— Перестань попусту терзаться, — ответил Йосси. — Хотя я понимаю, это нелегко пережить...

— Не в этом дело. Видишь ли, не проходит и дня, чтобы я не спросил, за что нам посланы все эти страдания? В чем их смысл?

— Я скажу Юдифи, что тебе нужно время. А пока расскажи мне, как дела у Натаниэля.

— Он хороший человек и отличный фармацевт. Лаборатория без него бы не функционировала. Он хорошо адаптировался к жизни в Саду Надежды и шутит, говоря, что мы — что-то вроде советов и что сын удивился бы, увидев его живущим среди большевиков. Думаю, что Натаниэль не особо им симпатизирует, в отличие от своего сына.

Когда они уже прощались у дверей, из дома выскочила встревоженная Юдифь.

— Йосси, беги скорее! — крикнула она. — Твоя мать потеряла сознание.

Йосси и Самуэль бросились в комнату старой Рахили. Женщина дышала с большим трудом, пульс едва прощупывался. Она умирала.

Йосси мало чем мог ей помочь. Рахиль уже давно была больна, и голод военного времени, не обошедший стороной и дом Йонахов, далеко не лучшим образом сказался на ее здоровье, хотя Йосси надрывался изо всех сил, лишь бы его мать и дочь Ясмин не голодали.

Самуэль остался дежурить возле умирающей Рахиль. И в тишине, наблюдая за ней, он вспомнил, как увидел ее в первый раз. Тогда он был моложе и только-только приехал в Иерусалим с Ахмедом, несущим на руках маленького Измаила, которого Абрам не смог спасти от неминуемой смерти. С тех пор прошло много лет, и сейчас он стал свидетелем угасания Рахиль, чувствуя, что в сердце уже не остается места, чтобы снести еще большие страдания.

Когда на землю спустились сумерки, Рахиль умерла. В последние часы ее жизни рядом с ней были два самых дорогих ей человека: сын Йосси и внучка Ясмин; они гладили ее лицо и руки, с трудом сдерживая слезы, опасаясь, как бы Рахиль их не увидела.

Между тем, в окрестностях Иерусалима все еще шла война, пока англичане пытались навести в городе хоть какой-то порядок.

Святой город вновь сменил хозяев. На протяжении многих веков Иерусалим переходил из рук в руки, и вот теперь оказался в руках британцев.

Единственной хорошей новостью, проникнувшей в эти дни в Сад Надежды, было известие о том, что Мухаммед жив. Он сражался в одном из отрядов Фейсала, который помогал генералу Алленби освобождать Иерусалим.

Мухаммед пережил все сражения и продолжал воевать, а вот его кузен Салах погиб. Халед был тоже пока еще жив.

Теперь вновь пришла очередь обитателей Сада Надежды утешать семью Дины. Известие о гибели старшего сына подкосило Хасана, а Лейла, казалось, и вовсе потеряла рассудок.

— Знаешь, Самуэль, — призналась Дина. — Я, конечно, оплакиваю гибель племянника, но при этом не перестаю благодарить Аллаха за то, что погиб он, а не Мухаммед.

— Война всех нас делает эгоистами, — ответил он. — Каждый мечтает лишь об одном: дожить до завтрашнего дня

— Я не могу спать по ночам, — призналась она. — Я все еще оплакиваю Ахмеда, и мне страшно представить, что со мной будет, если я потеряю еще и сына.

Лейла, казалось, сошла с ума. Она отказывалась вставать с постели и неустанно кричала, что хочет умереть. Хасан был в отчаянии, не зная, что делать.

Кася и Руфь большую часть дня провели в хлопотах по дому Хасана, взяв на себя часть забот Лейлы. Сочувствовали ей, ухаживали за ней, словно за ребенком.

— Дина сильнее нас всех, вместе взятых, — заявила Кася однажды вечером.

Это случилось во время ужина, когда они обсуждали новости дня.

— По-моему, Лейла сошла с ума, — сказала Руфь. — Когда я думаю об Ариэле, мне тоже кажется, что я вот-вот сойду с ума.

— Да, Дина — сильная и храбрая женщина, — сказал Самуэль. — Прежде чем потерять Ахмеда, она похоронила двоих сыновей: маленького Измаила и еще одного, который родился мертвым. Она тоже много страдала.

У Мухаммеда едва оставалось время побыть в своем доме с бабушкой и матерью. Воинам Фейсала предстояло продолжить путь в Дамаск и истребить войска Кемаля-паши, который сейчас заправлял в том городе, но Мухаммед явился в Сад Надежды для встречи с Самуэлем. Они говорили недолго, просто поздравили друг друга с удачей, благодаря которой они еще живы.

Однако на этом сюрпризы еще не кончились Однажды вечером в Сад Надежды неожиданно приехал Иеремия. Самуэль тут же бросился его обнимать, а женщины усадили за стол. Он очень похудел, а в его волосах появились седые пряди.

— Мне повезло, — сказал он, — что меня выслали в Египет. Оттуда я уехал в Англию. В Лондоне я познакомился с несколькими друзьями Владимира Жаботинского — вы должны были о нем слышать, это совершенно необыкновенный человек, его можно сравнить разве что с доктором Вейцманом — так вот, благодаря его усилиям британцы в конце концов разрешили создать еврейский батальон для борьбы с турками.

— Да, мы слышали о тридцать восьмом батальоне королевских стрелков, — кивнул Игорь.

— И сколько евреев погибло при Галлиполи? Насколько я знаю, британцы лишь признали существование нашего сообщества, — заявил Самуэль.

— Ты знаешь, сколько столетий прошло с тех пор, как мы, евреи, снова смогли сражаться за нашу землю? Вот, что важно, — раздраженно ответил Иеремия.

— Не будем спорить, ты же всегда считал, что мы должны сотрудничать с англичанами, — напомнил Игорь.

— И видите, я был прав. Кто сегодня заправляет в Иерусалиме? Кто будет управлять Палестиной по окончании войны? Давайте не будем забывать и о лорде Бальфуре. Англия согласилась с нами, — подчеркнул Иеремия.

— Англия согласилась со всем, что могло служить ее интересам, и первым дело, что помогло бы выиграть войну. Они договорились и с арабами. Ты веришь, что Англия сможет выполнить все свои обещания? — спросил Самуэль.

— Британцы сделали необратимый шаг, заявив, что у евреев должен быть свой дом. Но мы должны стремиться к большему: сделать этот самый дом нашей новой родиной.

— А арабы? Это и их дом тоже, — сказал Самуэль.

— И здесь нет противоречия с обещаниями, которые они дали арабам. Насколько я знаю, шариф Хусейн не чинит препятствий тому, чтобы мы имели родину в пределах арабского государства, и даже написал целую статью об этом. Англичане утверждают, что его сын Фейсал также не видит в этом никаких неудобств, — с уверенностью заявил Иеремия.

— Родина евреев внутри родины арабов... Как такое может быть? — спросила Марина.

— А почему такого не может быть? — ответила Кася. — Евреи и мусульмане всегда ладили друг с другом. У нас был один общий враг — христиане. И мне кажется, это наилучший выход.

— Думаю, что ты права, — поддержала Руфь.

— Вот только далеко не все евреи так думают. Некоторые из них даже слышать не желают ни о какой родине, они хотят просто жить здесь. Для других же быть евреем — значит иметь свою родину и при этом не делить ее больше ни с кем. Нет, далеко не все евреи думают так же, как вы.

Затем они оставили в покое политику и перешли на разговоры о своих бедах. Игорь был благодарен Иеремии за то, что после казни Ахмеда Зияда тот сделал его бригадиром в карьере.

— Это был хороший человек, работящий и честный, — сказал Иеремия. — Он был моим лучшим мастером.

— Скажи, тебе что-нибудь известно о Луи? — спросил Самуэль.

Иеремия слегка откашлялся, прежде чем ответить. Он сомневался, стоит ли слишком уж подробно рассказывать о деятельности Луи.

Наконец, он решился.

— Видите ли... На самом деле Луи... Короче говоря, он работает на британцев. Насколько я знаю, у него все в порядке, и я уверен, что он вернется, как только сможет.

Они поговорили о будущем. Иеремия собирался разыскать Анастасию и детей, невзирая на все предупреждения, как опасно сейчас для него ехать на север страны.

— Не было ни единой минуты, когда бы я не вспоминал о них, — признался он. — Я должен быть с ними.

Потом он заверил Игоря, что очень рассчитывает на него в роли бригадира.

— Завтра ты дашь мне полный отчет о работе карьера. А сейчас давайте выпьем за упокой души наших друзей.