— Правду же всю выведывай. И доносить заставь. Оплошаешь — с тебя спрошу.

Вытер келарь Савва за дверьми со лба пот. Выпрямился. Сдвинул брови. Совсем другой человек.

Васька о разговоре, что шёл про него, понятно, не чуял ни сном ни духом. Сидел себе в саду за отцовской избой, мастерил хитрый западок. И вдруг взвыл от неожиданной боли. Будто кто железными клещами защемил ухо.

Глянь — перед ним монах из ближнего келарева окружения.

— Цыц, щенок! — прикрикнул.

Заскулил Васька. Приложил к уху ладошку.

— За что? — спросил сквозь слёзы.

— Келарь скажет за что. Приказано привести тебя.

Оборвалось всё внутри у Васьки.

Сам келарь Савва требует! Того случая Васька не помнил, чтобы на него келарь поглядел хоть одним глазом. Идёт себе, словно мимо пустого места. Оно и не диво. Что ему мальчишка, которых возле монастыря, что тараканов за печкой.

А монах:

— Пойдёшь прямо в покои брата Саввы. Я за тобой шагах в пяти буду. Словно сам по себе. И не балуй у меня.

Идёт Васька, ноги, будто из тряпок, подгибаются. Вспоминает все свои прегрешения. Ну, в монастырский сад за яблоками лазил. Ну, на прошлой неделе опять же на монастырском огороде огурцы рвал. Так ведь не поведут за это к келарю!

Подумал: не задать ли тягу?

Куда там! Сзади монах тяжеленными сапогами бух, бух…

Темно со свету в келаревых покоях. Запах приятный, сладкий. Только и разглядел сначала иконы, а перед ними, как положено, горят огоньки в плошках-лампадках.

Увидел хозяина — сидел он в кресле с высокой спинкой, — поклонился низко, до земли.

Келарь Савва отослал монаха. Поманил Ваську пальцем. Глядит Васька — у келаря лицо строгое.

— Стало быть, обучаешься разбойному делу с малолетства?

Услышал Васька такое — ушам не поверил. Больно чудные речи ведёт келарь Савва.

А тот продолжает:

— Дурачком не прикидывайся.

Опять стоит Васька — ничего не поймёт.

— Может, ты и про Ивашку Болотникова ничего не слыхал?

Вовсе вытаращил глаза Васька.

Келарь Савва голос возвысил:

— Может, и того не знаешь, что твой лучший дружок — Ива — самозванного воеводы лазутчик?

— Святой истинный крест… — едва выговорил Васька.

— Я так думаю: не есть ли ты своему дружку и, стало быть, разбойнику Ивашке помощник?!

Повалился в ноги келарю Васька. Со страху сапоги ему целует, бормочет:

— Ей-богу, знать ничего не знаю…

— Встань! — прикрикнул келарь.

Васька за его сапоги ещё крепче ухватился.

— Встань! — осердился келарь. — Стало быть, ничего не знаешь?

Васька опять было в ноги — келарь Савва за воротник поймал:

— Стой и слушай. Против законного нашего государя — Василия Шуйского — взбунтовался вор и разбойник Ивашка Болотников. Идёт и всё на своём пути предаёт огню и мечу. Людей либо побивает до смерти, либо продаёт в турецкую неволю. И приёмыш старика Макария, дружок твой, — того Ивашки тайный лазутчик!

Не знает что и думать Васька. Слыхал он разговоры про воеводу Болотникова. Насчёт Ивы, будто они с дедом подосланы Болотниковым, тоже разговоры шли.

Только одни Болотникова ругали последними словами, а другие шепотком похваливали между собой.

Попробуй разберись!

Однако куда было устоять Ваське против келаря Саввы. Запугал он Ваську страшными рассказами до того, что задрожал мальчонка осиновым листом и, лязгая зубами, выговорил:

— Что теперь с нами будет?

— Всё в руках божьих, — изрёк келарь Савва. — Однако и самим плошать не след. Твоё дело — за Макарьевым приёмышем глядеть в оба глаза и каждый день под вечер мне доносить. Да чтобы всё неприметно было. И чтоб Ива — так, что ли, его зовут? — о том и подозрения не имел.

Закивал усердно Васька головой.

— О чём попросит, не отказывай. Однако в тот же день, прежде чем исполнить, мне скажи. Особо ежели что до оружейных и пороховых погребов коснётся.

Долго ещё наставлял келарь Савва Ваську. Тот внимал с усердием и обещал выполнить в точности. Ушёл Васька.

Помедлив немного, отправился келарь Савва к настоятелю. Доложил о разговоре. Настоятель вздохнул:

— Времена настали. Кому великие тайны доверяем? Сопливому мальчишке…

— Поди, не одни малолетки нам служат, — утешил его Савва.

— И то верно. От Матвея и Петрушки Гольцевых жду помощи. А более всего от Семёна Лапина — в самом вражьем логове он.

Согласно закивал келарь.

И не знали ни один, ни другой, что в то самое время над головой боярина Семёна Лапина собрались грозные тучи.

Доживал Семён Лапин свой последний час.

Глава 16. Смерть Семёна Лапина

Продвинулось войско Болотникова с той поры, как отправились в монастырь дед Макарий и Ива, на много вёрст вперёд.

Вступило в Комарицкую волость, землю, что испокон веков славилась вольным народом.

Неспокойно сделалось боярину Семёну Лапину. Знакомые пошли места. Ох как знакомые!

Волком стал хорониться от людей тучный боярин. Потел от страху. Да разве ото всех глаз скроешься?

В одной деревеньке — кабы знал, за десять вёрст объехал стороной — кинулась к нему баба. На коне ехал боярин. Ногой пнул — упала в пыль.

Плётку поднял хлестнуть коня, да поскорее и подалее от греха.

А тут чья-то рука плётку — хвать.

Обернулся боярин с ругательством страшным — возле него, тоже на коне, сам воевода…

— Постой-ка, боярин. Что это ты с бабами развоевался?

А через малое время стоял пеший Семён Лапин перед воеводой — лицо белее январского снега.

Редко бывал воевода в таком гневе. Не кричал. Падали слова тяжёлыми камнями.

— Ты поведай нам, Семён Васильев сын Лапин, зачем наезжал в здешние места два года назад? Какими хорошими делами отметил путь свой?

Плотной стеной стояли вокруг ратники, мужики, бабы.

Смотрели молчком.

Закрой глаза — будто и нет никого.

— Памятью ослабел? Расскажи ты! — приказал Болотников молодой ещё бабе, что вместе с ним и Семёном Лапиным стояла в кругу.

— Чего рассказывать? — еле слышно отозвалась та. — Вся деревня видела. Сынишку моего затравил собаками.

— Было?! — натянутой струной зазвенел голос воеводы.

Переступил с ноги на ногу Семён Лапин.

Что тут ответишь?

Верно, ездил по приказу царя Бориса Годунова усмирять непокорную Комарицкую волость.

Много крови пролил.

Много людей загубил.

Разве всё упомнишь?

Очнулся от своих мыслей. В кругу уже не одна баба. Подле неё — мужики со скинутыми рубахами. И на каждом заметина: у кого от плети, у кого от сабли или бердыша, у кого от калёного огненного прута.

Один — живого места на теле нет: весь исполосован — рассказывает:

— Всякое видывали. Немало горя приняли от вражеских набегов. Но такого старики не помнят. Зверьём налетели. Как мальчонку, ровно кусок мяса, собаки разорвали — сам видел.

Огляделся затравленно Семён Лапин. Плотнее сдвинулся круг. И уже не молчат Болотниковы ратники и мужики. Выкрикивают бранные слова. Грозят кто чем.

Испуганно забормотал Семён Лапин:

— Навет всё, воевода. Клевета! Святой истинный бог!

Схватил кто-то из толпы Семёна Лапина за плечо — едва на ногах устоял.

— Постой! — крикнул воевода, у самого пальцы в рукоять сабли впились.

Свет померк в глазах Семёна Лапина: «Неужели конец?!»

Кинулся перед Болотниковым на колени. Закричал бабьим голосом:

— Помилуй, воевода!

— У них проси! — кивнул Болотников в сторону мужиков и баб.

Огляделся ещё раз Семён Лапин — вокруг люди чужие и в глазах ненависть и один ответ: «Смерть!»

Вдруг знакомое лицо. Рядом другое. Стоят в первом ряду Петрушка, сын Василия Гольцева, да его ж племянник Матвей.

Метнулся к ним Лапин:

— Помогите!

Оба, точно по команде, глаза в сторону.

Мелькнула у Семёна Лапина мысль, от которой разом поверил в своё спасение.