— Ты хочешь узнать все о дьяволе, изучив список его жертв? — в приятном журчащем звучании ее голоса промелькнула обидная насмешка. — По Рошену сейчас бродит такой же безрассудный молодчик, который решил искоренить зло, и сам не замечает того, что, переусердствовав в этом рвении, уже попался в когти к демонам.

— Вы говорите о… — Батист в полной мере ощутил, что, пробыв вдали от города некоторое время, теперь не сможет щегольнуть осведомленностью ни в политике, ни в последних новостях.

— О главном инквизиторе, — подсказала дама. Ее удлиненный пальчик провел по верхней строчке. — Леди Селина, благодаря записанным данным, формально она первая из жертв, но так ли это фактически? Какая траурная заметка! Маркиза Сабрина Розье найдена мертвой на дне высушенного колодца, больше пятидесяти ран, тело, наверное, было похоже на один кусок мяса. На улицах Виньены найден труп фрейлины Элейны Нольесс, дальше все сливается в сплошной ком. Столько именитых женщин, и у всех одинаковые жестокие раны. Элоиза, Меллита, Адрианна, Огюстина, Фелиция, и все они мертвы.

— Столько невинно убиенных, — Батисту список казался бесконечным.

— Невинных ли? — с сомнением протянула фея. — А вдруг демон, по вашей догадке, выступавший из зазеркалья, всего лишь наказывал их за что-то. Вдруг, это была справедливая кара за какие-то тайные грехи? Что если все они были помечены заранее, а неуловимый убийца всего лишь исполнял высшую волю?

— Нет! — прошептал Батист, зажимая уши, слишком жестокое воспоминание преследовало его. Поющие, дразнящие голоса до сих пор звучали у него в ушах, и спасаться от них было бесполезно. Они не умолкли бы в его мозгу, даже если б он вставил в ушные раковины ватные затычки. Они не умолкали никогда, и они называли Даниэллу ведьмой. «Она принадлежит ему, ты не имеешь права ставить крест на могиле колдуньи», напевал кто-то незримый ему в ухо. Интересно, смолк ли бы этот лебезящий, хитрый говор от звука песнопений или молитв?

— Она была невинна! — возразил Батист вслух, он упорно не верил в то, что Даниэллу могла настигнуть небесная справедливая кара.

— Значит, он убил ее по ошибке, — заключила фея и быстро просмотрела остаток списка имен, словно желала запомнить его весь наизусть после одного взгляда.

Вдруг голоса в мозгу Батиста, действительно, смолкли. За окном стремительно пронеслись вспышки смоляных факелов, ярко горящая пакля отразилась в оконных стеклах, выхватила из мрака монашеские капюшоны. Кто-то читал псалом прямо на ходу, быстро и сбивчиво, но злые духи отступили при этих звуках.

— Я пойду за ними, — Батист чуть было не кинулся на улицу, чтобы бежать вслед за процессией, но один мимолетный взгляд на фею заставил его передумать и опуститься назад в кресло. Она была разгневана.

— Ты хочешь остаток дней провести в монастыре, в церкви или в узилище, куда эта добрая братия так любит сажать колдунов?

Фея была еще более зла и решительна, чем какой-то белокурый мальчишка, отдававший приказы маленькой процессии. Он тоже был в рясе, но без тонзуры, и голову его не прикрывал капюшон. Под окном он на миг задержался, опасливо вдохнул, словно лань, почуявшая приближение хищника, и опрометью бросился прочь. Какая сила остановила его на полпути, заставила обернуться и склонить голову, словно отдавая почтение приоткрытой створке или кому-то, кто был внутри здания? Разве мог он с такого расстояния заметить, кто сидит ночью в закрытом читальном зале?

— Гончие выбрались на охоту, — с презрением выдохнула фея. — Вам повезло, вы только, что видели того, кто возглавляет всех охотничьих псов инквизиции. Люди пробиваются в давке через толпу, чтобы только глянуть на него, поцеловать край его сутаны, а здесь он раскланивался под окнами, почуяв близость своих тайных хозяев. Ну, разве это не лицемерие, убеждать массы в правильности одного, а тайно придерживаться противоположной стороны.

— Кто это был?

— Скоро вы о нем узнаете. В Рошене его почитают, как святого, и боятся, как дьявола. Остерегайтесь его и вы.

— Почему? — Батист не собирался не перед кем дрожать. Он сам хотел стать охотником.

— Едва он узнает про ваше тайное наследство, и ближайшее аутодафе уже не обойдется без вашего присутствия в числе приговоренных, — фея изящно пожала плечиками, будто ее позабавило собственное предположение.

— Я никого не боюсь, — Батист, действительно, был уверен в этом.

— Да, точно. Кто-то должен бояться вас. Преступник должен трепетать перед сыщиком, но задумайтесь, настолько ли он преступен, насколько вы полагаете?

— Он погубил всех этих женщин, — Батист выразительно кивнул на раскрытую книгу и четко пропечатанную череду строчек нескончаемого списка.

— Не лицемерьте, — предупредила она, тон был почти игривым, но заставил Батиста ощутить себя виноватым. — До всех этих женщин вам нет никакого дела. Вас еще не было на свете, когда они уже догнивали в гробах. Вы бы даже не обратили внимания на весь этот черный список, если бы под последним номером в нем не стояло дорогое вам имя.

Ветер перелистнул страницу. Всего на миг перед изумленным юношей в воздухе мелькнуло перо с окровавленным кончиком, и чья-то незримая рука приписала несколько слогов в самом низу, аккуратно вывела знакомое написание. Даниалла де Вильер. Батист невольно поежился, заметив, что имя сестры начертано красными чернилами.

— Я чувствую себя марионеткой, сначала тот странный чужак в поместье, теперь вы…фея… — Батист запнулся, заметив, что она уже стоит в другом конце библиотеки и достает какую-то книгу с полки.

— Вот! Это то, что нужно! — фея развернула перед ним на столе один из томов какой-то энциклопедии. Такой справочник Батисту сейчас был совсем не нужен, но советчица была уверена, что в нем содержатся необходимые сведения.

— Вы хотите стать драконоборцем? — вдруг спросила она.

— Я… — Батист смотрел на раскрытую страницу, на заголовок шедший поперек листа «Властители мира». Первозданного мира, добавил он про себя, разглядывая малоприятные, но завораживающие необычными пропорциями силуэты драконов. Чудовища всех мастей запестрели перед ним чередой, обитатели пещер, рек, болотные твари, повелители погоды, летающие властелины небес, хранители кладов, горные охотники, поджигатели городов. В памяти возникла страшная картина горящего города, мимо которого Батист проезжал однажды. Все там было точно таким же, как на иллюстрации в книги, даже грязно-оранжевые столбы огня, взметавшиеся ввысь к мрачным ночным небесам. О причине пожара путнику намеренно не сказали, только посоветовали гнать коня, как можно быстрее, и никогда не возвращаться. Батист тогда так спешил, что счел нужным последовать совету, к тому же, при виде пожарища, горящих тел и пепелищ его пробрал неприятный леденящий страх, но не перед огнем и даже не перед смертью, а перед чем-то сверхъестественным, необъяснимым и непостижимом. Тайну такого внезапного озарения не смогли бы ему раскрыть никакие книги из университетского архива.

— Вы сразились бы с ними, чтобы отомстить за ту, что была вам дорога? — рука феи взмахнула над ярко проиллюстрированной страницей.

Батист взглянул на отвратительные физиономии гивров, вивернов, геральдических драконов. Попытался оценить одним взглядом силу амфитепра и линдворма, ощутил неприятный холодок при взгляде на мутно-зеленые туловища драконов, распространявших чуму. Что ему все это капище зла, смрадные, извивающиеся твари, их зловонное огненное дыхание? Что такое их сила перед его жаждой мщения?

— Да, я бы победил их, — смело заявил он. И это была вовсе не бравада, он готов был драться не на жизнь, а на смерть. Хоть сейчас, прямо на улицах Рошена в объятиях ночи, на ныне пустынной площади костров, где днем свершаются казни, а сейчас нет ни души.

Как безрассудно ты вершишь в свою судьбу, говорили погрустневшие глаза феи, но вслух она произнесла совсем другое. Ее тоненькие длинные пальчики ловко отстегнули от корсета брошь и положили поверх страницы. Какое роковое противопоставление! Над нарисованным смрадным болотом хищников, одержимых самыми низменными страстями теперь извивался изящными кольцами сверкающий золотой дракон. Не брошь, а символ нерушимой власти и таинственной красоты. Блестящие туловище свилось живописным затейливым орнаментом, вместо глаз сверкали два крошечных аквамарина, над продолговатой головой висел то ли венчик, то ли корона — еще один символ могущества чудовища. Но сколько в этом монстре величия, силы и, как это ни странно, очарования.