Захожу в ресторан, захватив с собой ноутбук, чтобы - пока буду сидеть один - можно было на чем-нибудь сосредоточится. Или по крайней мере, делать вид, что я чем-то занят. Когда я захожу внутрь, не могу видеть ее лица, хотя бы для того, чтобы, просто убедиться, что это Фэллон. Она сидит ко мне спиной. Стараюсь не пялиться: не хочу, чтобы ее отец заметил мое внимание к ним.

- Столик или кабинка? - спрашивает официантка.

- Могу я занять вон ту? - киваю в сторону кабинки, что позади них.

Девушка мне улыбается и берет меню.

- Вы сегодня один?

Снова киваю, и она ведет меня к кабинке. Мое сердце бьется очень быстро, но мне не хватает смелости даже взглянуть на Фэллон, когда я прохожу мимо. Присаживаюсь на диванчик, спиной к ним, надеюсь, что наберусь смелости через пару минут. Ведь нет ничего плохого в том, что я здесь? Не знаю почему чувствую себя так, будто нарушаю закон. Хотя все что я делаю – это сижу за столом.

Вытянув перед собой руки, переплетаю пальцы и пытаюсь придумать множество причин, чтобы оглянуться через плечо, но боюсь, что когда я сделаю это, то уже не смогу отвернуться. Понятия не имею, какой ущерб я ей нанес, и мне страшно, что, если я посмотрю в ее глаза, то увижу в них грусть.

А еще мне страшно, что если я не посмотрю в ее глаза, то не узнаю что, возможно, она счастлива.

- Я опоздал всего на пол часа, Фэллон. Сделай поблажку, - оправдывается ее отец.

Он назвал ее имя, значит это точно она. Через несколько минут я смогу встретиться лицом к лицу с девушкой, у которой почти отобрал жизнь.

К счастью ко мне подходит официант и принимает заказ, отвлекая меня от собственных мыслей. Я вовсе не голоден, но все равно что-то заказываю: кто приходит в ресторан и не заказывает еду? Не хочу привлекать к себе внимание.

Официант пытается завязать со мной разговор, о том, что за моей спиной сидит мужчина, похожий на Донована О'Нила – актера, который сыграл Макса Экспотта. Я притворяюсь, что не знаю такого, и парень очень этому удивляется. Мне просто хочется, чтобы он ушел. Наконец-то, официант оставляет меня в покое. Прислонившись к спинке дивана, я пытаюсь расслышать, о чем они говорят.

- Так что, да: я немного ошарашен, но так и есть, - говорит ее отец.

Жду ее ответа. Я пропустил, что он ей сказал до этого, - спасибо болтливому официанту. Но ее молчание доказывает, что это не то, что она хотела услышать.

- Фэллон? Ты скажешь что-нибудь?

- Что я должна сказать?

Она не кажется счастливой.

- Мне что, поздравить тебя?

Чувствую, как ее отец прислоняется спиной к дивану.

- Ну, я надеялся, ты порадуешься за меня, - говорит он.

- Порадуюсь за тебя?

Ладно. Что бы он ей не сказал, это ее расстроило. Я бы даже сказал, что она разозлилась.

- Не знал, что еще способен стать отцом.

Не могу понять, что думаю по этому поводу. На секунду, я вспоминаю, что этот мужчина когда-то был влюблен в мою мать, и это могло произойти с ними, если бы рак не забрал ее.

В смысле... Я знаю, что не рак забрал ее. Это сделал пистолет. Но в любом случае, всему виной был рак.

- Спустить сперму во влагалище двадцати четырёхлетки, не значит стать отцом, - язвит Фэллон.

Я тихо смеюсь. Не знаю почему, но просто слушать, как она разговаривает с ним, немного облегчает мою вину. Может, потому что я всегда представлял ее кроткой и тихой девушкой, погрязшей в жалости к себе. Но она похожа на бунтарку.

И все равно... это безумие. Я не должен быть здесь. Кайл убьет меня, если узнает, что я делаю.

- Хочешь сказать, я не имею права называть себя отцом? Тогда кто я для тебя?

Мне не нужно подслушивать их личный разговор. Следующие несколько минут пытаюсь сосредоточиться на своем ноутбуке, но все что я делаю, это прокручиваю экран, создавая видимость работы, все время слушая, что говорит этот бесчувственный мудак.

Со своего места я даже слышу, как она вздыхает.

- Ты невыносим. Теперь понятно, почему мама ушла от тебя.

- Твоя мать ушла от меня, потому что я переспал с ее лучшей подругой. Мой характер тут не при чем.

Как моя мать могла любить этого мужчину?

Теперь, когда я обдумываю это, уже не уверен, что она любила его. Он похож на того, кто любит писать письма и записки. Никогда не видел, чтобы она что-то ему писала, так что может это были короткие, односторонние отношения, которые он не может забыть.

Как бы то ни было, от этой мысли мне становится легче. Боюсь даже подумать, что моя мать была обычной женщиной, которая иногда принимала неправильные решения в отношениях с мужчиной, а не той всезнающей героиней, образ которой я сохранил в своей памяти.

Их разговор прерывает официант, принесший еду. Я закатываю глаза, когда тот притворяется, что только заметил, что их ресторан посетил сам Донаван О'Нил. Слышу, как официант просит Фэллон сфотографировать их двоих. Я замираю на месте от одной только мысли, что она сейчас поднимется со своего места и предстанет передо мной. Не уверен, что готов увидеть ее.

Но не имеет значения, готов ли я, потому что она советует им сделать селфи, после чего удаляется в туалет. Фэллон проходит мимо меня, и как только она появляется в поле моего зрения, на секунду мое дыхание прерывается.

Она уходит в противоположном направлении, поэтому мне опять не видно ее лица. Я увидел только ее волосы. Очень много волос: длинные, густые, прямые, темно-каштановые, такого же цвета, как и ее обувь, и они спадают до самой поясницы.

На ней джинсы, которые подходят ей идеально, словно были сшиты на заказ: облегают каждый изгиб от бедер до лодыжек. Они такие обтягивающие, что я невольно хочу узнать какие на ней сегодня трусики. Потому что я не вижу линию белья. Может на ней стринги, а может она вообще... какого черта, Бен? Что, черт возьми, толкнуло тебя на эти мысли?

Мой пульс ускоряется, так как я понимаю, что мне пора уходить. Нужно просто встать и уйти, приняв тот факт, что Фэллон вроде как в порядке. Может ее отец и засранец, но она в состоянии постоять за себя, так что мое близкое присутствие никому не принесло пользы.

Но, этот чертов официант клюнул на то, что Донаван О'Нил обменивается с ним приветствиями. Мне даже наплевать на свою еду, пусть он просто принесет мне счет, чтобы я смог расплатиться и свалить от сюда.

Я начинаю нервно трясти коленом. Фэллон уже долго находится в туалете, и я знаю, что через несколько секунд она выйдет оттуда. Не знаю, должен ли я посмотреть на нее, или отвернуться, или улыбнуться, или сбежать, или, блядь, что мне сделать- то?

Она выходит.

Смотрит под ноги, и я опять не вижу ее лица, но спереди ее тело еще идеальнее, чем сзади.

Когда она поднимает на меня взгляд, в моем животе ухает. Такое чувство, что мое сердце начинает плавится изнутри. Впервые за два года, я вижу, что именно сделал с ней.

От верхней части ее левой щеки, возле глаза, до самой шеи тянутся шрамы. Шрамы, которые она получила из-за меня. Они гораздо светлее обычных рубцов, но достаточно заметные: розоватого оттенка, светлее и нежнее остальной кожи на лице. Но больше всего на лице выделяются не ее шрамы. А ее зеленые глаза, которые теперь смотрят на меня. Неуверенность, которая скрывается за ними, лучше всего остального показывает, сколько вреда я причинил ее жизни.

Фэллон поднимает руку и захватывает ртом прядь волос, прикрывая ими несколько шрамов. После, сразу же опускает взгляд на пол, позволяя волосам упасть на щеку и скрыть еще больше шрамов. Я продолжаю смотреть на нее, потому что сложно не делать этого. И думаю о том, какой для нее была та ночь. Как страшно ей было. Сколько мук ей пришлось пережить за месяцы восстановления.

Я сжимаю руки в кулаки, потому что никогда до этого момента, не чувствовал большей необходимости все исправить. Мне хочется упасть на колени перед ней и просить прощения за то, что заставил пережить столько боли. За то, что разрушил ее карьеру. За то, что заставил ее считать необходимым скрывать лицо за волосами, когда она, так чертовски красива.