— Ты так беспокоишься о нем? Большинство господ отпускают рабов после смерти, так велит церковь.

— Я хочу получить свободу, Эда, но не таким путем, — прошипела Кристен.

Эда недоверчиво фыркнула, но порадовалась, услышав такой ответ.

— А теперь пойдем. Милорд сказал, чтобы я дала тебе выспаться, но это не значит, что ты будешь бездельничать целый день, ты и так уже пропустила завтрак.

Кристен просияла и направилась к двери. Эда потянулась к цепям, но Кристен остановила ее:

— Оставь их, Эда. Это уже в прошлом.

— Он так сказал?

— Нет, но…

Эда не стала ее слушать и подняла цепи. — Пока мне не прикажут, ты будешь их носить.

— Нет, я же говорю тебе, я их не надену больше. Спроси его сама.

— Ты с ума сошла, девушка? Я никогда не посмею из-за такого пустяка подходить к нему.

Лицо Кристен омрачилось, но Эда подняла руку, чтобы остановить поток слов, готовых сорваться у нее с языка.

— Не серди меня, Кристен. Если он готов поверить тебе, он скажет мне об этом сам. Разве ты не можешь подождать?

«Нет!» — хотелось ей закричать, но это бы ничего не дало. Через несколько минут или, если его нет в зале, через пару часов она увидит его, и эта ошибка будет исправлена. Она подождет немного, хотя это и неприятно.

Это продлилось больше, чем пару часов. Ройса не было дома целый день. Эда узнала от няньки Мечан, что он с девочкой выехал куда-то верхом. Мечан вернулась сразу после полудня. Она была возбуждена и весела, щечки ее порозовели, но Ройса с ней не было. Эда заметила, что Ройс редко находил время для занятий с сестрой. Но по лицу Мечан было видно, что сегодня прогулка доставила ей удовольствие.

Кристен подумала, как это мило со стороны Ройса, что он нашел время, отложил все дела, чтобы посвятить себя сестренке, но ее нетерпение уже переросло в раздражение, и снова проснулась обида, которую она испытала последний раз, когда он, переспав с ней, настоял, чтобы она оставалась в цепях. Может, она чего-то не понимает? Как может он быть таким нежным в постели и затем, без какого-либо чувства вины, снова заковывать ее в цепи!

Начинался ужин, когда Ройс вошел в зал. Кристен напряженно всматривалась в него, пока он шел к большому столу перед большой печкой. Когда их взгляды встретились, он улыбнулся ей, и ее гнев растаял. О Господи, от этого мужчины можно сойти с ума! Она надеялась, что он не заметит, как сильно он занимает ее мысли. Он и так достаточно силен, не следует вооружать его еще этим знанием.

Даррелл овладела его вниманием, и Кристен вернулась к работе. Она устанавливала еду на подносы, которые носили к столу. Опять она ошиблась. Он не был жестоким, просто забывчивым. Как только он увидит, что она в цепях, он, конечно же, извинится за свою забывчивость.

В зале еще находились люди, когда Ройс подошел к ней. Он выглядел сытым, с друзьями он выпил пару кружек пива, и как раз сейчас подогревали воду для ванны. Она сама принесла два ведра.

Он остановился невдалеке, хотя и не слишком близко, глядя не на нее, а на тесто, приготовленное для завтрашних трапез.

— Как у тебя прошел день?

Краем глаза она заметила, что он по-прежнему не смотрит на нее; ей стало ясно, что пока в зале люди, он этого не сделает.

— Хорошо.

— Сегодня ночью будет еще лучше.

Он пообещал ей хриплым шепотом, так что дрожь пробежала по ее спине и приятно защекотало в животе. Затем он повернулся и пошел в ванную комнату, а она, все еще не веря, смотрела ему вслед. Не может быть, чтобы он, подходя, не видел цепей на ее ногах. Хотя они и черного цвета, но отчетливо видны между подолом платья и туфлями, так как и то, и другое было светлее. Не мог он не видеть и длинной цепи, которой она прикована к стене. Женщины жаловались, что должны целый день переступать через эту цепь, которая им мешает. Она была видна отовсюду.

Ее затрясло от возмущения, даже руки задрожали. Господи, покарай его зеленые глаза и черное сердце! Если он делит с ней постель и не доверяет ей, то она действительно не что иное, как шлюха. С нее довольно унижений.

— Я сразу тебе сказала, девушка, — слишком рано, он еще не доверяет тебе. Всему свое время.

За ее спиной стояла Эда. Кристен не повернулась к ней и не ответила. Она скрестила руки, чтобы уменьшить дрожь. Ее гнев переродился в презрение.

— У меня появятся шрамы на ногах, пока я дождусь его милости. Ну, хорошо. Это самое малое, что я заслужила, согрешив с врагом. Эти шрамы я буду считать своим искуплением.

— Искуплением! Это звучит по-христиански, великий Боже! У вас есть священник для всех ваших богов, которые требуют искупления грехов?

Кристен не ответила. Холодно спросила:

— На сегодня мы закончили, Эда?

— Да.

Эда наклонилась и отстегнула длинную цепь. Она понимала Кристен. Ей, конечно, нелегко быть в милости у господина и в тоже время сносить такое унижение.

— А теперь пойдем, — проворчала Эда.

Она сняла и ножные цепи, чтобы Кристен легче было подниматься по лестнице, и пошла вперед, уверенная, что Кристен последует за ней. Но та оставалась на месте. Всего лишь мгновение ею владела мысль о побеге, но тут же отступила. Это было бы неразумно — без оружия и всякого плана вырваться сейчас на свободу.

Кристен дошла до своей каморки и остановилась. Комната была совершенно пуста.

Эда опять стояла у нее за спиной.

— Что это значит? — громко спросила Кристен.

— Милорд ничего не сказал мне насчет цепей, но он сказал, что тебе уже не нужна эта комната. Единственная кровать, которая теперь будет в твоем распоряжении, — это его кровать.

Она хрипло засмеялась.

— Ах, в самом деле? По мне, так лучше жесткий пол, чем то, что он мне предлагает.

— Он будет сердиться на тебя, детка.

— А мне все равно, — отмахнулась Кристен.

Эда вышла из комнаты, чтобы сообщить Ройсу о ее решении. Кристен не двинулась с места, пока не услышала, как повернулся ключ в замке. А она ведь так надеялась, что Эда забудет запереть дверь. Пока Ройс был внизу, она рассчитывала взять в его комнате оружие, хотя и не представляла себе, что будет с ним делать.

Кристен перебралась в самый дальний угол комнаты и села на пол в ожидании того, что же будет дальше.

Глава 23

Когда Ройс открыл дверь, Кристен сидела, прислонившись к стене и подобрав колени, чтобы в случае необходимости тотчас же вскочить на ноги. На лице Ройса она не заметила следов ярости, однако и особой радости оно не выражало.

Он только что искупался. На нем была всего лишь белая рубашка с длинными рукавами и накидка из белого полотна, отделанная шелковым шитьем, ниспадавшая почти до пола. Она почувствовала, что, будь она на него не так сердита, его вид заставил бы ее затрепетать от восхищения. Она смотрела ему в лицо, освещенное пламенем свечи, которую он поднял высоко над головой, чтобы лучше ее видеть.

— Эда рассказала мне, почему ты снова здесь, а не там, где тебе следует быть. Я хочу знать, с чего ты взяла, что можешь ходить, куда тебе вздумается. Ведь об этом речи не было.

В глубине души Кристен гордилась тем, что ей удалось справиться с дрожью в голосе и не выдать своего волнения.

— Все очень просто, сакс. Ты ведь знаешь, почему я отказывалась на прошлой неделе делить с тобой ложе. И все же вчера вечером ты заставил меня это сделать. Вот я по своей наивности и посмела предположить, что коль скоро ты со мной спишь, то ты смилостивился и позволил мне пользоваться большей свободой.

— Что ж, ты права, — ответил Ройс резко. — Это были действительно глупые предположения. Я ведь сказал, почему не снимаю с тебя цепей. Однако я изложил тебе и возможные варианты.

Теперь, когда Кристен услышала подтверждение того, о чем она и сама уже давно догадывалась, она не могла больше сохранять спокойствие.

— Мне плевать на твои варианты. Пусть мне и дальше придется носить эти чертовы цепи, сакс, но я не хочу тебя видеть. Я не могу выносить одновременно и твои нежности, и твои унижения.