В Риме существовал обычай ставить монументы людям, отличившимся хотя бы даже и на самом скромном поприще. Статуи Париса также появились в нескольких местах города. Но это не особенно радовало юношу. Вглядываясь в собственные черты, несколько идеализированные художником в мраморном изваянии, напоминавшем бюст Меркурия, Парис не чувствовал себя польщенным. Напротив, он еще глубже сознавал ничтожество своей профессии. Иногда молодой человек едва мог заставить себя танцевать на подмостках. Дожидаясь за сценой своей очереди, одетый в женское платье, загримированный и неузнаваемый, он с завистью смотрел на актеров, разыгрывавших трагедии Софокла и остроумные комедии греческих драматургов. Каждый выход Париса вызывал бурю аплодисментов, а между тем баловень римской публики сознавал, как мало чести приносят эти громкие овации. Он видел презрительные взгляды товарищей. Вид монумента до того раздражал юношу, что он швырнул в него камнем. Булыжник звонко ударился в голову статуи, отбив кончик носа. Увидев это, Парис засмеялся и поспешил поскорее оставить форум. «Нет, театральная публика скоро увидит меня образцовым Эдипом, умирающим Аяксом!» — решил он и, почувствовав прилив энергии, бессознательно ускорил шаги, быстро приближаясь к тому месту, где Тибр, разделяясь на два рукава, образует островок. Здесь, против храма Юпитера с роскошной колоннадой, поблизости Цестийского моста, была устроена пристань для мелких иностранных судов. Из синеватой дымки утреннего тумана, лежавшего над рекою, уже начали выступать неясные очертания мачт и корабельных корпусов; бронзовая рука Меркурия, стоявшего на высокой колонне, блестела в багряных лучах восходящего солнца. Его пока еще слабый свет постепенно разгонял густую мглу фиолетового оттенка, скопившуюся под арками Цестийского моста, так что несколько минут спустя стали видны громадные каменные устои этого замечательного сооружения. Недалеко от Эмилианского моста сидел в челноке рыболов, чинивший сети, но, кроме него, не было вокруг живой души, исключая нескольких воробьев, ссорившихся на берегу из-за рыбьей головы.

Парис зевнул, посмотрел на дивную панораму спящего Рима. Потом его глаза обратились к желтоватым волнам Тибра, медленно и величаво катившимся к морю. В эту минуту на палубе барки, стоявшей у самой пристани, показалась неопрятная старуха с кувшином в руке. Еще не совсем очнувшись от сна, женщина лениво зачерпнула воды, постояла на месте, вглядываясь в окрестности, потянулась и хотела уйти обратно в каюту, как вдруг оттуда раздался громкий плач.

— Опять упрямится? — крикнула старуха злобным тоном.

Затем до Париса долетели свист ременной плетки и слабый стон, заглушаемый хохотом и бранью.

— Довольно! — закричала старуха, наклоняясь к трапу. — Смотри не искалечь, ведь этот товар стоит денег.

Из каюты выбежала молоденькая девушка. Из отверстия показалась сначала рыжая голова торговца невольниками, а потом и вся его коренастая фигура. Торговец бросился к девушке с протянутыми волосатыми руками. Девушка вскрикнула, закрыла глаза и кинулась в воду. Ошеломленный торговец заметался в отчаянии по корабельной палубе.

— Сто тысяч динариев… я разорен… Сто тысяч динариев заплачено за девчонку! Я нищий! Вытащите поскорее это чудовище! — закричал он, заметив стоявшего на берегу Париса.

Между тем волны принесли утонувшую к каменным ступеням пристани. Сначала на поверхности воды показались черные волосы, потом изможденное, бледное лицо с посиневшими губами.

Торговец метался на палубе своей барки.

— Вот она… скорее! Лодку… багор!.. Неблагодарная змея! Тебе хочется меня разорить? Погоди, попадешься ты мне, животное, собака!

Парис не мог дольше оставаться безучастным зрителем. Он быстро спустился вниз по лестнице, намереваясь броситься в воду. В ту же минуту к месту катастрофы подплыла маленькая рыбачья лодка. Рыбаку удалось вытащить девушку из реки багром. Парис помог ему причалить к берегу и положить девушку на каменный помост. Теперь полумертвая Лидия лежала у ног Париса с закрытыми глазами и выражением ужаса, заставшим на лице. Юноша наклонился к ней в порыве жалости, к которой примешивалось чувство любопытства. Зная, как нужно обращаться с утопленниками, он осторожно приподнял ее голову, чтобы рот и ноздри освободились от попавшей воды. Опущенные веки рабыни затрепетали, обнажая белки закатившихся глаз. Молодой человек не мог отвести восхищенного взгляда от ее красивого лица, он замер в восторженном созерцании, забыв обо всем остальном. Наконец рабыня очнулась. Она долго смотрела на Париса. Сначала ее лицо выражало испуг и в то же время равнодушие, и вдруг девушка прошептала:

— Купи меня, господин!

Молодой человек невольно вздрогнул. Эта простая просьба звучала для него как веление природы.

— Ты желаешь этого? — спросил он с волнением.

Девушка сложила руки, и ее глаза, обращенные к юноше вспыхнули.

— О господин!..

Она не могла прибавить ничего более, но в этом восклицании звучала безграничная преданность и глубокое чувство.

— Я исполню твою просьбу, — отвечал Парис, — и куплю тебя.

Однако слово «куплю» было произнесено им невнятно.

— Я буду заботиться о тебе, ты будешь жить под моей охраной, — поправился молодой человек.

Лицо Лидии просияло; ее губы шевелились, но она не могла говорить от радостного волнения и только блаженно улыбалась, стирая слезы, катившиеся по щекам.

Между тем торговец невольниками, переправившись с корабля на пристань, торопливо приближался.

— Нравится она тебе, господин? Я сейчас готов уступить Лидию за восемьдесят пять тысяч сестерций, — усмехнулся торговец.

— Это большая сумма. Слишком много денег за такую игрушку!

— Но ведь зато она действительно игрушка; товар стоит хорошей цены, почтеннейший, — возразил Фабий и, вежливо поклонившись Парису, прибавил: — Если ты согласишься, рабыня останется за тобою! Согласен дать за нее восемьдесят пять тысяч?

Голова Париса пошла кругом, и он не знал, что ответить. Юноша представлял себе Лидию, выведенную на рынок рабов, думал о громадной цифре в восемьдесят пять тысяч сестерций, нужной для выкупа девушки, и не мог найти никакого исхода. Между тем торговец, распахнув тогу, в которую он закутался до подбородка, смерил молодого актера презрительным взглядом.

Только тут юноша заметил, что торговец косит глазами. Этот физический недостаток вместе с приторной улыбкой придавал его лицу сходство с гримасой повешенного. Актер сделал вид, будто бы он рассчитывает свои наличные деньги, а между тем со страхом думал про себя: «Патриций Эмилий и сенатор Павел так восхищаются моим талантом, но выручат ли они меня из беды?» Парис сравнивал себя с человеком, которому приходится выбирать между смертью от мороза или от огня. То и другое было одинаково ужасно.

— Восемьдесят две тысячи сестерций, — пробормотал танцор, и его воображение рисовало ужасные картины, леденящие кровь.

— Да, когда ты думаешь рассчитаться со мною? — предупредительно спросил купец.

Юноша задумался, рассчитывая, во сколько времени он может собрать требуемую сумму.

— Через три дня я вручу тебе девяносто тысяч сестерций, — отвечал наконец актер, стараясь не думать о принятом на себя страшном обязательстве.

Торговец посоветовал отложить заключение сделки до этого срока, заметив, что обе стороны должны предварительно взвесить свои выгоды. Он обещал заботиться о Лидии, которая, по его словам, представляла теперь чужую собственность.

— Ну, что же, господин, ты остаешься при своем намерении?

Парис отвечал утвердительно и поставил условие, чтобы хозяева не притесняли больше Лидии, не били ее и не показывали уже другим покупателям. Торговец обещал; он хотел опять удалиться, лукаво подмигивая Парису, но молодой человек, заметив смущение гречанки, не захотел оскорблять ее девической стыдливости и также поспешил уйти, даже не простившись с невольницей, из боязни обнаружить перед плутом Фабием свои настоящие чувства.

Уходя с пристани, Парис еще раз обернулся к рабыне. Девушка смотрела ему вслед с грустной и недоумевающей миной, как будто смутно сознавая, что утрачивала своего единственного защитника. В этом взгляде беспомощного создания, оставленного на жертву жестоких людей, выражалась робкая мольба. Юноша готов был вернуться обратно, но ему стало совестно своей жалости к презренной рабыне.