— Тогда скажи мне, Шерлок, чей это ребенок? Тайлера?

Было так легко соврать ей, но это неправильно: 

— Я считал так поначалу. Я знаю о его чувствах к тебе, и его прикосновения выглядят так интимно, как будто он делал это — и многое другое — тысячу раз. Но ты сказала, что вы не были любовниками и я узнал тебя достаточно хорошо, чтобы понимать, что ты не лжешь.

— Жаль, что у меня нет такой же уверенности по поводу тебя, — бросила она ему. — Значит, к моменту нашей женитьбы, ты считал Тайлера успешным донором спермы. Но после того как ты отмел его отцовскую кандидатуру, кому, по-твоему, еще я отдалась? Случайному посетителю клуба?

Он взял ее лицо в ладони:

— Конечно, нет. Возможно, Питер изнасиловал тебя... ты просто не помнишь этого или...

— Я все прекрасно помню. Он не проникал в меня. Это твой ребенок.

— Его нападение было тяжелой травмой для тебя, — уклонился Люк.

Алисса вырвалась из его хватки:

— Я не блокировала эти воспоминания. Если я до сих пор помню запах хлорного отбеливателя на своих простынях и игрушечного мишку, уставившегося мне в лицо, когда Джошуа силой забирал мою девственность, то я в состоянии запомнить факт совершения Питером изнасилования.

Милостивый Боже. Люк поборол в себе желание прижать ее к себе, его внутренности скручивались от этих слов. Она была так уверенна, что Питер не надругался над ней... Неужели возможно, что Алисса беременна от него?

— Или? — бросила она. — Что значит твое «или»?

— Или... доктор ошибся по поводу серьезности моего состояния.

— Кто-нибудь вручите этому человеку приз! — она спрыгнула с кровати, отходя подальше от него.

Люк схватил Алиссу и притянул к себе на колени. Она боролась, пытаясь вырваться. Он держал ее твердо, но не слишком сильно. Ему хотелось, чтобы она выслушала его, а не боялась.

— Боже, я бы все отдал за то, чтобы мой доктор ошибался. Как бы я был рад, зная, что маленькая жизнь внутри тебя создана нами обоими. Но мне сложно принять это, как данность, после стольких лет сомнений в даже мнимой возможности подобного.

Ее гнев сменился маской смирения:

— Я понимаю. Если врач говорит, что что-то является невозможным, ты ему веришь. Я бы тоже поверила. И я совсем не виню тебя за это.

Спасибо тебе, Господи. Кто знает, они смогут разобраться с этой ситуацией.

Но затем она освободилась из его хватки и начала метаться по комнате, сжав кулачки и выкрикивая сквозь сжатые зубы:

— Но я не могу вынести этот проклятый обман!

Ее поведение так и кричало: «Держись от меня подальше!», и Люк уважал это. Попытки успокоить ее приведут к противоположному результату, а он хотел, чтобы Алисса выпустила свой гнев. У нее определенно было на это право. Теперь он начал сомневаться в правильности принятых решений. То, что он не сказал правду, было, на самом деле, попыткой сохранить мир или банальной трусостью?

— Я могу только сказать, что с того момента как ты сообщила мне о своей беременности, я хотел тебя и этого ребенка настолько сильно, что не могу даже подобрать слов, чтобы объяснить свое состояние. Каждый нерв в моем теле просто кричал от желания сделать тебя моей навсегда. И я думал, что если расскажу правду, то это разлучит нас.

— Нас разлучает правда. — С напряжением она покачала головой. Слезы угрожали выступить на глазах, и Люк ненавидел то, что заставил ее почувствовать это. — Когда мы поженились, для меня было достаточно того факта, что ты отец моего ребенка. Моей любви хватило бы на двоих, и я надеялась, что когда-нибудь ты тоже меня полюбишь.

Алисса любила его? Всплеск бурной радости, которую он успел почувствовать, мгновенно исчез, заменившись чувством страха. Девушка говорила в прошедшем времени.

— Тебе не нужно надеяться, сладкая. Я люблю тебя. Я...

— Подходящее время, чтобы наконец-то это сказать. Ты серьезно думаешь, что тремя словами можно улучшить ситуацию?

Люк поднялся на ноги, подавляя страх:

— Нет, я не поэтому их произнес. Я знаю, что должен доказать тебе свою любовь. Мне понадобится время. Но это правда, и я счастлив, что смог высказать все, что чувствую.

Алисса повернулась к нему спиной:

— Мне, предполагается, сразу тебе поверить?

У него не нашлось на этот вопрос простого ответа.

— Пожалуйста... клянусь. Я говорю тебе правду.

— Такую же, правду, как та, что ты скормил мне, заставив поверить, что считаешь малыша своим? — Она усмехнулась. — Это просто слова, и они нихрена не значат.

— Не говори ерунды! С моей точки зрения они значат все. — Люк пропустил пальцы сквозь свои волосы. Как заставить жену увидеть то, что его чувства глубоки, широки и вечны? — Мы поженились, потому что ты забеременела. И ты все еще беременна, а я все еще хочу быть мужем и отцом. Это мог бы быть обычный брак по расчету, но мы влюбились. Любовь, сладкая, слишком ценная вещь, чтобы просто ее выбросить. Мы должны объединиться и разобраться с нашим недопониманием, даже, если это займет какое-то время.

— Это не просто недопонимание. Это ложь. Ты не можешь использовать эти три маленьких слова, в качестве чертова пластыря, чтобы прикрыть тот факт, что ты настолько меня не уважаешь, что сразу принял ребенка от другого мужчины. Ты скрыл важную информацию от меня, соблазнив своей заботой.

— Проклятье! Я забочусь о тебе! Ты вообще слышала меня? Я. Люблю. Тебя. Я даже никогда не знал, что значит это слово до встречи с тобой.

Алисса стрельнула в него недоверчивым взглядом:

— Ты любишь меня настолько сильно, что, скрыв от меня правду, даже не удосужился поинтересоваться, а не ошибся ли доктор с диагнозом, и не мог ли ребенок принадлежать тебе?

— Вообще-то, я записался на прием в пятницу, в клинику Лос-Анджелеса для проведения повторных тестов. И я очень надеюсь, что малыш мой.

— Этот новый доктор сообщит тебе уже известную для меня новость. У тебя могут быть дети. Я ни разу не сомневаюсь в том, что ты станешь невероятным отцом, и я никогда не отниму у тебя твоего ребенка. Он или она – наполовину твой. Он будет знать, кто его отец. Но остальное дерьмо не имеет значения. Для «нас» твоего внезапного признания, и «я тебя люблю» слишком мало. Слишком поздно. Прощай, Люк.

* * *

Следующий день после Дня Благодарения.

Люк уставился в окно на серое небо, находясь в Техасе — на родине ветров. Он полагал, что у него были причины быть благодарным. Невозможное чувство, когда он был ко всему безразличен, ужасная пустота внутри... пустота, которая могла быть заполнена только его женой.

Но Алисса не разговаривала с ним. Совсем.

Он покинул их дом в Лафайетте после последнего разговора, чтобы дать ей свободное пространство и время. В следующие двенадцать часов она поменяла все замки в доме и ресторане, также как свои домашний и сотовый номера. А в последующую ночь он ждал, притаившись рядом с «Bonheur», пытаясь перехватить ее и проводить домой. Урвать хоть несколько минут с ней наедине, чтобы снова объяснить, как он любит ее, и как сожалеет о случившемся. Вместо этого, Тайлер провожал его жену до машины и, когда они заметили Люка на парковке, приобнял в защитном жесте. Вышибала оттеснил его достаточно, чтобы Алисса успела сбежать. Ублюдок получал деньги, несмотря на то, что у того был неважный удар справа. Но было уже слишком поздно, чтобы обменяться с женой даже парой слов.

Следующим вечером она позвонила ему из ресторана, чтобы снова попросить Люка ее не беспокоить. Прежде чем он успел сказать своей жене о том, как ему жаль и как он любит ее, Алисса повесила трубку. Это было давно, восемь дней назад. За неделю до этого Люк вернулся в Лос-Анджелес и закончил запись шоу, действуя на автопилоте. Он и понятия не имел о том, какими вышли те эпизоды. Без сомнения, его попросят их переснять. А вчера он, наверняка, испортил Дику и Кимбер День Благодарения. У них было так много всего, за что можно быть благодарными, и они устроили праздник, пригласив к себе всю семью Кимбер. Люк пытался затеряться в толпе, но Хантер следил за ним всезнающим взглядом, затем покачал головой и пробормотал: