Тут же на собрании чабанов было решено, что только немногие останутся с отарами, а большинство поедет в низовье на сенокос.

Колхозники понимали серьезность положения — никто не отговаривался, разногласий не возникало. Оставшиеся пасти скот должны были помогать друг другу — это тоже постановило собрание.

— Сегодня пять дней как нет Темиша и Сагындыка, — сказала Аксаамай, подсаживаясь к Айкан. — Наверное, накосили теперь порядочно…

— Да, пятьдесят славных чабанов травинки на горных лугах не оставят, — согласилась Айкан. — Если руками рвать, и то много бы получилось…

Айкан достала из белого матерчатого мешочка вареное мясо, хлеб и положила перед Аксаамай.

Слева паслись овцы Айкан, на склоне — отара Аксаамай. Юрты поставлены рядом. Готовят и питаются женщины вместе.

Сегодня до рассвета овец стерегла Айкан. Всю ночь она провела в седле — надо было объезжать обе отары. Когда Аксаамай ее сменила, Айкан подоила корову, поела и легла спать. Сейчас она останется с отарами до вечера. Аксаамай отдохнет, приготовит еду, подоит коров, сядет на коня, сменит Айкан и всю ночь будет сторожить овец…

Аксаамай приложила к глазам бинокль и увидела далеко на склоне гор еще две отары.

— Тетушка дяди Эреше подъехала к овцам. Жена Табыша уже домой отправляется.

— Любит она поспать! Видно, сейчас ей стыдно перед женой Эреше, вот она и крепится! — смеясь, сказала Айкан.

— О-о, что-что, а поспать она любит. В прошлом году, когда Сагындык и Табыш были на сенокосе, мы вместе пасли свои отары. Я просто с ног сбилась. Однажды она прямо в поле уснула. Я не стала ее будить, сама загнала овец. А она вернулась домой только в полночь. — Аксаамай расхохоталась, а овчарка, лежавшая рядом, залаяла.

Айкан покормила обеих собак тестом из муки и отрубей, привезенных из дому.

Собака Аксаамай быстро проглотила еду и стала выпрашивать еще. Аксаамай бросила ей кусок хлеба и приказала:

— Хватит, Джолборс! Иди-ка поверни отару.

Собака ловко поймала подачку и, довольная, помчалась к овцам. Добежав до края отары, она залаяла. Овцы послушно, не разбегаясь в стороны, повернули назад.

— Умная собака! — заметила Айкан.

— Сагындык приучил… Темиш говорил, что и ваш Кайтнас это умеет.

— Ну, меня-то собака не слушается, — сказала Айкан.

— А ты дай ей сейчас хлеба с мясом и прикажи идти к овцам!

Пес хлеб проглотил, но к отаре отправился неохотно и уселся на задние лапы, не дойдя до овец.

— Научится! — успокаивала Аксаамай огорченную Айкан. — Темиш научит. Он у вас молодец. Это ведь он посоветовал мне пасти овец с тобою вместе. В прошлом году я намучилась, а теперь просто благодать.

После слов Аксаамай Айкан захватили мысли о Темирболоте.

«Дорогой мой, как ты там? Не случилось ли что с тобой? Не голоден ли?»

— Эй-эй, Темиш, торопись, а то ноги тебе подкошу! — кричал Кенешбек. Он шел по склону за Темирболотом.

— Эй, нажимай!

— Ты сам нажимай!

— Дай дорогу!

Шутливые окрики, веселый смех оглашали крутой склон горы.

Темирболот, окончив свой ряд, отбросил косу в сторону и, вытирая пот, крикнул:

— А-а-а, дядя Кенешбек, как вы там? Хотели бедного чабана напугать, а сами отстали…

Темирболот тяжело дышал, но весело улыбался.

Аманов тоже дошел до края покоса, достал платок и, вытираясь, сказал отставшему метра на три Эшиму:

— Быстрее, быстрее! Тут всего ничего!

— Еще, дядя Сагындык, еще! Отожмите дядю Эшима с дороги! — крикнул Темирболот, волнуясь за своего друга.

— Дядя Этим! Умереть мне на месте, если пожалею вашу пятку! — пригрозил, задыхаясь, Сагындык.

— Да ну тебя! — Эшим отскочил в сторону, не докосив полоски.

— Нельзя бросать работу неоконченной! — сказал Кенешбек.

На уставшего Эшима слова председателя не подействовали. Он краем майки вытирал пот с лица.

— Дядя Сергей, выжмите с поля агронома! — в один голос закричали Темирболот и прошедший до конца свой ряд Сагындык.

— О дорогой мой агроном, не подведи хоть ты меня! — шутя взмолился Кенешбек.

— А-ах, вот вы как! Ну тогда надо вспомнить молодость! — Сергей стал шире и быстрее размахивать косой, заметно нагоняя агронома.

— Эй-эй, беги с дороги! Еще ногу себе повредишь из-за трех метров скошенной травы! — громко крикнул Эшим, и агроном испуганно отбежал в сторону, тоже не закончив своего ряда..

— Эй, председатель, бригадир, агроном, приз достался вам! — крикнула Айымбийке с пригорка.

Вместе с другими женщинами она работала на сенокосе.

В тени пригорка уже собирались косари — близилось время обеда.

У киргизов существует обычай: если прохожий застает людей за работой, он обязательно должен им помочь в знак уважения к труженикам.

Утром, когда на сенокос приехали Аманов, агроном и бригадир, Айымбийке сказала им:

— Если приходит старей, его приглашают на пир; если молодой джигит — предлагают трудиться! Я вам очень советую — скосите вместе со всеми по полосе, чабаны высоко оценят ваше внимание к их работе!

Немного подумав, Кенешбек проговорил:

— Я согласен! Мы возьмем у чабанов косы, поможем! Но у меня условие: если тот, кто вызовется идти передо мною, бросит свой ряд нескошенным, он привезет сюда барашка и тут же его зарежет!

Все шумно одобрили предложение председателя.

— Ну кто рискнет? — спросил Кенешбек. — Кто не побоится, что я его догоню?

Колхозники утихли, ожидая, кто примет вызов.

— Я согласен идти впереди такого опытного косаря, как дядя Кенешбек, — вызвался Темирболот. — Проиграю — мне бабушка позволит взять черного барашка…

Во время обеда шло обсуждение этого шутливого спора.

— Приз достался вам! — хохоча, настаивала Айымбийке.

— Слушай, тетушка Айымбийке, — наконец крикнул Кенешбек. — Нечего битых добивать насмешками! Лучше пусть кто-нибудь из ребят сядет на моего коня и отправится к Атантаю, который пасет овец колхозников. Пусть привезет из стада по барашку с проигравшего. — Слова Кенешбека потонули в громком хохоте, огласившем окрестности.

Все принялись уничтожать жирную, густую лапшу.

Темирболот окончил еду первым.

— Товарищи, — сказал он, — я предлагаю каждому скосить по четыре ряда, а потом сразу отдыхать…

— Я согласна! — крикнула Лиза, вскочив с места.

— А я всегда заодно с ребятами, — проговорил ее отец, взял косу и зашагал вверх по откосу.

— Ай-ай, Темирболот-то хитер, — засмеялся Сагындык. — Хочет раньше всех вернуться с работы и съесть почки того барашка, что посулил председатель. — Он поспешил вслед за Сергеем.

Веселье и смех рождают вдохновение. Чабаны чувствовали себя отдохнувшими. Да и угоститься после тяжелого дня жирными барашками тоже не шутка!

— Эй, вы, послушайте! — крикнул Аманов вслед косарям, поднимавшимся на пригорок. — Ваш проигравший спор председатель обращается к вам с просьбой! Думаю, что каждый может выбрать: скосить пять рядов травы или заготовить семь стогов сена! Контролером я буду сам…

— Принимаю вызов! — крикнула Айымбийке, и тут же все хором закричали:

— Согласны!

— Ты, друг, — Аманов обратился к агроному, — выбери места для покоса. А ты, Эшим, оставайся здесь, последи, чтобы барашков пораньше разделали. Ужин должен быть готов вовремя. Усталые чабаны проголодаются да и пораньше захотят лечь. В котле пусть варятся все почки, все ножки, да положите туда побольше лапши! Все оставляю на твоей совести, Эшим, — он, улыбнувшись, зашагал к косарям.

Темирболот окончил свой пятый ряд, вытер пот с лица и с косою через плечо зашагал к юртам.

Сергей только начинал пятую полосу. Работал он с большим усердием, но было видно, что очень устал. Темирболоту стало жаль его, ведь отец Лизы был после Эреше самым старшим среди косарей.

Лиза уже закончила стоговать сено и неторопливо направилась к отцу с вилами в одной руке и с платком в другой.

— Нелегко тебе! — сказала она, подойдя поближе. — Если бы я умела косить! — добавила она с досадой. Ей было жаль, что она не может помочь выбивающемуся из сил отцу.