Я поворачиваюсь к Нейту, и он качает головой, пытаясь сесть.

– Нет, нет, нет, – повторяет он. – Не смей уходить!

Я мчусь к нему и толкаю его здоровое плечо, осторожно, чтобы не задеть поврежденное.

– Я не говорила, что ухожу, – стараюсь успокоить его.

- Я знаю тебя. Я могу прочесть тебя как книгу.

– Ты никогда не умел хорошо читать.

Нейт падает назад и смотрит на меня в оглушающей тишине, пока широкая улыбка не растягивается на его лице, достигая глаз. Я люблю эту улыбку.

Дейв вернулся с подушкой и одеялом, улыбаясь так же, как и его брат. Нейт рассказал мне, что у них разные отцы, но я вижу сильное сходство между ними, поэтому я предполагаю, что они похожи на свою маму – темные волосы, нежные губы и широкая грудь. Основное различие заключается в их глазах. У Нейта они карие до того момента, пока он не взбесится, тогда они темнеют. Глаза – индикатор его настроения, как кольцо, которое он подарил, когда мне было восемь. У Дейва голубые, нежные и прекрасные. Я никогда не видела его взбешенным, не думаю, что он бывает таким.

Дейв дает мне подушку, и я беру её. Осторожно помогаю Нейту привстать, и кладу её позади него.

– Не хочу одеяло, здесь жарче, чем в аду, – ворчит он. Я взглянула на него и кивнула, забирая одеяло и складывая его на спинку дивана на случай, если оно ему понадобится.

– Итак, ты сбежал или действительно выписался вопреки рекомендации врача?

Он поднял голову и взглянул на меня тем взглядом, который говорит о том, что он лучше знает, как ему сейчас поступить. Он никогда ничего не делал по правилам.

– Значит ты не получил необходимые тебе препараты?

– Я не нуждаюсь в них.

Мой рот открылся, чтобы закричать, но я сдержалась и медленно выдохнула:

– Тебе нужно болеутоляющее, и, кто знает, что еще. Скорее всего, тебе нужны антибиотики и перевязочные материалы, и, если что-то пойдет не так, получишь битой по голове за то, что был таким тупицей.

– Я не хочу обезболивающее, бита…

– Почему нет??? Ты превратился в такого мазохиста, что теперь тебе нравится боль?

Как только слова вырвались из моего рта, я захотела забрать их обратно. Я просто открыла дверь в прошлое, которое мы оба никогда не захотели бы посетить снова. Я жду, что он пробормочет в ответ слова, которые вернут меня обратно на землю. Бусинки пота с душком страха и ожидания скатываются по моей спине.

– Потому что… в прошлом я легко мог стать наркоманом. Я был близок к этому, поэтому я стараюсь не рисковать.

Я в шоке. Я была более чем в шоке, когда представила молодого семнадцатилетнего парня, от которого я была оторвана одиннадцать лет назад. Я не могу представить его зависимым от наркотиков, не тогда, когда он был категорически против них из-за его матери. Он был борцом, ненавидел алкоголь и наркотики из-за того, что они могли делать с семьями. Я просто не понимаю. Что же он пережил в тюрьме, что заставило его пасть так низко? Мысль пугает меня.

– Это не то, что ты думаешь, Чарли, – говорит он тихо, почти огорченно. – Я получил довольно серьезную травму и мне пришлось…

– Хватит болтать. Ешь, – командует Нона, неся две тарелки жареного мяса с овощами, а за ней Дейв нес кувшин холодного чая. – У вас обоих множество историй и чертовски много всего, о чем нужно поговорить. Но не стоит решать всё это за одну ночь.

Она права… и в то же время очень, очень неправа. Я не планирую рассказывать ему больше, чем он знает, потому что после того как я разделю с ним ужин, я должна вернуться к жизни, которую я создала без них. Я люблю их больше, чем кого-либо, включая Пола. Я скучаю по ним сильнее, чем могу выразить, но это ничего не меняет. Это ничего не меняло тогда и не сможет изменить сейчас. Слишком много времени прошло, а боль все еще достаточно сильная. Они через многое прошли из-за меня, и я больше не позволю им страдать.

Глава 4

Нейт

15 лет  

Становится хуже. Не то, что её отец заставляет нас делать, а то, что на самом деле за шесть лет ничего не изменилось. Шесть гребаных лет. Он систематичен в том, чего хочет от неё – одно и то же каждый раз. То же место, то же время, та же больная и извращенная игра. Я шепчу ей на ушко истории о Неверлэнде, когда чувствую, как она напрягается рядом со мной. Я не хочу, чтобы её отталкивали мои прикосновения, будто я больше не я.

Я был слишком мал, когда все это началось, чтобы понять мои чувства, которые я испытал в девять лет. Я знал – то, что мы делали было неправильно, это было ясно, но она ни разу не оттолкнула меня. Между тем, у меня появилось ощущение, будто я предал её. Думаю, потому что я не смог её спасти. Теперь я ежедневно сталкиваюсь с дилеммой, основанной на любви к ней. Мне пятнадцать, и я люблю девушку, которая настолько сломлена, что даже больше ни с кем, кроме меня, не общается в школе.

Парни все еще поглядывают на неё, но я окидываю их фирменным уничижительным взглядом. Она не принадлежит им, чтобы они пялились, как бы по-дурацки это не звучало, потому что Чарли не должна быть чьей-то. Ей всего тринадцать, и ей стоит поехать вместе со всеми в эти выходные на озеро. Но я знаю, что она будет делать, потому что он слишком хорошо её выдрессировал. Она не выходит гулять, никому не звонит, не ходит на ночевки с другими смешливыми девчонками из её класса. Из-за него Чарли настолько замкнулась в себе, что не может смотреть прямо. Она хочет, чтобы он был счастлив. Кого на хрен волнует счастлив ли он?! Он делает несчастной её! Пока я нахожусь в ступоре – он ломает её, и вскоре от нее не останется ничего целого.

Нет, Чарли не сделает ничего ненормального для неё. В силу привычки она стала такой же, как и он. В 4 часа утра, прежде чем проснется её отец, она проскользнет в свои любимые шорты и футболку «Грин-Бей пэкерс»¹, и, шатаясь в темноте, придет ко мне. Она войдет в дом, поднимется по лестнице и проскользнет ко мне в кровать, где мы будем держать друг друга до тех пор, пока Нона не позовет нас завтракать.

Не так давно я пытался встретиться с ней на улице, но на следующий день она ко мне не пришла. Я испугался до усрачки, когда добрался до двора в кромешной ночной тьме и обнаружил, что её нигде и в помине не было. Я думал, что с ней произошло нечто ужасное, так что я пронесся стрелой к открытому окну в её пустой комнате и стал звать, в надежде не разбудить ее отца. Моё нутро вздрагивало при мысли, что он пришел за ней. Я выпрыгнул из окна и направился в гараж, где было темнее, чем в аду. Её и там не было, и клянусь, я мог бы заплакать. Я побежал в свой дом, нуждаясь увидеть её и надеясь, что она ждала меня в моей постели, пока я её искал. Я поднялся по лестнице на крыльцо быстрее, чем когда-либо в своей жизни, но что-то привлекло моё внимание. В углу, на ступеньках моего крыльца, в тени большого горшка с цветами Ноны, свернувшись калачиком, лежала Чарли. Она дрожала и была очень холодной на ощупь, несмотря на то, что ночь была теплой. И тогда я сразу понял, что должен позволить ей сделать то, что она хочет, или я, вероятно, её потеряю.

Нона знала, что с Чарли что-то происходит, но она считала, что это из-за отца девочки, которого для Ноны не существовало. Я хочу, чтобы его не было вообще.

В школьном кафетерии сегодня шумно. Не знаю, всегда ли здесь так шумно, но сегодня кажется, что очень. Думаю, Чарли тоже это ощущает, потому что она уткнулась в меня. Я целую её в макушку и вдыхаю сладкий аромат её шампуня. Запах как у младенцев или что-то вроде того.

– Ты в порядке?

Она поднимает голову и смотрит на меня, и я замечаю темные круги у неё под глазами, которые не видел раньше.

– Я больше не хочу этого делать, – бормочет она.

Я вздыхаю, потому что я не хочу, чтобы она это терпела.

– Я знаю, Чарли.

– Я даже не хочу больше жить.

Я отпрянул, и на секунду подумал, что мне послышалось. Но когда я посмотрел в её темно-карие глаза, понял, насколько они потеряны. Она бросает меня.