– Вестимо, граф, мой муж. Ну что вы, разве я вас спутаю с кем-нибудь? Не думайте, что я вас за девять лет позабыла-то. Нет, нет!

               – Я Пус Мидун. А ты старая уродливая выдра. Лучше бы убила на месте, чем теперь ходить с расколотым черепом, как Драный.

               – Пус Мидун? Это ваше фронтовое прозвище? Или воинское звание? Миленько, миленько! Мне нравится! Но позвольте, я вас буду называть так, как вам больше всего идет. Граф! – Науса высунулась из-за кровати и внимательно оглядела голову кота. – Кровь уже не идет, отлично. Будете жить, граф, будете еще внучат нянчить!

               – Иди ты со своими внучатами, чучело облезлое, – прошипел кот.

               – Полно вам ругаться, миленький мой. Поди, серьезно я вам зарядила, что вы весь такой злой? Или это контузия фронтовая? Ну, ничего, я вас выхожу. Муж мой! – с этими словами сова прильнула к коту, пытаясь его обнять.

               Кот уперся в тело Наусы лапами и отстранил графиню от себя.

               – Мы еще посчитаемся, Блоходарова, – прошипел он.

               – Что, граф?

               – Еда есть? Принеси пожрать.

               – Граф, ваши манеры…

               – Манеры за шифоньером. Жрать дай.

               – Я распоряжусь… – промолвила Науса и удалилась на кухню, нелепо и смешно переставляя толстые лапы. Было видно, что ходьба на задних конечностях вызывает у нее затруднения. Словно она лишь с недавних пор стала так ходить.

               – Матушка! – прозвенел голос Наусы. – Приготовьте прием пищи! Мой супруг желает утолить голод!

               Из-за двери послышалось ворчание.

               – А издохнуть ваш дорогой супруг не желает? У него почти что получилось вчера!

               – Матушка! – возмутилась Науса. – Ну как вам не совестно? Вы же меня позорите! Не будьте тварью, умоляю вас!

               Вместо ответа послышалась возня с кастрюлями и звон разбитой тарелки. Науса снова появилась в дверном проеме. Чтобы увидеть ее, коту надо было неудобно повернуть болевшую голову. Но он повернул и услышал ее слова:

               – Маменька вас любит, не переживайте. Она вас ждала.

               Издалека вновь послышалось недовольное ворчание:

               – Вы, графиня, ему расскажите все. Или я расскажу. Пожалейте убогое создание. Смотрела я на него, не он это! Хоть и похож.

               – Матушка, если бы все так были похожи. Он это, вижу, что он! Вернулся, наконец!

               Пус Мидун решил прилечь, пока было время. Думать о чем-либо не было сил. Былая удаль была выбита из тела животного вместе с остатками здоровья. Прислушиваясь к себе, кот отметил, что даже его низменные позывы прекратились, ушли куда-то. «На время, конечно, – решил Пус. – Пока не приду в себя после встряски. Пока не отосплюсь». Он снова задремал, однако вскоре очередное раздражительное «уть» вывело его из дремоты. Совиное крыло не больно, но неприятно стучало в лоб.

               – Муженек, просыпайтесь. Пообедайте, и на охоту, на уток!

               – Чего? Какая охота, мать? Я рыбак. Да и уток нет, зима ведь, – скривился кот, толком не успев проснуться.

               – Милый, что же вы. Вы же всегда на охоту ходили после обеда.

               – Да оставь ты его в покое, в конце-то концов. Не видишь – убогий он! Я же говорила.

               – Маменька, сидите себе и не мяукайте. Мне лучше знать.

               «Семейка…», – подумал кот и принялся снова подниматься с належанного места. Рядом с его кроватью стоял накрытый стол. Из большой супницы исходил паром горячий суп, а из-под накрытых крышками подносов шел запах жареных яств. Суп пах очень приятно, в животе кота моментально засосало.

               – Давайте я вам помогу пройти к столу, дорогой мой, – совиное крыло замаячило перед носом Мидуна. Тот, испытывая головокружение, еле поднялся с кровати и, опираясь на Наусу, проковылял к столу, моментально плюхнувшись на ближайший стул. Только сейчас Пус заметил, что за столом сидела далеко не молодая кошка, шамкающая беззубым ртом. Ссохшаяся, побитая во многих местах сединой, она глядела на Мидуна выцветшими глазами и сокрушенно мотала головой.

               – Не он это. Науса, дочь моя, граф был благородный кровей. А у этого рожа опустившегося энцефалитного клеща.

               – Матушка, знайте, сидите себе. Молча. Сердце чует, что он.

               Старая кошка вздохнула.

               – Ты эдак только себя изводишь. И меня за компанию.

               – Потерпите, матушка, ради дочки. Вы же помните, как я мучилась без него!

               – Помню я, что сбежал он от тебя. Но это не граф. Хоть и похож. У того усы были – во! – матушка развела лапы. – Глаза были – во! – матушка нарисовала лапами два круга в воздухе. – А говорил он, как будто книгу читает. А этот что?..

               Пус Мидун щелкнул зубами.

               – Видите, матушка, он есть хочет. Болен он. Дайте ему время прийти в себя. Он с охоты другим совсем вернется, – ворковала Науса. – Давайте, граф, я за вами поухаживаю.

               – Зовут-то тебя как, болезный? – прошамкала старая кошка.

               – Пус Мидун, – сказал Пус, отклоняясь то пронесшейся мимо его морды тарелки с горячим супом.

               – Экий странный персонаж. Ты кореец что ли?

               – Индеец, – оскалился по мере сил Пус.

               – Умный шибко.

               – Матушка, дайте графу спокойно поесть.

               – Да пусть ест, мне-то что. Я так, я ничего... Я тебя, доченька, предупредила, значит. Потом не рыдай.

               – Мне, матушка, рыдать нечего. Мне счастье в дом постучалось.

               Кот попробовал взять в непослушные лапы ложку. Он когда-то видел, как этим предметом пользовались, но ему доводилось делать это впервые. Неловкими движениями он сразу расплескал жидкую еду на скатерть.

               – Убогий… – снова подала голос старуха.

               – Уставший… – едва ли не пропела Науса.

               – Заткнитесь… – без прежней твердости промямлил кот.

               – А еще и хам. Ну и где, доченька, графские манеры?

               – Матушка, что вы все «манеры». Он девять лет как дома не был. Отвык, поди.

               – А мышей ловить привык. Позор какой.

               Кот смог-таки отправить несколько ложек супа в рот. Горячая еда вызвала ощущение умиротворения. Злобный шепот старухи больше не вызывал внутреннего раздражения, а поскрипывал где-то далеко-далеко. Науса уселась рядом с Пусом и привычными движениями справилась с налитой себе тарелкой супа. Постоянно косясь на Мидуна, она улыбалась и напевала себе под нос мотив какой-то старинной песни, чем-то напоминавшей коту его любимую бравую песню про дохлых собак. Старая кошка лишь едва притронулась к своей еде, затем с недовольным видом прошептала «сидеть за одним столом противно», покинула стол и уселась на кресло рядом. Оттуда она прожигала Пуса взглядом, полным холодной высокомерной брезгливости. Когда с супом было покончено, Науса забрала пустую тарелку и заменила ее на другую.

               – А на второе, граф, печеные медузы. Заморский деликатес, мы выписали их из самого побережья. Конечно, это стоило нам копеечки, но ведь по такому поводу можно и погулять. Как вы считаете?

               На тарелке оказалось нечто бесформенное и почти бесцветное, присыпанное травами и политое соусом. Пус пнул тарелку лапой, наблюдая за тем, как начала трястись его порция.

               – Граф, это медуза. Не бойтесь. Забыли уже? Вы их раньше частенько себе выписывали, когда дела у нас шли лучше. Но ничего, теперь все опять будет хорошо! Я допишу книгу, а вы приметесь за домоуправление, поправите хозяйство. В наших землях без вас порядку не было.

               Старуха снова подала голос: