В начале второй недели он мог ударять шпагой с силой, достаточной для того, чтобы разрубить свечу или ветку толщиною с палец. Когда он проводил серию атак и ответных ударов, клинок мелькал так быстро, что за ним невозможно было уследить взглядом. Эриенн наблюдала за его действиями со смешанным чувством гордости и тревоги, восхищаясь мышцами на плечах и на спине и вместе с тем ужасаясь при мысли, что придет время, когда он выздоровеет настолько, чтобы опять начать свои ночные вылазки.

— Вы вызываете во мне страх, — промолвила она как-то утром, когда Кристофер вернулся к кровати, чтобы посидеть рядом. — Мне страшно, что вас могут убить и что мне, как и вашей матери, придется бежать ради спасения нашего ребенка.

— С милостью Божиею, мадам, я буду умнее своего врага.

Кристофер лег поперек кровати, положив голову Эриенн на колени и ласково поглаживая рукою через легкую ткань ночной рубашки ее гладкий, плоский живот.

— Я мечтаю о том, чтобы увидеть нашего отпрыска и засеять новыми семенами то поле, где он сейчас растет, поэтому вам нет нужды опасаться моего безрассудства, любовь моя.

Эриенн пропустила пальцы сквозь его волосы.

— Я надеюсь, что скоро придет время, когда вы откажетесь от маски и переодеваний. Я хочу, чтобы весь мир и все женщины знали, что вы — мой. — Она слегка пожала плечами. — Мне будет нетрудно сказать о нашем браке и отцу.

Кристофер усмехнулся:

— Вот уж кто квакнет.

Эриенн рассмеялась и склонилась над ним:

— Да, действительно. Громче самой хитрой жабы на земле. Он будет топать ногами, хрипеть и кричать о несправедливости, однако во мне растет ваш ребенок, и я сомневаюсь, что кто-нибудь поднимет вопрос об аннулировании брака. — В ее глазах замерцали веселые искорки. — К тому же какой кавалер посмотрит на меня дважды, когда я располнею от беременности?

Кристофер приподнялся на локте и с вожделением взглянул на Эриенн.

— Мадам, если вы полагаете, что я позволю вашему отцу или какому-то кавалеру в обход меня разлучить нас, то разрешите вас заверить, что никакому разбойнику с большой дороги не приходилось еще видеть той ярости, которая поднимется во мне в этом случае. — Он вопросительно поднял бровь. — Вы сомневаетесь в моих словах?

Эриенн игриво повела плечом, затем перекатилась на край кровати и спрыгнула на ноги, оставив за собою легкий, звенящий смех. Однако, прежде чем она успела схватить свой халат, Кристофер изогнулся к краю кровати и поймал ее, обхватив рукой за талию и крепко прижав к себе. Их губы сомкнулись в продолжительном, томном поцелуе любви, и после того как Кристофер отпрянул, прошло немало времени, прежде чем Эриенн открыла веки, увидела улыбающиеся ей серо-зеленые глаза и крепко обвила его шею руками.

— Я верю вам, — ответила она, неровно дыша.

Он вновь прижался к ней ртом, вновь прошла блаженная вечность, и когда Кристофер снова поднял голову, Эриенн издала продолжительный вздох:

— Я понимаю, почему вы никогда не целовали меня в образе лорда Сэкстона. Я бы мгновенно узнала вас.

— Именно этого я и боялся, мадам, но вы представить себе не можете, как трудно было противостоять желанию.

Он, словно играя, целовал ее губы, прикасаясь к ним так же легко, как прикасается крыло бабочки, затем отодвинул Эриенн от себя и глубоко вздохнул:

— Хотя мне и хотелось бы проводить с вами все дни, мадам, я тем не менее должен переодеться и покинуть эти покои.

— Но будет и вечер, — прошептала она.

Кристофер улыбнулся ей:

— Я больше не хочу зависеть от тьмы.

— Мы всегда можем воспользоваться свечой, — нежно предложила она.

— Гораздо большим, — еще шире улыбнулся он, — вы только придете, когда я позову.

Кроме Банди и Эгги, никто из слуг правды не знал. Когда покоями хозяина не пользовались, Эгги держала их запертыми, а комнаты Эриенн посещать без разрешения было нельзя. Слуги удивлялись уединенному образу жизни хозяина и его леди, и, несмотря на многочисленные догадки, никто из них даже не приблизился к истине. Когда лорд Сэкстон начал наконец вести нормальную жизнь и проводить время с госпожою, их тревоги рассеялись. Но тут же некоторые обнаружили заметные перемены в хозяйке. Они отнесли их на счет ее бодрого расположения духа в связи с выздоровлением супруга и продолжали восхищаться преданностью Эриенн такому страшному человеку. Это отношение проявлялось в том, что она принимала, не мешкая, предложенную им руку, бросала быструю, ласковую улыбку, когда смотрела на спрятанное под маской лицо, всегда была готова находиться рядом с ним или прикасаться к нему.

Леди Эриенн была очаровательна, и всех заражал ее звонкий смех и легкий, непринужденный юмор. При ее появлении солнце, казалось, светило ярче и день становился теплее. На сердце у слуг становилось легко, и они набрасывались на работы, которые требовалось выполнять с приходом весны, с особым усердием, чтобы доставить Эриенн удовольствие. Огромная каменная усадьба проснулась, в ней закипела жизнь и появились приметы, делавшие ее не просто темным, серым домом.

Весна разбегалась по округе, как круги на пруду. Арендаторы вытаскивали свои плуги, чистили лошадей, подрезали и подковывали им копыта и вообще готовились к весеннему пробуждению земли. Зачарованные любовники прогуливались вокруг усадьбы, и скованные движения больного оставляли его проворной подруге достаточно времени для того, чтобы насладиться каждым чудом весны. В кошаре только что появились на свет ягнята, а рядом с конюшней на нестойких ногах покачивался жеребенок. Пара чопорных гусей вела за собою к пруду выводок своих гусят, и при виде проходящих мимо влюбленных они зашипели и вытянули шеи. Радостный смех Эриенн заставил их замолчать, и они, наклонив головы, в удивлении прислушивались к незнакомому звуку, а затем, когда хозяин и леди пошли дальше, принялись прилежно пересчитывать свое потомство.

Тропинка вела за пределы усадьбы и, убегая за дом, вилась по лугам среди деревьев. Оказавшись в тени и вдалеке от чужих глаз, лорд Сэкстон выпрямился, и, взявшись за руки, они пошли более быстрым шагом, подгоняемые густыми сумерками. Они дошли до домика, и прежде чем войти в дверь, мужчина в черном обнял изящную фигурку и сжал ее в своих руках. Если бы к ним был приставлен для наблюдения шпион, то ему бы пришлось проторчать почти час, прежде чем парочка появилась вновь. Этот шпион мог бы только догадываться о том, что происходило внутри, потому что из домика вышли Кристофер Ситон и Эриенн Сэкстон.

На полянке танцевали два лесных создания. Они кружились в вальсе, распевая дуэтом, и в придуманную ими музыку иногда врывался диссонанс, а иногда смешки и хохот. Задыхаясь, Эриенн упала на залитую солнцем кочку, поросшую густым, нежным мхом, рассмеялась от ощущения этого ясного дня, раскинула руки и преобразилась в очаровательный желтый цветок на темно-зеленом ковре травы, и цветок этот казался таким хрупким мужчине, который смотрел на него. Эриенн устремила взор, полный блаженства, ввысь, где кроны деревьев щекотали качающимися ветвями, украшенными первыми ярко-зелеными побегами весны, животики свежих, ласковых ветерков, а кудрявые белые облака мчались, как резвые овечки, по лазурному лугу. Пичужки затевали брачные игры, а те, которые прилетели пораньше, сосредоточенно и старательно устраивали гнезда. По сучьям скакала возбужденная белка, а за ней поспевала белка побольше, озадаченная неожиданной застенчивостью подруги.

Кристофер подошел к Эриенн, опустился на колени на толстый, мягкий ковер и, расставив руки по обе стороны от нее, стал медленно опускаться, пока их груди не сомкнулись. Он долго целовал пурпурные губы, которые открылись навстречу ему и потянулись с жадностью, столь не свойственной для некогда неприступной девушки. Затем Кристофер взял ее руку и лег рядом, сопереживая те же ощущения, которые подарил этот день Эриенн. Они шептали милые глупости, говорили о мечтах, надеждах и о чем-то еще, о чем так любят говорить влюбленные. Эриенн повернулась на бок и, по-прежнему держа свою руку в его теплой ладони, пробежала пальцами другой руки по спутанным волосам Кристофера.