Однажды Ильменгир вдруг заговорил об учении Будды.

— Меня оно не прельщает, — равнодушно заметил шаньюй. — Потому что не может ответить на вопрос: зачем живет человек? Наш бог — Суулдэ, и он лучше Будды. Когда мы уходим на Небо, он берет нас в свое войско, и мы продолжаем жить так же, как живем здесь. Удовольствия воина в битвах и пирах, смысл жизни хунну в том, чтобы быть на земле властелином.

— Ты прав, шаньюй, отец победы! — воскликнул Ильменгир. — Горе не удовольствиям, а слабым и безвольным!..

«Каким был мой младший брат», — про себя добавил шаньюй, и взгляд его подернулся туманом. Проклятое сердце до сих пор цепко хранит все, что было связано с Атакамом.

Когда шаньюй еще не был шаньюем и страной правил Атакам, между братьями часто вспыхивали ссоры. Одна из них врезалась в память особенно отчетливо. Атакам вызвал его к себе в Орду и стал упрекать в жестокости.

«Ты залил кровью все Черные горы, — гневно говорил Атакам. — Там, где ступают твои кожи, земля не родит ни травы, ни злака. Ты восстановил против нас все окрестные племена, из — за тебя мои воины вот уже третий год не снимают лат. Поклянись, что ты не будешь вести войн без моего позволения, — и я отдам тебе половину царства!»

«Половины мне мало!» — дерзко ответил старший брат»

«Тогда я велю казнить тебя!»

«Не посмеешь. Для этого ты слишком любишь меня. А главное — ты боишься крови, как беременная женщина. На, попробуй!» — И он протянул брату свой охотничий нож.

Атакам отшатнулся, в глазах его было смятение и гадливость…

Шаньюя вернул из воспоминаний грохот барабанов и тревожные крики за стеной шатра.

— Неужели началось? — сказал шаньюй.

И его догадку подтвердил сотник, вошедший в шатер:

— Китайцы выступили из крепости!

…В то утро по приказу Ли Гуан — ли во дворце собрались вельможи и военачальники. На князе были походные латы и шлем с черным султаном.

— Я буду краток, — начал князь. — Провиант в крепости кончился, и мы сегодня выступаем. Лучше умереть в бою, чем от голода…

Первое столкновение не принесло победы ни той, ни другой стороне. Бой длился до позднего вечера и затих с наступлением темноты.

В хуннуском стане, как обычно, полыхали бесчисленные костры; противный же лагерь тонул во мраке — очевидно, китайцам нечего было ни варить, ни жарить.

— Они вошью обедают, а ножку на ужин оставляют, — зубоскалили воины.

В шатре шаньюя шел военный совет. По левую руку от Грозы Вселенной, на подушке пониже, сидел Западный джуки — князь Ли Лин. Каганы исподтишка бросали на него ненавидящие взгляды. Зависть и обида клокотали в них, как ядовитая вода из соляных затхлых озер. Недавний враг, вчерашний пленный сидел сейчас рядом с шаньюем, а они, носители самых знатных имен, оставались в тени, словно худородные пастухи.

Каждый из каганов в душе вынянчивал мысль о мятеже, который он поднимет, возвратясь в родной улус. Но мысль эта была подобна хилому и трусливому ребенку.

«Вот если бы сговориться и выступить всем вместе», — думали каганы и тут же пугались собственного безрассудства: попробуй заикнись об этом хоть лучшему другу — и завтра будешь валяться с переломанным хребтом. Ведь из лучших друзей выходят самые лучшие предатели.

Поэтому никто не высказал ни слова недовольства, когда шаньюй объявил о назначении Ли Лина Западным джуки — князем и усадил его рядом с собой. Военный совет продолжался, как всегда, спокойно.

Шаньюй выслушал всех, у кого были свои соображения, потом заговорил сам:

— Вы знаете, что вчера из Орды подошли свежие силы. Я не двинул их в бой, хотя многие из вас настаивали на этом. Объясню почему. Недавно пленный шаман — звездочет нагадал мне победу, которую я одержу, но одержу ночью. Чтобы узнать, верно ли предсказание, я велел убить звездочета. Ведь известно: только тот прорицатель из врагов говорит правду, у кого на печени есть маленькая белая звезда. Она оказалась на месте.

Шаньюй усмехнулся, но никто, кроме Ли Лина, не понял этой усмешки. Китайский астролог и в самом деле гадал шаньюю по звездам, но он предсказал гибель хуннуского войска и был за это убит. Победу же шаньюю обещал совсем другой человек — Ки — дуюй Ли Лин. Это он посоветовал придержать свежие войска, а ночью двумя мощными лавами ударить неприятелю в тыл и погнать на укрепленный хуннуский стан. Сейчас, пока шел совет, прибывшая из Орды стотысячная конница уже обходила китайскую армию.

И когда в шатер вошел главный гудухэу Ильменгир, шаньюй приподнялся ему навстречу:

— Ну, удалось?

— Да, государь. Сотни готовы и ждут сигнала.

— Каганы, — оправляя на поясе меч, заговорил шаньюй, — ваше дело — достойно встретить бегущих врагов и сдержать их натиск. Ни один из них не должен вырваться из клещей. Ступайте по местам и стойте крепко!

Тесня друг друга, вожди покинули шатер. Скоро над равниной раздались первые рокоты барабанов. Они прозвучали в ночи, как вестники зла и смерти. Вслед за ними коротко взвыли трубы, и на минуту все стихло.

Но вот с китайской стороны донесся глухой рев и шум начавшейся битвы. С каждым мгновением он становился все громче, и внезапно на частокол лагеря хлынул из темноты первый вал отступавшей пехоты. Оставляя на кольях бесчисленные трупы товарищей, китайские солдаты с упорством муравьев карабкались на укрепление, преодолевали его и… падали в глубокий ров. (Сотни воинов под присмотром Ли Лина продолжали копать этот ров даже во время дневного сражения.)

Все новые и новые волны обезумевших людей накатывали на частокол и гибли — пронзенные стрелами, с переломанными костями, они тысячами копошились во рву, давя друг друга.

А железные тиски конницы за их спиной неотвратимо сжимались, и смерть была со всех сторон.

И когда на востоке едва затеплилась кровавая, как цветы сафлора,[68] полоска зари, все было кончено. И открылось тогда огромное поле. И сотни сотен раз вспыхнуло взошедшее солнце на рассеченных шлемах, на изрубленных латах, на влажных от росы обломках мечей.

Часть вторая

ПО ТУ СТОРОНУ БЕЛЫX ГОР

Глава 1

Медленная зыбь Гобийской пустыни день за днем качала караван вьючных верблюдов. Караван шел на север. Верблюды были связаны друг с другом сыромятными бурундуками — поводами, продетыми сквозь ноздри. Раздвоенные копыта животных мерно и равнодушно вминали в песок высокие, уже поседевшие метелки чия и колючую карагану.

Степь была плоской, как поднос. Лишь кое — где торчал безлистый и каменно — твердый саксаул, да на фоне блеклого неба темнели сурчины — земля, выброшенная на поверхность сурками, любителями сладких луковиц. Смешно приседая и похрюкивая, зверьки усердно искали свой скудный корм и совсем не обращали внимания на проходивший мимо караван.

Северный ветер гнал навстречу перекати — поле. Они кувыркались по степи, как отрубленные головы.

Изредка с гортанным криком «пэк — ру, пэк — ру» проносились над головой стайки пустынных птиц саджей и, садясь неподалеку, сразу становились невидимыми, сливались с желтой трарой.

Впереди каравана ехал тысячный отряд всадников — хунну. Его возглавлял бывший сотник Ой-Барс, которому шаньюй повелел сопровождать за перевал, в страну Хягас, наместника и д жуки — князя Ли Лина. Вместе с наместником туда же направлялись двое динлинов — Ант и оружейный мастер Артай.

Анту перед отъездом был пожалован титул асо — верховного вождя[69]. Напутствуя его, Ильменгир сказал:

— Помни, участь твоего народа отныне в твоих руках. Постарайся удержать динлинов от безрассудного бунта против шаньюя. Его власть — не такое уж тяжкое бремя. И поверь, если твои соплеменники будут вести себя разумно, если они поддержат хунну в их походах, то каждый динлин станет богачом. У него будет много скота и рабов… Да, еще вот что: прежде чем принять какое — то решение, спроси совета у Ли Лина. Он мудрый человек… Да хранят тебя твои духи, асо!