«Надо немедленно предупредить Прэна», — решил Нерич, быстро проходя по вестибюлю. Но у выходных дверей он остановился как вкопанный: навстречу ему шла Лоретта — та самая Лоретта, с которой он познакомился в тридцать девятом году в Будапеште.

Она сильно изменилась, но осталась все такой же привлекательной, как и восемь лет назад.

Лоретта тоже узнала Нерича. Она приветливо улыбнулась ему и подала обе руки.

— Вот так встреча! — проговорила она. — Какой ветер занес вас сюда?

Нерич подумал, что ответы на прямо поставленные вопросы рискованны. Кто знает, какою стала Лоретта за годы долгой разлуки.

— Вы меня сразу узнали? — спросил он.

— С первого взгляда. Вы почти не изменились.

В голову Нерича закралась мысль: уж не работает ли Лоретта в Корпусе национальной безопасности? Он спросил ее прямо:

— Вы служите тут?

— У меня большое горе, только поэтому я здесь.

— Горе? — переспросил Нерич.

Лоретта отрицательно покачала головой и горько вздохнула.

Да, горе. Она уже совсем не та, какою была раньше. Совсем, совсем не та. В годы войны она сражалась в рядах югославской Народно-освободительной армии, стала коммунисткой. Полюбила прекрасного человека, вышла за него замуж. И вот на этих днях потеряла его. Он тоже был коммунистом. Они жили дружно, оба работали в Праге: он — на заводе, она — на пассажирском аэродроме. Несчастье свалилось неожиданно. Мужа нашли убитым за чертой города. Сейчас идет расследование, но трудно надеяться, что оно прояснит что-нибудь. Ее уже несколько раз вызывали в Корпус национальной безопасности. Но что она может сказать? Чем она может помочь?

Нерич, слушая быстрый рассказ своей старой знакомой, ощутил сухость во рту. Чувство облегчения снова сменилось тревогой.

— Фамилия вашего мужа? — неуверенно спросил он.

— Его фамилия, так же как и моя, Пшибек, а зовусь я теперь своим настоящим именем — Софией.

Нерича даже пошатнуло от неожиданности. Такого нелепого стечения обстоятельств никак нельзя было предвидеть. Пшибек — муж Лоретты!

— Я лечил Пшибека и не знал, что он ваш муж… Ведь я заводской врач.

Лоретта всплеснула руками. Какое странное совпадение!

И тут внезапная мысль обожгла Нерича: ведь он только что ответил Сливе, что никогда не знал жены Пшибека. Эти слова занесены в протокол. Такая непредвиденная мелочь может испортить все дело. Как же поступить? Вернуться назад? Сказать, что произошло недоразумение? Попросить внести поправку в протокол?

— А обо мне следователь не спрашивал вас? — спросил он Лоретту-Софию.

— Спрашивал на первом допросе. Он интересовался, не знала ли я раньше врача завода, но фамилии вашей не назвал. И я, конечно, ответила, что не знаю.

Нерич обрадовался.

— А я только что показал, что не знаю вас как жену Пшибека. Я же и в самом деле этого не знал! Как теперь нам быть?

Лоретта улыбнулась.

— Я думаю, поправляться не стоит, — посоветовала она. — Еще бог знает что подумают.

Нерич охотно согласился с ней. Он не мог предполагать, что так быстро будет найден выход из щекотливого положения.

— А вы, я вижу, тоже переменили вашу довоенную профессию? — спросила Лоретта.

— Да, бесповоротно. Я теперь просто врач и повседневным трудом зарабатываю себе кусок хлеба. В ближайшие дни женюсь на чешке. Мы друг друга знаем уже много лет…

Поговорив еще несколько минут, Нерич стал прощаться. Лоретта дала ему адрес своей квартиры, и они уговорились встретиться в ближайшие дни.

Нерич торопился к Прэну, свидание с которым было заранее условлено. Встреча с Лореттой встревожила его. Она была единственным человеком, который знал его довоенное прошлое. Только то, что Лоретта отказалась от прежней профессии, немного успокаивало его.

Около Национального музея на Вацлавской площади Нерич сел в машину Прэна.

Нерич подробно рассказал ему о своих показаниях по делу Пшибека в Корпусе национальной безопасности и о случайной встрече с женой Пшибека.

Прэн не придал никакого значения вызову Нерича в Корпус.

— Можете не волноваться. Никакая опасность вам не грозит, — успокоил он. — Антонин Слива всецело в наших руках.

Такое заявление озадачило Нерича. «Слива всецело в наших руках». Как это понимать? Он хотел попросить Прэна высказаться точнее, но Прэн догадался сделать это сам.

— Слива наш человек и не сделает ничего, что нам невыгодно.

Нерич сидел ошеломленный. Прэн переменил тему. Он интересовался, как идет работа на автобазе и на военном аэродроме. Нерич рассказал, что с комендантом военного аэродрома контакт установлен. Его фамилия Громадский. В домюнхенские дни он был близок к генералу Фиале, потом бежал в Польшу и пристроился в штабе генерала Прхалы. Биография у Громадского очень темная. Можно надеяться, что ставка на него поставлена верная. С автобазой хуже. Директором ее назначен коммунист Морганек. Он проводит там что-то вроде чистки. Но есть надежда, что начальник гаража, хоть и с понижением в должности, все же удержится на автобазе.

— А жена Пшибека представляет для нас значительный интерес, — сказал в заключение Прэн. — То обстоятельство, что вам известно ее прошлое и что она вас знает как разведчика, дает полное основание переговорить с ней. Мы сможем выжать из нее максимум пользы, тем более что она служит на пассажирском аэродроме. Как вы полагаете?

Нерич не мог сказать ничего определенного. Лоретту он знал мало, всего несколько дней, и трудно сказать, удастся ли воспользоваться ее услугами.

— Все это пустые отговорки, — заметил Прэн. — Вы постарайтесь восстановить с ней прежние отношения. И пусть вас не смущает ее траур. Женщина всегда остается женщиной, а тем более женщина-разведчица — она уже отравлена всеми соблазнами разведывательной работы.

Глава девятнадцатая

С днем своей свадьбы Божена связывала много радужных надежд. Ей хотелось, чтобы этот день внес в ее жизнь что-то новое, неиспытанное, радостное, необыкновенное. Лишенная предрассудков, она все-таки верила женским приметам: если свадьба пройдет торжественно и весело, то и замужняя жизнь будет легкой, радостной и счастливой.

Но было кое-что, что омрачало ее радость. Приходилось ограничивать себя в расходах, а следовательно, пригласить узкий кружок гостей — только самых близких друзей. Она долго ломала голову над тем, как выйти из печального положения, но ничего придумать не могла. Отец отдал все свои сбережения, которые хранил на черный день. Милаш Нерич — тоже. Занять для такого случая у посторонних она считала неудобным.

К свадьбе Божена начала готовиться за несколько дней: закупила продукты, убрала квартиру. Утром в день свадьбы купила живые цветы и поставила их в большую дорогую вазу, подаренную Неричем. В комнатах стало празднично и по-весеннему свежо.

К шести вечера стол был накрыт. На белоснежной скатерти появились румяный свадебный пирог, жареный гусь, накануне присланный Адамом Труской, отварная холодная свинина, украшенная зеленью, пестроцветный салат, разные маринады, копчености, сыр, вино — все добытое с большими трудностями. Сверкающие бокалы, тарелки, ножи и вилки ждали гостей.

Божена в новом шерстяном платье, поверх которого повязала белый передничек, суетилась: то около стола, поправляя и без того хорошо разложенные салфетки и приборы, то у плиты, на которой подогревались бульон и кофе, то у зеркала, приводя в порядок растрепавшиеся волосы.

Волнение, свойственное хозяйке, а тем более невесте, усиливалось с каждой минутой. Когда раздался звонок в передней, у нее замерло сердце — уже идут! Но она вскоре успокоилась: это были отец и Милаш, оба пришли с покупками. Милаш еще купил вина и конфет, отец — торт. На столе уже не хватало для них места. Пришлось сдвинуть блюда, потеснить приборы, и высокий торт гордо поднялся над прочими яствами, заняв середину стола. Две большие чайные розы на нем символизировали счастье двух будущих супругов.

Лукаш казался довольным. Он принялся помогать дочери, хоть она и одна отлично справлялась с обязанностями хозяйки. Нерич, священнодействуя, распечатывал бутылки. Вероятно, они без конца возились бы у стола, то снимая, то ставя, то передвигая блюда, если бы не звонок. Начинали собираться гости.