— Разве ты ничего не слышал о Декларации Бальфура? Если Османская империя падет, европейские державы отдадут нам эту землю.

— Никто и никогда не отдаст нам эту землю, — возразил Самуэль. — Они лишь обещают, что мы сможем по-прежнему жить на ней.

— Нет, они обещают гораздо большее. Ты считаешь, что декларация вроде той, что выпустило британское министерство иностранных дел — это просто бумага? Неужели ты не думал, что Палестина вновь станет нашей родиной? Нас выгнали, у нас ее отобрали, а мы вернулись, — вспыхнули глаза Якоба.

— Но она уже наш дом. Разве мы не здесь? Но это не значит, что она может быть более, чем домом, это просто местом, где мы могли бы жить, — возразил Самуэль.

— Родиной, Самуэль, — ответил Ариэль. — Мы все надеемся вновь обрести потерянную родину.

— А я считал, что гораздо важнее другие вещи — такие как равенство, свобода... Я приехал сюда не для того, чтобы найти здесь родину.

— В таком случае, почему же ты приехал именно сюда, а не в какое-нибудь другое место? Так я тебе отвечу: ты приехал сюда потому, что все мы созданы из того земного праха, что пылится под нашими ногами, потому что это — наша родина, и наши души принадлежат лишь ей одной. И теперь пришло время возродить нашу родину, — настаивал Яков.

— Ты меня удивляешь, Яков, — ответил Самуэль. — Вот уж никогда не думал, что ты так на это смотришь. Мы называем себя социалистами, поскольку боремся за всеобщее равенство и мечтаем о свободе, где бы мы при этом ни жили, пусть даже вдали от родины.

— Но я всегда думал именно так. Я хочу, чтобы это земля стала родиной для моей дочери и внуков. Я не хочу, чтобы они скитались по миру, везде оставаясь чужими, чтобы их высылали из страны и чтобы от них шарахались, как от зачумленных. Здесь — наша истинная родина, сюда мы и вернулись, а иные из нас никогда ее и не покидали.

— Ладно, ладно, не будем спорить. Давайте лучше выпьем за Декларацию лорда Бальфура: большего мы от этих британцев и желать не могли, — вмешалась Кася, чтобы положить конец спорам. — А ты, Яков, мог бы нам объяснить, с какой это стати лорд Бальфур вдруг так расщедрился?

— Ну, насколько я знаю, доктор Вейцман и лорд Бальфур давно знают друг друга. Вейцман — очень важный человек в Англии: он профессор биохимии в Манчестерском университете. И он имеет весьма влиятельных друзей в высшем британском обществе. Говорят, он на дружеской ноге с самим премьер-министром, а также с Дэвидом Ллойдом Джорджем, с Гербертом Сэмюэлом и Уинстоном Черчиллем. Так что это весьма влиятельный человек.

— Не забывай, что он к тому же внес весьма ощутимый вклад в эту войну, — ехидно заметил Самуэль.

— Да, кажется, Вейцман открыл способ получения ацетона в промышленных масштабах, — с плохо скрываемой злостью в голосе произнес Яков. — Кому, как не тебе, химику, об этом знать.

— Ацетон? И для чего же британцам понадобился ацетон? — полюбопытствовала Руфь.

— Ацетон — необходимая составляющая для производства кордита — взрывчатого вещества, — объяснил Самуэль.

За несколько месяцев Самуэль постепенно начал ощущать трещину между собой и Яковом. Временами он внезапно заставал Якова и Ариэля за разговором, и переживал, что при его появлении они меняли тему. Он не смел спрашивать, о чем они шептались или что замышляли, но знал — что бы это ни было, с ним они не делились. Эта дистанция с друзьями из Сада Надежды привела его к большему сближению с Йосси, сыном Абрама и Рахиль, который, кроме прочего, служил еще и постоянным источником информации.

Среди пациентов Йосси, так же, как в свое время — его отца, было немало весьма влиятельных персон Иерусалима; эти люди не боялись доверять свою жизнь врачу-еврею и чувствовали себя в его обществе настолько свободно, что в конце концов распускали языки и выбалтывали намного больше, чем собирались.

— Почему ты так уверен, что Великобритания решила подарить нам дом? — спросил Самуэль.

— Думаю, что это отвечает их интересам, а кроме того, они весьма почитают Библию.

— Я тебя не понимаю...

— Для англосаксов Библия — неотъемлемая часть воспитания, поэтому они хорошо ее знают и нисколько не сомневаются, что Палестина — это земля евреев. Но, друг мой, не одни британцы решились на этот шаг; французы тоже согласились с декларацией Бальфура, и, как меня уверяют, президент Соединенных Штатов тоже дал свое согласие. Американцы тоже чтят Библию, и они тоже считают, что Палестина должна принадлежать евреям.

— Весьма оригинальное объяснение, должен признать; вот только боюсь, что оно имеет мало общего с реальностью... — ответил Самуэль. — Я никак не могу поверить, что на этот шаг их толкнула святая вера в Библию.

— Порой самое простое объяснение и оказывается самым верным, — заметил Йосси.

Все свои силы Самуэль теперь отдавал работе в лаборатории, которую оборудовал вскоре после возвращения из Парижа. Йосси Йонах убедил его, что он должен заниматься изготовлением лекарств.

— Ты же больше фармацевт, чем химик, — говорил он. — Так почему бы тебе не воспользоваться своими знаниями, чтобы устроить жизнь? Нашим людям очень нужен человек, который готовил бы лекарства.

Таким образом, он снова переоборудовал старый сарай в лабораторию, где теперь проводил целые дни. Йосси рекомендовал ему в помощь одного фармацевта по имени Натаниэль, приехавшего из Москвы. Этот человек, как и многие другие, бежал от преследований царского режима. В столице он был известным фармацевтом. Это был вдовец с двумя сыновьями, которые примкнули к большевикам. В итоге один из них умер в тюрьме, а другому вскоре пришлось бежать из России.

— Когда революция победит, ты вернешься, но сейчас должен уехать отсюда, чтобы я мог продолжать борьбу, зная, что ты в безопасности, — сказал ему отец.

Самому же Натаниэлю не хотелось покидать свой дом и имущество, которое таяло с каждым днем, но еще меньше ему хотелось расставаться с единственным оставшимся сыном. В конце концов он сдался. Он не хотел жить, постоянно оглядываясь в ожидании полиции, видя, с какой злобой смотрят на него соседи, которые винили евреев во всех бедах. постигших Россию, а также в проигранных сражениях.

Он тайно готовился к поездке и не говорил об этом своим соседям вплоть до самого выезда в Одессу, чтобы далее отправиться в Палестину. Сейчас он благодарил Бога за то, что принял то решение, которое два года назад привело его в Иерусалим. Он приехал, не зная никого, с одним-единственным адресом пожилого врача по имени Абрам Йонах, который, как поговаривали, помогал евреям вроде него. У него земля ушла из под ног, когда он пришел к дому Абрама и открывшая дверь женщина сообщила, что старый врач умер; он вновь обрел надежду, лишь познакомившись с его сыном, Йосси Йонахом.

Самуэль был очень благодарен Йосси за то, что тот познакомил его с Натаниэлем. Тот очень напоминал Самуэлю собственного отца. На долю этого человека выпало немало страданий. С первой встречи они сразу нашли общий язык, и Самуэль предложил ему поселиться в Саду Надежды. С его помощью Самуэль смог построить настоящую лабораторию, где они работали от зари до зари. Кроме Натаниэля, Самуэль нанял себе еще одного помощника по имени Даниэль, племянника Юдифи, жены Йосси.

Даниэль был еще ребенком, но при этом весьма начитанным, благодаря усилиям своей матери, которая мечтала, чтобы ее сын стал раввином. Но мальчик не проявлял никакого интереса к религии и умолял мать, чтобы та не приставала к нему с учебой. Мириам приходила в отчаяние, но считала это простительным, списывая на то, что ребенок еще не пришел в себя после того, как потерял отца. Ее муж, служивший в турецкой армии, погиб еще в начале войны, и она осталась вдовой с сыном-подростком. Юдифь, как могла, помогала младшей сестре и уговорила мужа, чтобы тот рекомендовал племянника Самуэлю.

— Даниэль будет по-прежнему ходить в школу, но он не хочет быть ни раввином, ни, тем более, торговцем, — сказала она. — Зато он сможет помогать Самуэлю в его лаборатории, так что поговори с ним насчет Даниэля.