— Вот, — сказал он, вручая мне бумажный пакет. — Раз ты не сказала, что тебе нравится, я выбрал на свой вкус. Ты производишь впечатление девушки, которая любит сахарных мышат.

Я уставилась на мешок в своей руке, заполненный белыми и розовыми сахарными мышками. По правде сказать, я их обожала, и меня бесило, что Кэмерон угадал мою слабость. Словно он действительно видел меня насквозь этими своими голубыми пронзительными глазами.

— Терпеть их не могу, — солгала я, пихая пакет к себе в карман.

Я заметила, как уголки губ Кэмерона дернулись в улыбке, и я могла дать руку на отсечение — он понял, что я лгу. Следом за ним из магазина вышла Лилиас, и мы зашагали обратно по дорожке.

— А что у тебя за проблема? — не выдержала я. — Расстройство личности или типа того?

Я рассудила так: вряд ли он нападет на меня, пока мы находимся в общественном месте, но, к моему удивлению, он рассмеялся, громко, взахлеб. У меня сложилось такое впечатление, что он вот-вот лопнет от смеха, некоторые прохожие даже обернулись на него.

— Что смешного? — спросила я.

Кэмерон помотал головой и несколько темных прядей упали ему на глаза.

— Ничего, — сказал он. — Просто нелепо.

Больше он ничего объяснять не стал и какое-то время мы шли молча, но спустя несколько минут он сказал:

— Я подумал, возможно, ты захочешь посмотреть художественную галерею, пока мы здесь. Её владельцы покупают большую часть папиных работ. Некоторые из них будут выставлены.

— Конечно, хочу, — сказала я. У меня было странное чувство, что все это к чему-то ведет, но я не понимала к чему именно.

Когда мы добрались до галереи, Лилиас пожаловалась, что картины — это скучно, и мы оставили её поедать конфеты в фойе на лавке. Камерон повел меня туда, где были выставлены картины его отца. Большинство из них были на морскую тематику. Благодаря его мастерству, казалось, что, если долго смотреть на зеленые и синие тона океана на его полотнах, можно почувствовать соленый запах бриза, услышать прибой и ощутить песок под ногами. На одной из картин я узнала маяк Нест Поинта, а на другой пляж возле их дома, отвесные скалы и черный песок.

— Что ты думаешь об этой, — спросил Кэмерон непринужденным голосом, указывая на одну из картин.

На картине был изображен пляж и Пайпер, только дядя Джеймс изобразил девушку в виде русалки. Дяде удалось с помощью сотен крошечных мазков передать её идеальные черты лица, зеленые глаза, глянец волн её белокурых волос, которые ниспадали ей на спину. Она сидела на одном из блестящих черных камней, поднимающегося из морской пучины, неподалеку от маяка, и любовалась морским пейзажем, свернув плавник хвоста у каменного подножья. Бриз развевал её волосы, капли воды покрыли её кожи, заставляя её блестеть на солнце. Я вспомнила, что стоило мне впервые увидеть Пайпер, я подумала, что она очень похожа на русалку.

— Она потрясающая, — сказала я.

— Гмм. Папа нарисовал Пайпер в образе русалки около года назад. Это была его самая популярная картина, и она была продана дороже в два раза, чем все остальные. С тех пор на такие картины спрос только растет. Можно сказать, что русалочьи картины наш хлеб с маслом.

— Ей идет, — заметила я.

— Да, и я так считаю, — ответил Кэмерон. — Пайпер, разумеется, была в восторге, когда папа впервые нарисовал ее такой. Это взрастило в ней чувство тщеславия. Но я всегда думал, что это любопытная альтернатива — нарисовать собственную дочь в образе чудовища.

— Чудовища?

— Ну да. Русалки — морские хищники. Падальщики. Убийцы. Они поют песни, чтобы заманить корабли на погибель в скалах. Они заговаривают моряков, топят их, чтобы утащить их на дно, где и пожирают их души.

И вот опять при упоминании об утопленниках, меня передернуло. Пожалуйста, хотела я сказать, пожалуйста, не говори ничего про то, как кто-то тонет. Я не хочу ничего об этом слышать, или даже думать.

— Уверена, что твой папа ничего такого не подразумевал, — возразила я.

Кэмерон взглянул на меня.

— Как-то раз я видел другую его картину. Он её не продал галерее. Думаю, что он не хотел, чтобы и я её видел. Мы никогда не говорили об этом — и я знаю, что Пайпер никогда не видела. Она снова была его натурщицей. Он опять рисовал русалку. Но вместо того, чтобы просто сидеть на камнях на этот раз русалка утаскивала на дно человека. Она его топила, и у неё было такое выражение лица... голодное и счастливое — она была похожа на чудовище.

Я ничего не сказала. Мне почему-то не очень верилось в существование этой картины.

— Он не хотел бы услышать это от меня, — продолжил свой рассказ Кэмерон, говоря скорее себе, — но когда я увидел эту картину, то подумал, что он должно быть... по крайней мере, догадывается. Где-то в глубине души... — Он снова взглянул на меня и договорил: — не могу поверить, что вел себя так по-идиотски этим утром. Я сыграл ей на руку, обвиняя ее в случившемся с Лилиас. С тех самых пор, как ты приехала, именно этого ей и хотелось — выставить меня в неприглядном свете, чтобы я казался опасным.

— Зачем ей это? — спросила я.

Кэмерон снова перевел взгляд на картину.

— Пайпер двулична. Пока она показывает тебе только одну свою личину, но очень скоро продемонстрирует и другую. Ей нравится, когда люди это видят, потому что она просто обожает шокировать. Ты должна быть осторожна.

— О чем ты говоришь? — спросила я, начиная раздражаться. — Пайпер все время со мной мила, с самого начала моего приезда. Она изо всех сил старается, чтобы я почувствовала себя здесь как дома.

— Пайпер... не такая как ты думаешь, — сказал Кэмерон осторожным тоном. — Ты не должна принимать её ангельское личико за чистую монету. — Он помолчал, а потом медленно проговорил: — Я знаю, как это выглядело сегодня утром, моя реакция за завтраком. Но ты должна знать, что отношения между мной и Пайпер... все сложно.

— Это не оправдывает твое нападение на неё, — сказала я. — Это вообще не объясняет физической расправы над кем бы то ни было.

Кэмерон резко повернулся ко мне.

— Ах, ты об этом, — сказал он, — ну знаешь, бывает так, что порой это необходимо.

Я просто покачала головой. Я непроизвольно подумала о Джее. За все годы общения с ним, я ни разу не видела, чтобы он на кого-то набрасывался. Я никогда не видела, чтобы он вел себя жестоко по отношению к кому-то, никогда не чувствовала, что его кто-то боялся. Он был выше этого и лучше Кэмерона.

— А мы можем вернуться домой? — спросила я. — Я, правда, больше совсем не хочу говорить о Пайпер.

Я думала, он разозлится, но он только вздохнул и сказал:

— Конечно, Софи, мы можем вернуться. Как пожелаешь.

Мы вышли в фойе, забрали Лилиас и вернулись домой.

Глава Восьмая

— На мне будет плащ из шелка,

Ведь он на подкладке, да-да,

И шарфик изящный и тонкий,

И не страшна мне зима.

Когда мы вернулись, Кэмерон и Лилиас сразу же пошли наверх, и я, было, двинулась за ними следом, но Кэмерон развернулся на полдороге и сказал:

— Если ты все еще не веришь в мои слова про ту картину, то почему бы тебе не зайти в мастерскую моего отца и не поздороваться с ним? Взгляни сама над чем он работает последние пару дней.

И прежде чем я успела ответить, он развернулся и пошел дальше. Я постояла какое-то время, решая как быть, а потом решила все-таки сходить и проверить все самой. Я едва видела дядю с тех пор, как приехала, а по-настоящему мы общались только раз, когда он забирал меня с парома. Я направилась прямиком в мастерскую и постучала в дверь.

Когда мне разрешили войти, я оказалась в светлой просторной комнате, которая пропахла красками и растворителем. Дядя Джеймс сидел за мольбертом в углу с закатанными рукавами, и он был удивлен, увидев меня, словно он уже позабыл, что я живу с ними.