ОБожемой!

Я смотрю как мой лучший друг, давний любовник, любовь всей моей жизни и совершенно незнакомый человек машет мне рукой и, трогаясь с места, уезжает с парковки PigglyWiggly.

Сегодня вечером будет несколько серьёзных вопросов и ответов.

Я отвожу свою тележку на парковку и практически не замечаю, как возвращаюсь к машине. Ни с того ни с сего я заволновалась. Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, когда я последний раз была взволнована готовкой для кого-то. Это были ни страх, ни переживания, просто чистое, вызванное адреналином, волнение.

Делая успокаивающие вдохи и выдохи, я еду, не нарушая правил, по улицам Бивэр-Дэма с мечтой в сердце – начать всё с нуля, как взрослый человек со страстной улыбкой на лице, у которого впереди вся жизнь.

Принимать незначительные решения в своей жизни, например, с кем ты будешь ужинать ‒ это и есть свобода. Я больше никогда не позволю себе принимать их и никогда не приму это как нечто само собой разумеющееся.

Нейт

Настоящее  

Я так горжусь ею, так чертовски сильно горжусь. Хотел бы я лишь гордиться ею, а не желать уложить и показать, как сильно я скучаю по ней, по ней целиком, по её телу и душе.

Мне стоило больших усилий первым отступить назад. Её улыбка убедила меня сделать это. Она счастлива и это благодаря мне. Знаю, звучит странно. Но наши тела, как маяки друг для друга. Мы одно целое, мы соответствуем друг другу, вместе мы отразим атаки всего мира.

Я бегу по лестнице, перепрыгивая через ступеньку и мгновенно оказываюсь в доме. Раздеваюсь по пути в душ, оставляя позади себя тропу из одежды. Я чуть не пропахал остальной путь носом из-за того, что забыл в коридоре сбросить с ног ботинки, прежде чем начать стягивать штаны.

У меня есть куча времени, но по пути к ней я хочу постараться раздобыть какие-то цветы и, возможно, бутылочку вина или… чёрт! Вода обжигает, потому что из-за того, что мой мозг перевозбужден, я не включил холодную воду. Я отступаю назад к стене, покрытой кафелем, танцуя, будто я в составе "Риверданс"⁹, пока температура воды не снижается и затем, конечно же, не становится слишком холодной, но с этим я могу справиться. По правде говоря, прохладный душ – вероятно, хорошая идея, по многим причинам.

Я намыливаюсь и тру себя мочалкой, вытираюсь полотенцем и брызгаюсь духами. Бритье требует, чтобы я, блядь, успокоился, а не вёл себя как ребёнок, или в противном случае я порежу себе лицо.

Я завершаю задачу со вздохом облегчения, оставшись целым и невредимым. Не думаю, что смог бы противостоять пытками Чарли, с которыми она непременно бы накинулась на меня, если бы мне пришлось объяснять исчезновение ямочки над губой с моего лица. Я ногой отшвыриваю в сторону свою разбросанную одежду. Позже уберу.

Как идиот, дважды переодеваюсь, прежде чем выбрать джинсы и темно-синюю рубашку с длинным рукавом, и поглядываю на часы, сейчас 4-50. Я приду рано, но, если быть честным, я этого хочу. Я хочу видеть её и быть с ней рядом. Болван.

Просто, кажется, сегодня всё по-другому, будто она снова стала самой собой. Есть признаки дерзости и огня; я боялся, что они были утрачены, но она возвращается. Моя Чарли возвращается.

Чарли

Настоящее  

Всё начиналось, как неловкое свидание: цветы, судорожные движения и неуклюжий поцелуй. Когда он осматривал мой дом, то замолкал и эти моменты, казалось, тянулись, как будто в другом, собственном временном пространстве.

О да, я называю эту маленькую комнату своим домом, потому в течение очень долгого времени у меня его не было. С тех самых пор, как государство взяло меня под свою опеку. Так что, невзирая на огромное количество картин с пейзажами, невзирая на мою кровать, стоящую, как жирный слон в комнате или на то, что моя уборная видна из кухоньки с крохотным обеденным столом – этой мой дом.

По крайней мере, сейчас.

Я собираю посуду и несу к крошечной раковине; все, что угодно, лишь бы избавиться от столь ощутимой потребности друг в друге, связывающей нас. Когда я чувствую тяжесть его теплого тела своей спиной, да поможет мне Бог, вдыхаю его запах, будто он олицетворяет единственный настоящий дом, который у меня когда-либо был. Мой разум, тело и поврежденная душа тают в нём. Он оборачивает свои большие руки вокруг меня, крепко обнимая, и я понимаю, что другого дома у меня не будет. Кровати, крыши, стены ‒ всё это несущественно по сравнению с его объятьями. Когда Нейт обнимает меня, я – его.

Моё сердце колотится быстро и сильно. Я чувствую пульс его сердца своей спиной, не синхронного с моим, но, по сути, движимого тем же желанием. Я сжимаю джинсы на его напряженных бёдрах, ощущая выпуклую мышцу под джинсовой тканью. Это была не единственная напряженная мышца, которую я могла почувствовать через крепкую ткань; я хотела его. Не думаю, что я когда-либо так сильно хотела его.

Желая большего, я пытаюсь развернуться, но он по-прежнему обнимает меня и это лишь еще больше возбуждает меня. Вцепившись в его джинсы, пытаюсь поместить руки между нами так, чтобы у меня был доступ к нему, но он сильнее прижимается ко мне. Раковина врезается мне в живот; резкая боль лишь усиливает острую необходимость.

Нейт, оставляя горячий след, проводит языком по шее к челюсти, и я тянусь к нему, желая продолжения. Я нуждаюсь в этом. Выгибаюсь в его руках от того, что он практически мнет мою грудь через хлопчатую ткань сарафана, который я выбрала, потому что ему всегда нравится, когда я ношу платье. Я задыхаюсь и облизываю губы, когда он берет меня за подбородок, притягивает к своим губам и, заставляя вытянуть шею, жадно целует. У него такой нежный язык и он сводит меня с ума, когда с особой потребностью погружается в мой рот, задевая губы и зубы. Клянусь, он никогда так не целовал меня. Есть нечто отчаянное в том, как я вдыхаю и подстраиваюсь, хватаясь за него, чтобы притянуть ближе к себе.

Его поцелуй сильный, поглощающий и я на грани смерти, когда он запускает пальцы в мои волосы, прижимаясь своими губами к моим. Он всегда любил целоваться, и теперь его желание усилилось. Если бы нам не нужно было дышать, мы бы целовались вечно.

Он прикусывает уголок моей нижней губы. Его горячее, влажное, хриплое дыхание обдает мой подбородок и ухо, этот звук вызывает боль внизу живота, и она усиливается, когда его другая рука скользит от моей груди по животу к моей промежности.

Я стону еще до того, как он хватает меня, жадно присасываясь к моей шее. Я больше не могу терпеть это, не имея возможности прикоснуться к нему; это раздражающе и… чертовски горячо.

‒ Пожалуйста, ‒ хрипло молю я, а он стонет мне в шею, прежде чем повернуть меня лицом к себе и снова овладеть моим ртом. Он хватает руками подол моего платья и задирает его так, чтобы добраться до моих влажных трусиков. Я так возбуждена для него, желаю его, нуждаюсь в нём. Вожусь с пуговкой на его джинсах, подобно новичку, которым в действительности не являюсь. Тем не менее, моя рука не перестает трястись, я не могу унять дрожь. Я даже не успеваю добраться до молнии ‒ он сжимает мой зад и поднимает. Я оборачиваю ноги вокруг его талии; мои губы стремятся к его гладкому, как у младенца, подбородку. Он пахнет чем-то пряным и это вызывает желание облизать его, что я и делаю. Я облизываю, пробую и вдыхаю его аромат, когда он бросает меня на кровать. Взъерошиваю пальцами его короткие, темные волосы, пока он целует мою шею и грудь, а его пальцы разбираются с крошечными пуговками моего платья. Его губы и язык следуют за руками, отправляя меня в стремительный полет, вниз по кроличьей норе, в моё безумие.

Его язык блуждает по моей груди, прямо по покрытым кружевом соскам, я знаю, что он собирается сделать, моё тело знает это. Когда его губы касаются моих заострённых «вишенок», я стону, и он посасывает сильнее, пока не достигает местечка под грудью. Кто, черт возьми, знал, что это место такое чувствительное? Я выгибаюсь сильнее, и он стонет.