— Так значит, ты в сговоре с моими врагами, этим объясняется вся твоя любезность?

Я пытался обличить его, но Марсель либо очень умело притворялся полной невинностью, либо, действительно, ничего не понимал.

— Это картина для постоянного заказчика, — наконец, объяснил он, снова накидывая полотно на свое жуткое творение. — Сам бы я никогда не решился запечатлеть на холсте что-то страшное, но Эдвин велел мне так.

— Эдвин? — переспросил я, пятясь к двери. — Твоего ангела зовут Эдвином?

— Должно же быть у него имя. Чему ты так удивляешься, — Марсель последовал за мной, когда я выбежал за дверь и начал спускаться по лестнице.

— Постой, тебе нельзя никуда идти в таком состоянии, — предупредил он, выбежав следом за мной на улицу, где по мгле уже разливалось слабое мерцание зари.

— Послушай меня, — очутившись на свободе, я хотел бежать, но все же обернулся и схватил Марселя за плечи. — Никогда не доверяй этому своему ангелу…

— Он сам просил меня не доверять ему, — сознался Марсель, вместо того, чтобы утверждать, что я не прав.

— Он опасен, — только и смог сказать я, больше не находилось слов для того, чтобы описать Эдвина. Я думал, что одной фразой можно сказать все, но Марсель смотрел на меня удивленно, будто я заблуждаюсь.

Ничего другого не оставалось, кроме как покинуть его, не говоря ни слова. Он бы все равно ничему не поверил. Наверное, так и продолжал считать, что я ошибся, когда стоял у распахнутой двери и смотрел мне вслед.

Я радовался тому, что у меня есть целый день для раздумья. Хоть какое-то время предоставлено мне для передышки, можно восстановить силы и выискать способ для спасения. По дороге я заметил, что дверь кабака «Колесо судьбы» приоткрыта, и решил зайти туда, чтобы выпить и чего-нибудь поесть. Золото демонов все еще было при мне, так что я смогу купить хоть все заведение, если захочу.

Вывеска с названием, словно подчеркивала, что многие, как и я, нашли здесь свою судьбу. Внутри было удивительно тихо. Я зашел, осмотрел пустые столы. Только в самом углу кто-то сидел, кажется, тот самый кабатчик, которого я когда-то наградил монетой из черного кошелька. Вот и сейчас он что-то сжимал в руке, голова была безвольно опущена вниз, будто он в похмелье. Я подошел, тронул его за плечо и ощутил, что прикасаюсь к мертвецу. Тело тут же рухнуло вниз, я успел разглядеть глубокие шрамы на шее, груди и руках, на всех открытых участках кожи, будто этого человека задрало какое-то животное. В чуть разжавшихся пальцах на левой руке блеснула золотая монета. Возможно, та самая, которую я когда-то здесь оставил.

Какая-то девушка, появившаяся на пороге, пронзительно взвизгнула. Нет сомнений, что крик привлечет кого-то из караульных. Я поспешно прошел мимо нее и быстро зашагал по улице прочь. Не хотелось, чтобы меня застали возле трупа, но это случилось. Как странно, что погиб именно тот человек, которому я заплатил из своего необычного кошелька. Возможно, Жервез был прав, объясняя всем, что мое золото добра не принесет.

Уже, когда я отошел на какое-то расстояние, где-то тревожно забили в колокол, предупреждая горожан об опасности. Старинный обычай бить в набат, когда убийство свершено, а преступник не пойман, сохранилось и по сей день. Окольными путями, минуя шумные центральные улицы, я добрался до театра. Мне почему-то казалось, что, как преступника, в этот раз искали именно меня, поэтому я старался держаться в тени. Надо было расспросить членов труппы, не являлся ли ко всем, взявшим по монете, мой странный наставник в отрепьях и с королевской осанкой.

В здании театра тоже было непривычно тихо. Я вошел через черный ход, очутился за кулисами и не услышал ни привычных сплетен в коридорах, ни хлопанья дверей, ни возни в гримерных. Людей в обширном помещении, как будто, не было вообще. Куда же девались охранники и консьержи, почему входы и выходы не охраняются, как это положено. Я прошел в свою гримерную, толкнул незапертую дверь, по привычке позвал Лючию и Коринду, но никто не ответил. Значит, их здесь нет. И Шарло тоже не придет, чтобы поведать мне свои секреты, он ведь оказался слишком пуглив. Я чуть было не развернулся назад, как вдруг заметил, что на полу, возле ширмы, поблескивает какая-то вещь. Кажется, это был образок, который почти никогда не снимала Лючия. Она не могла так небрежно обронить его здесь.

За ширмой тоже что-то было брошено на пол, какой-то ворох цветных оборок. Когда я попытался отодвинуть ширму, она чуть не упала на меня. Под ногами кто-то злобно зашипел, кажется, кошка. Я нагнулся, предполагая, что обнаружу всего лишь кучу тряпок, а нашел еще один труп. Шелковистые рыжие волосы скользнули по моей руке, когда я переворачивал тело лицом вверх. Лючия была изранена так же жестоко, как кабатчик, и тоже мертва.

Мне хотелось разжать ее руку, сжатую в кулак, чтобы проверить, не лежит ли и у нее на ладони злополучный червонец, но тут какой-то зверек проворно перепрыгнул через поваленную ширму и вскочил мертвой на горло. Я никогда прежде не видел такого существа, поэтому рассматривал его не только с отвращением, но и с интересом. Жесткошерстное, с длинным голым хвостом, еще более длинными когтями и большой мерзкой головой, оно напоминало смесь крысы и какого-то мифического зверя. Так может выглядеть только крошечный чертенок, прежде чем я догадался согнать его с трупа Лючии, зверек успел обшарить все потайные кармашки на ее нарядном платье, вытащить обе сережки из ушей и даже подобрать цепочку от образка. Неизвестно, как его острым коготкам удавалось хватать все с таким проворством. Зверек прошмыгнул прямо у меня под ногами, больно ударив по ступне хвостом. Какой же он сильный, раз я даже сквозь кожу сапога ощутил удар.

— А ну-ка, стой! — я хотел поймать воришку, но зверек удирал с такой скоростью, что схватить его было практически невозможно. Не успел я понять, что он намеревается делать, а бесенок уже шмыгнул в приоткрытую створку окна, предварительно прихватив с туалетного столика ярко блестевшее ожерелье.

Наверное, он прыгнул на крышу только что промчавшегося под окном экипажа или юркнул в какой-нибудь водосточный желоб. В любом случае, его уже не поймать. Не поздоровиться же тем пассажирам, если он к ним прицепился. Я стоял у окна и глядел вслед уезжающему роскошному экипажу. Гербы на задней стенке и вензеля вокруг окошечка показались мне знакомыми, хотя я видел их впервые.

Я решил обойти весь театр, проверить в каждой гримерной, во всех подсобных помещениях и даже в зрительном зале. Вдруг кто-то из моих друзей остался жив? Имело ли золото какое-то отношение к двум смертям, возможно, некто убивает в четкой последовательности всех, кто взял от меня по червонцу, от первого и до последнего. Но тогда Джоржиана должна быть уже мертва, ведь она первой прикоснулась к золоту. Я во весь голос выкрикнул ее имя, хотя уже знал, что ответа не будет. Так я и ходил по пустым помещениям, выкрикивая по очереди имена всех актеров труппы, а вдруг кто-то отзовется, но никто не отзывался, и театр был пуст, только в самой верхней боковой ложе, под потолком, я заметил тело, перегнувшиеся через барьер, как безвольная тряпичная кукла. Длинные каштановые волосы свесились вниз так, что лица не было видно. В руке повисшей над высотой тоже было что-то зажато. Всего за какую-то долю минуты я уже был наверху, я запыхался, после быстрого бега по многочисленным лестницам, но все еще был полон сил, чтобы схватиться с убийцей, если он затаился где-то в темных театральных коридорах наверху, недалеко от того места, где недавно расправился с жертвами.

Преступника рядом не было, но зато в ложе наверху остались сразу двое убитых. Пьеро, как сломанная марионетка с неестественно повернутой шеей, лежал поперек кресел, а девушка, которую я обхватил за талию и отнял от барьера, оказалась Джоржианой. Я отличил ее от других актрис не по лицу, оно было слишком сильно исцарапано, чтобы его узнать, а по вьющийся копне волос. Дроржиана была единственной актрисой из труппы, которая не красила волосы в рыжий цвет.