— Да, вчера, когда эм-м... — Ее глаза скользнули к Минди и вернулись ко мне. — Он сказал это вчера, когда мы разговаривали о тебе. Он сказал, что ты милая, когда злишься, и у тебя самые прелестные глаза из всех, которые он видел.

О. Мой. Бог.

Я снова взглянула на фото и впервые в жизни стала внимательно рассматривать свои глаза. На фотографии их не было видно, но я знала, что они у меня глубоко посаженные. Орехового цвета — больше коричневые, чем зеленые. Я никогда особенно не задумывалась о своих глазах, разве что желая, чтобы они были больше и шире, чтобы можно было наносить больше теней, но даже сейчас, сосредоточившись на них, я все равно была невысокого мнения.

— У тебя и правда очень красивые глаза, — мягко сказала мне Минди. — Я сразу заметила.

— Я... они... эм-м... — начала запинаться я.

— Действительно необычные, поразительные, бросающиеся в глаза, прости за каламбур, — ухмыляясь, сказала Бекка.

— Можно мне копию этой фотографии? — спросила Минди так же мягко, и я внимательно посмотрела на нее.

Она вглядывалась в фото, и ее лицо стало таким же нежным, как голос.

— Конечно, дорогая, — тихо ответила я, и ее глаза метнулись ко мне.

— Спасибо, — прошептала она.

Я подошла к прилавку, вручила продавцу карту памяти и фотографию и попросила сделать еще одну копию.

Потом я повернулась к Минди и сказала ей:

— Самое лучшее в этом фото, кроме вида, то, что сделал его Джимми Коттон.

— Джимми Коттон не делает случайные снимки, — сообщил мне продавец с недвусмысленным гневом.

Удивленная вмешательством в наш разговор и его тоном, я повернулась к нему и спросила:

— Простите, что?

— Джимми Коттон... — Он махнул на меня фотографией. — ...не делает случайные снимки. — Он показал рукой на стены магазина. — Он мастер.

— Да, согласна, но вчера он случайно встретил нас на утесе и сфотографировал.

— Цифровой камерой? — возразил продавец, теперь его тон был полон насмешки, как будто цифровые камеры были изобретением дьявола.

— Э... — Я посмотрела на карту памяти и ответила: — Да.

— Джимми не снимает на цифру.

— Эм-м... — начала я, но услышала, как Минди прошептала позади меня:

— Утес?

Я повернулась к ней и сказала:

— Да.

Она вырвала снимок из руки сотрудника и внимательно посмотрела на него.

— Боже, я смотрела на вас с Максом и не заметила, что вы на утесе.

— Да. Макс возил меня туда вчера, — сказала я, и ее глаза метнулись ко мне.

— Ух ты, — выдохнула Минди.

— Прости?

— Ух ты, — сказала она громче.

— Что "ух ты"?

— Ух ты, Макс возил тебя на утес. — Удивление покинуло ее лицо, и оно осветилось, потом она улыбнулась огромной и ослепительной улыбкой. — Он возил тебя на утес.

— Да, — протянула я, смутившись.

— Это важно? — спросила Бекка, подходя ближе.

— Утес — самое любимое место Макса в мире, — ответила Минди.

— Кажется, оно ему очень нравится, — заметила я, и Минди хихикнула.

— Да, можно сказать, что «оно ему очень нравится», — ответила Минди, продолжая хихикать. — Броуди говорил мне, что Макс любит это место. Это его особенное место, и он не делится им с кем попало. Он даже Броуди долго не возил туда. Он не возил меня туда до моего шестнадцатилетия, а ведь он знает меня с самого моего рождения.

У меня возникло странное ощущение: мне было приятно, но в то же время мне стало неуютно после такой новости.

— Правда? — спросила я.

— Да, — сказала Минди, улыбаясь.

— Ух ты, — прошептала Бекка.

Это было самое верное слово.

— Я не знаю, что делать с этой информацией, — сказала я Минди и Бекке.

— Я спрошу у Броуди, что тебе делать с этой информацией, — с готовностью предложила Минди, и мою грудь сдавило.

— Нет, не делай этого.

— О да, сделай это, — воодушевилась Бекка. — Я тоже хочу знать.

— Нет, не делай, — повторила я.

— Ты должна, — сказала Бекка. — Это может оказаться очень важно.

— Да. — Глаза Минди сияли от восторга и счастья. — Мне нравится, и Броуди тоже понравится. — Ее сияющие счастливые глаза остановились на мне. — Может, он даже приедет, чтобы заценить тебя.

Кошмар какой-то.

— Эм-м... это меня несколько пугает, — сказала я ей, и она засмеялась, взяла меня под руку и прислонилась лбом к моему плечу.

— Мой старший братец клевый, он тебе понравится. Он потрясный, — сказала она и подняла голову.

Я посмотрела в ее беззаботные глаза и не решилась лопнуть ее мыльный пузырь.

— Отлично, — пробормотала я, и она усмехнулась.

— Двадцать пять центов, — сказал продавец у нас за спиной, помахивая фотографией.

— Четверть доллара за снимок Джимми Коттона? Вот удача! — провозгласила Бекка, думаю, в основном, чтобы позлить клерка.

Если это было ее целью, то она ее достигла, и мы втроем вышли из магазина под тяжелым взглядом разгневанного продавца. Бекка и Минди давились смехом.

А я?

Это было забавно, смех девушек оказался заразным, и я тоже расхохоталась.

Но это не значит, что я не тряслась от страха.

* * * 

Мы сидели за столом, накрытым красно-белой клетчатой скатертью. В центре стояла огромная пицца с грибами и пепперони. Чтобы съесть ее, нам понадобилась бы помощь семьи из пяти человек, и все были бы сыты. И тут Минди начала разговор.

— Ладно, на самом деле это меня не касается, но поскольку я знаю Макса с рождения, то вроде как и касается.

Я посмотрела на нее поверх своего пива, зная, что мне это не понравится, потом опустила пиво и спросила:

— Что тебя не касается?

Она кивнула головой на мою руку:

— Этот бриллиант у тебя на пальце.

Я оказалась права: мне это не понравилось.

— Минди... — начала я.

— Я знаю, вы знакомы очень мало, но иногда все случается быстро, и ты просто знаешь, что это правильно. И кажется, у вас это взаимно, — мягко сказала она. — Но все же оно не от Макса.

Кажется, что у нас с Максом взаимно? Все случается быстро, и ты просто знаешь, что это правильно?

Я не стала зацикливаться на этих мыслях и тихо ответила:

— Да, оно не от Макса.

— Значит, это наследство или что-то вроде? — спросила она, и я глубоко вдохнула.

— Нет, — произнесла я на выдохе.

— Тогда от кого оно? — настаивала она.

Я посмотрела на Бекку. Она поднесла ко рту кусочек пиццы и запустила в него зубы, но ее глаза метались по помещению, глядя на что угодно, кроме нас с Минди. Если бы у нее во рту не было пиццы, она бы свистела.

Потом я посмотрела на Минди и приняла решение.

— Его зовут Найлс.

— Найлс? — спросила она, и я поняла, что имя ей не понравилось.

Найлс вполне нормальное имя, хотя, конечно, оно не подошло бы мужчине, живущему в американских горах, как Макс, или Броуди, или Дэймон.

— Найлс, — повторила я.

— Ладно, итак, — продолжила Минди, и я заметила, что ей понадобилось для этого немало смелости. И хотя мне не хотелось, чтобы она продолжала, но я понимала, почему она это делала, учитывая, что она была явно близка с Максом и беспокоилась о нем. — Если ты носишь кольцо Найлса, то почему ты живешь наверху в доме Макса?

— Это долгая история.

— У нас есть время.

— Минс, — шепнула Бекка.

— Нет, все в порядке, — сказала я, даже не знаю, почему, ведь все было далеко не в порядке.

А потом вдруг стало, и за пиццей с пивом я рассказала двум двадцатичетырехлетним девушкам (я выяснила их возраст) все о моей жизни, о Найлсе, о Чарли, о моей поездке в горы и об электронном письме.

Однако я не рассказала им о Максе.

Когда я замолчала и взяла еще один кусок пиццы, Бекка выдохнула:

— Ничего себе, ты столько пережила.

— Да, именно «ничего себе», — прошептала я куску пиццы.

— Значит, ты больше не с Найлсом? — спросила Минди.

Я прожевала пиццу, проглотила и облизала губы, а потом прошептала:

— Думаю, я уже некоторое время была не с ним.