Анмай вдруг усмехнулся — Найте Лай пока неплохо справлялся со своими обязанностями. Ему же оставалось заняться про-Эвергетом. Да и новые дополнения физических теорий были очень интересны, хотя и не имели практического применения — пока. Он с особенным усердием изучал их — его очень интересовало, можно ли с помощью Эвергета опрокинуть световой барьер.

Он вновь взглянул на экран — да, можно, но для такой машины потребуется ускоритель, разгоняющий протоны до энергии в 1017 Гэв — не стоило и надеяться на его постройку, по крайней мере, при его жизни. Но это ничуть его не волновало — может быть, потому, что работы по пересадке сознания тоже шли полным ходом.

Эта наивная мысль заставила его улыбнуться. Проблема была адски сложной и не было известно даже — разрешима она или нет. А он сам не спал уже больше суток, изучая бесполезные — в данной ситуации — расчеты.

Анмай выключил машину и лег прямо на покрытый коврами пол. Он с наслаждением потянулся, а затем расслабил усталые мышцы. Было уютно и тепло, одиночество навевало легкую, мечтательную грусть — Хьютай не вылезала со строительства про-Эвергета. У нее всегда был неподдельный интерес к новому. А столь важное дело явно требовало ее личного участия — и, самое забавное, ее помощь действительно пришлась очень кстати. До встречи с ним она была сборщиком приборов — начинающим, но неплохим и не забыла, чему ее учили. На стройке она мало походила на красавицу, которая прилетела сюда с ним. Правда, он не скучал в ее отсутствие — дел было столько…

Сидя в одиночестве над расчетами и зная, что ему никто не помешает, Анмай скинул всю одежду — здесь не было жарко, просто обнаженным он чувствовал себя свободнее, как ни забавно это было.

«Похоже, во мне слишком много от моих диких предков, — лениво подумал он, — тех, кто две тысячи лет жил на мертвом сейчас севере».

Перед ним проходил длинный ряд видений — наполовину воспоминаний, наполовину фантазий. Маленькая группа смуглых беглецов, спасшаяся на сумрачном севере от безжалостных бионических охотников Межрасового Альянса… Долгие годы скитаний в пустом мире, отравленном радиацией… Неожиданно быстрое превращение стаи диких охотников в народ, строивший каменные здания и выплавлявший сталь…

Бесконечные, безжалостные войны, дикие по своей жестокости, привели к объединению племен файа в одно целое. Уже тысячу лет назад они создали единую страну — Фамайа, занявшую весь пустынный и унылый северный материк, ныне задохнувшийся под ледниками. Имена Объединителей были живы и поныне. Вождя, окончившего последнюю войну и основавшего Товию — не эту, а погребенную под вечным снегом, звали Анмай Вэру.

«Почему меня тоже назвали этим старинным именем — Широкоглазый? — подумал Анмай. — А он носил его в честь еще более древнего героя, который вывел нас из рабства Альянса… — он вспомнил высеченное на скале лицо. Если отбросить неровности камня, то их лица были очень похожи. — Может, Строитель Вэру — его дальний потомок? И я — тоже? Откуда вообще взялись мои предки? Как мне хочется верить, что где-то в космосе есть другие файа — не такие дикие, как мы!»

Но и его здешние предки не были дикарями. Они строили города, он помнил руины той, первой Товии — она никогда не видела врага в своих стенах, помнил пирамиду Вэйда Объединителя среди ее развалин — она одна устояла, пережив создавший ее народ…

Древние файа были жестоки — им не было равных в безжалостных военных хитростях. Но одновременно это был упорный и мечтательный народ, поклонявшийся звездам и солнцу, что так редко навещало их землю. Каждый год, во время летнего солнцестояния, вся молодежь — совершеннолетние, но еще не имевшие детей — собиралась в больших открытых храмах. Они были босыми, в белой одежде, с золотыми браслетами на руках и ногах. Они несли большие зеркала из полированного серебра — и всегда находился один, приносивший себя в жертву священному солнцу. Его нагим привязывали к алтарю и остальные направляли на него зеркала, сжигая в солнечном пламени… а потом имя отважного высекалось на устоях храма… он видел их, длинные, длинные списки наивных, несчастных безумцев…

Единство Фамайа, ее золотой век, когда была создана культура файа, продолжался триста лет. Потом страна вновь распалась на княжества, города, племена, дичающие и враждующие друг с другом. Народ мечтателей и воинов так и не смог построить своей цивилизации — хотя и пытался. Сколько прекрасных произведений искусства, зданий, дорог было тогда создано! Но единство распалось, и файа стали мало создавать, но зато ревностно сохраняли созданное… Это было время медленного, незаметного упадка — он длился четыреста лет, когда файа мечтали о будущем, живя памятью о прошлом. В конце осталось совсем немного городов, верных временам Империи Файа — Товия в их числе. Остальные жили по законам диких племен, но и они не забывали былое. Несмотря на войны, то было самое счастливое время файа — они были свободны… Как бы Вэру хотел жить тогда, в каком-нибудь маленьком городе! Это было время мечтаний о золотом прошлом и неведомом будущем… и предчувствия грядущей страшной судьбы.

Анмай открыл глаза. Напротив, на стене, висела большая картина, написанная еще до Катастрофы. На ней была изображена прибрежная пустыня Фамайа — море песка до горизонта. Из дюн, словно каменный лес, торчали массивы диких, рваных скал. Вблизи они были черными, вдали скрывались в рыжевато-красной дымке. Сама уходящая в бесконечность равнина была безмерно спокойной, печальной — но и мирной. Большой золотистый диск заходящего солнца застыл, наполовину скрытый за утесами. Легенды говорили, что у горизонта на него можно было смотреть не щурясь.

На выступе скалы, высоко над пустыней, сидел нагой юноша. Его задумчивое, серьезное лицо было обращено к голубому, с зеленоватым оттенком небу. Вокруг заходящего солнца то светилось темным золотом. Неведомо как чувствовалось, что дымчатый воздух полон влаги и что там очень тепло — если бы солнце не скрывалось на половину года, пустыни там не было бы. На небе, несмотря на солнечный свет, виднелись россыпи мутноватых звезд. Они были повсюду, кроме…

Анмай посмотрел туда, куда был устремлен задумчивый взгляд юноши. Там, едва заметная, на полнеба расползлась бледная туманность, тлеющая в центре зловеще-красным огнем.

Пока файа мечтали, Уарк неотвратимо приближался к Бездне. Ее излучение усиливалось, в и так теплом мире становилось все жарче, потом живущие высоко в горах начали умирать от странных болезней. А туманность все росла и звезды стали гаснуть одна за другой. На обеих южных материках — Арке и Суфейне, начались засухи, страшные грозы, тайфуны опустошали побережья. Жара становилась невыносимой, люди там умирали от голода и болезней — но во время отчаянной борьбы их знания росли, сердца ожесточались. И, наконец, они обратили внимание на сумрачную, холодную Фамайа. А файа лишь мечтали!

Конечно, они уже давно торговали с югом, но широкие штормовые моря ограничивали аппетит охочих до чужих земель. Когда появились паровые суда, ситуация изменилась. Началась война — она была долгой и кровавой. Файа, умело воевавшие друг с другом, не хотели сдаваться. Но с луками нельзя противостоять артиллерии и винтовкам — даже при самой отчаянной отваге! Множество племен было перебито до последнего младенца, прибрежные земли потеряны. С Фамайа было бы покончено, — если бы не отвага и хитрость ее сыновей… и дочерей! ее пустынные, дикие просторы и длинные полярные ночи, когда файа возвращали то, что у них отнимали днем. У них скоро тоже появилось огнестрельное оружие — увы, не без помощи готовых на все за золото перебежчиков.

Война тянулась без конца, файа били и они принуждены были строить свою промышленность на ходу. И они справились: в конце врагу противостояли уже равные по вооружению армии. Файа вновь объединились — медленно и мучительно, но даже единое их государство не могло противостоять всему миру. На юге условия жизни становились невыносимыми, в экваториальном поясе температура была уже непереносима для человека. Суфэйн вымирал, горячие тучи затягивали небо — до парниковой катастрофы оставались считанные годы, хотя тогда они не знали этого… И тут солнце начало удаляться, тускнеть и гаснуть, чтобы уже никогда не вернуться. На Уарк пришла тьма, но сияние Бездны давало уже достаточно тепла и растения смогли осуществлять фотосинтез в УФ-диапазоне, хотя их продуктивность сильно снизилась.