Не имея возможности, перед лицом 100-тысячной армии французов, англичан и сардинцев, выделить против Омер-паши сколько-нибудь значительные силы, Меншиков собрал свои резервы, усилил ими заслон под Евпаторией до 19 тысяч человек и приказал парализовать действия турок демонстративным наступлением, с тем чтобы в случае удачи взять город штурмом. Провести это наступление было поручено только что прибывшему в Крым генералу Хрулеву.
Построив свой отряд в боевой порядок вне пределов вражеского огня, Хрулев 17 февраля после длительной бомбардировки турецких позиций двинул в атаку три батальона пехоты (в том числе батальон греческих добровольцев) и три спешенные сотни казаков (всего около 2 тысяч человек). Атакующие были встречены сильным огнем противника и, наткнувшись на широкий ров перед валом, окружавшим город, рассыпались за надгробиями находившегося неподалеку кладбища. Завязалась ожесточенная перестрелка, вынудившая турок оставить ряд передовых укреплений.
Но в этот момент Хрулев отдал приказ прекратить бой, оставив «предприятие на Евпаторию», как гласило его донесение, «в пределах сильной рекогносцировки». Он считал, что при обнаружившейся силе обороны и численном превосходстве противника штурм города будет связан с чрезвычайно большим риском и тяжелыми потерями, между тем, как задача его отряда была выполнена: демонстративное наступление русских и значительные потери от их артиллерийского огня должны были произвести на турок подавляющее впечатление, «…а потому, — заключал Хрулев, — я не думаю, чтобы он (неприятель. — И. Б.) был в состоянии в скором времени предпринять какое-либо из Евпатории наступательное действие»[61]. Действительно, в ожидании нового наступления со стороны русского отряда Омер-паша на протяжении нескольких месяцев после этого занимал оборонительное положение, хотя перед ним снова был оставлен лишь немногочисленный заслон. Но, несмотря на все это, результаты боя под Евпаторией произвели на русскую общественность очень тяжелое впечатление. В России ожидали, что Евпатория будет взята штурмом, и отказ от него еще раз наглядно подчеркнул, что перевес в силах в Крыму окончательно перешел на сторону врага. Убедившись в этом, Меншиков заявил, что теперь, по его мнению, «видов к разбитию неприятеля не представляется»[62]. Он был снят с поста главнокомандующего русскими вооруженными силами в Крыму и заменен генералом М. Д. Горчаковым. Вскоре после этого умер Николай I. На престол России вступил его наследник — Александр II. Но ни новый главнокомандующий, ни новый император не были в состоянии улучшить положение русских войск в Крыму. Условия обороны Севастополя становились все более тяжелыми.
Тем не менее защитники Севастополя, во главе с Нахимовым, продолжали вести героическую борьбу с противником, непрерывно совершенствуя систему своей обороны. Благодаря самоотверженному труду солдат и матросов передовые русские военные инженеры, попрежнему идя вразрез с устаревшими канонами фортификации, создали вокруг Южной стороны Севастополя невиданно глубокую для того времени полосу обороны. За главной оборонительной линией выросли еще две запасные линии редутов, укрепленных батарей и просто баррикад, за которыми располагались обычно резервы. Перед главной оборонительной линией сначала появились небольшие завалы из камней для двух-трех стрелков, укрывавшихся за ними при наблюдении за противником. Потом эти завалы, созданные по инициативе самих солдат, использовавших опыт казаков-пластунов на Кавказе, были соединены саперами по нескольку вместе и углублены, образовав так называемые ложементы[63] уже для нескольких десятков стрелков, способных отбивать атаки отрядов неприятеля. Наконец, ложементы были превращены в еще более глубокие траншеи, в которых могли располагаться целые роты и батальоны; для взятия их противнику требовались довольно значительные силы. К маю 1855 г. перед главной линией обороны Севастополя имелось уже две-три линии траншей и отдельных ложементов с завалами для секретов перед ними, в связи с чем общая глубина оборонительной полосы достигла у севастопольцев 1,5–2 км.
Все линии обороны Севастополя были связаны между собой сетью ходов сообщения. В проходах между ними были установлены различные инженерные заграждения (засеки, замаскированные ямы и т. п.). Костяком обороны оставались бастионы главной оборонительной линии, превращенные в опорные пункты, способные долго держаться даже при обходе их противником.
При сооружении укреплений Нахимов проявлял большую заботу об укрытии солдат и матросов от вражеского огня. В противоположность большинству царских военачальников, считавших сохранение жизни «нижних чинов» второстепенным делом, он одним из первых осознал необходимость усиленного строительства блиндажей как единственного средства существенно уменьшить потери гарнизона от непрерывно усиливавшегося артиллерийского обстрела города осаждавшими его войсками. Для строительства блиндажей в Севастополе не хватало леса. Тогда Нахимов не остановился перед тем, чтобы взять на себя ответственность за использование для этой цели запасов корабельного леса, ценившегося буквально на вес золота. С той же целью он потребовал разрешения употребить для пошивки мешков (в которые насыпали землю и которые служили затем одним из важнейших строительных материалов при сооружении укреплений) парусину и другие ценные материалы со складов порта.
Когда же один из севастопольцев — капитан 1-го ранга Зорин — предложил прикрывать прислугу у орудий от пуль противника щитами из толстых корабельных тросов, то Нахимов распорядился немедленно отпустить для этой цели весь старый, а затем и новый такелаж. Тросовые щиты, спасшие не одну тысячи жизней русских артиллеристов, стали прототипом современного орудийного щита.
Отказ от устаревших канонов в фортификации помог севастопольцам добиться замечательной стойкости и активности обороны. Опираясь на свою систему обороны нового типа, они изматывали противника непрерывными вылазками и контратаками, в ходе которых ими развивались и совершенствовались элементы тактики стрелковых цепей. Войска уже не атаковали противника, как прежде, сомкнутым строем, но продвигались на поле боя врассыпную, перебежками от укрытия к укрытию, а иногда и вовсе ползком. При этом удары наносились обычно по наиболее уязвимым местам — в стыки и фланги осадных работ противника.
Севастополь в последние дни обороны.
Редкая из вылазок защитников города не кончалась уничтожением передних подступов осаждающего, заклепыванием его орудий, захватом пленных и т. д. Например, при вылазке в ночь на 22 ноября 1854 г. был наголову разгромлен вражеский батальон, прикрывавший осадные работы, а в ночь на 19 апреля 1855 г. такая же участь постигла еще один батальон противника. Успешные вылазки продолжались до последнего дня обороны Севастополя.
Большую активность проявляли севастопольцы также в подземной контрминной борьбе. Когда французское командование задумало произвести подкоп под четвертый бастион и взорвать его огромным зарядом пороха (миной), русские саперы, во главе со штабс-капитаном Мельниковым, искусными контрподкопами несколько раз взрывали подземные галереи противника, так и не дав ему продвинуться ни на шаг. Французы попробовали было делать подкопы в других местах, но и там их постигла неудача. Превосходство искусства севастопольских минеров над минерами противника получило общее признание.
Значительных успехов достигли защитники города и в области совместного действия различных родов войск. Они добились, в частности, исключительно эффективной поддержки действий своей пехоты артиллерийским огнем. Отступая, например, после вылазок, они всегда стремились заманить преследовавшего их противника к главной оборонительной линии, а затем, укрывшись в специально оставленных проходах, подставляли атакующих под картечный огонь десятков орудий. При попытках противника атаковать передовые укрепления защитники их также отходили обычно к главной оборонительной линии, после чего заранее пристрелявшиеся орудия открывали огонь по колоннам атакующих, остатки которых отбрасывались контратакой резервов. Когда же противник прорывался к батареям, пехота самоотверженно бросалась в штыки и обращала его в бегство, после чего артиллерия немедленно начинала преследование огнем. Такое искусное сочетание огня и удара обусловливало постоянный успех активной обороны севастопольцев — англо-французское командование так и не выработало действенных методов борьбы с этими новыми для него тактическими приемами.