив расстаться в нервной спешке.
Эриенн прошла через зал и поприветствовала родственников, изобразив полную безмятежность. Подойдя к брату, она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку, а затем повернулась и одарила улыбкой отца.
— Отец, вы давно у нас не были, — любезно заметила она. — Вы располагаете временем, чтобы побыть у нас хоть сколько-нибудь?
— Думаю, что да, хотя я считаю, мне было бы приятнее, если бы меня сюда пригласили.
Он просунул большие пальцы сквозь проймы своей жилетки, уставился на дочь, улыбка которой не дрогнула, и отметил, что она не бросилась извиняться или оправдываться.
— Присядьте к очагу и выпейте вина, — предложила Эриенн, на которую упрек не произвел впечатления. — После долгой поездки вы оба, должно быть, проголодались. Я распоряжусь, чтобы для вас что-нибудь приготовили, пока мы будем разговаривать.
Эриенн позвала Эгги, и та принялась суетиться вокруг стола, расставляя тарелки и раскладывая серебряные приборы, пока Эриенн разливала легкое вино по бокалам и подносила его мужчинам. Эйвери отпил, потемнел, словно туча, а затем громко прочистил горло, чтобы привлечь внимание дочери:
— Э, девочка. А не найдется ли у тебя чего-нибудь более подходящего, чтобы смыть дорожную пыль с мужской глотки?
Эриенн обезоруживающе рассмеялась:
— Пейте вино, отец. Оно для вас полезнее. Сейчас подадут еду, а после — хорошего коньяку.
Мужчина помрачнел, но, поскольку он был не из тех, кто отставляет в сторону стакан с любым содержимым, неохотно продолжил свое занятие.