Изменить стиль страницы

Словно я не соблюдаю какие-то нормы. Обычно мне не нужно ничего, кроме освобождения и избавления, но сейчас я вроде как развлекаюсь.

Краснею от настоящего смущения. Это не притворство. До сегодняшней ночи я нуждалась в том, чтобы контроль был в его руках, даже если он думал наоборот.

Он кивает и манит меня ближе. Несмотря на зимний холод снаружи, в номере жара. Моя кожа покрывается потом и становится липкой. Он хватает меня за плечи и толкает на кровать. Я позволяю ему. Он рвёт мои брюки сверху вниз, разрывая их до середины ног, открывая мою задницу и заднюю часть бёдер. Не передать словами, насколько я ошеломлена.

Он возбужденно и взволнованно двигает руками вверх и вниз по моей коже. Реже трёт, чаще шлёпает. Ребром ладони он дотрагивается до места между ног, практически приподнимая меня. Ощущение беспомощности сражает меня, и я делаю долгий выдох, пока он дразнит меня. Клитор уже практически болит, но он безжалостен.

– Тебе нравится это? Вынуждать меня рвать твою одежду, чтобы заставить слушаться? – он тяжело дышит, но не от того, что измотан. Даже близко.

Его тяжелое дыхание вызвано тем же чувством, которым сейчас захвачена я. Восхитительная эйфория от невероятного предвкушения.

Стискиваю постельное белье и оглядываюсь через плечо.

– Да, сэр.

– Нет, ответ «нет»! – Он поднимает руку и шлёпает меня тыльной стороной ладони.

Дёргаюсь вперёд и лицом вдавливаюсь в подушку, чтобы не завыть. Я начинаю испытывать двойственность, но не могу позволить себе забыть, почему я здесь. Сейчас дело не во мне, а в нём. Мне нужно… его…

Он шлёпает меня снова и снова. Каждый удар его руки по моей обнаженной заднице подталкивает меня вперёд и оставляет жалящий возбуждающий тёплый след, как может делать только он. Он с глухим звуком падает на колени и начинает разрывать то, что осталось от брюк, создавая громкий звук трескающейся ткани. Он приподнимает мои колени, чтобы разодрать ткань до самых лодыжек, пока я не остаюсь совершенно голой, за исключением трусиков.

– Закрой глаза, не поднимай голову от подушки, – требует он.

 Так и делаю, но не из-за его слов. А потому, что, только прикусывая подушку, я удерживаю себя от того, чтобы разрушить момент. От произнесения одного слова, которое остановит его. Остановит же?

Остановит ли его это слово? Я чувствую, как жесткий пластик маски трётся о мои ягодицы, когда он задевает мои бёдра и щипает губами. Его прикосновения заставляют меня трепетать. Холодный ветерок. Удушающий шторм. Что, если он проигнорирует его? Будет слишком распален, чтобы слушать?

Он не может. Он может быть демоническим, но не монстром.

«Немного подольше… Марси…», – говорю я себе. Это должен быть правильный момент.

Он приподнимается и снова шлёпает меня. Я стону в подушку и заглушаю вой. Он усмехается, смеётся мрачным смехом, что зарождается глубоко в горле, и расцветает чёрным цветком.

– Ещё пару шлепков и тогда, может, наденем кожаные ремни и перейдем к делу?

– Да, сэр. – Думаю, что это идеально.

Он шлепает меня снова, пока я не становлюсь уверенной, что моя задница красная и вся зудит. Не знаю, как он управляет такой силой, но я никогда не прогибалась под неё.

Толкает мои бёдра вниз, на кровать, и какое-то время удерживает руку на моей пояснице.

– Замри. Не двигайся.

Киваю в подушку, которую не выпускаю из рук. Он роется в своей сумке, и я слышу звон металлических звеньев. Кожаные ремни немного отличаются, но лишь тем, какой звук издают. Это удовлетворительное натяжение кожи.

– Развернись, – приказывает он.

Расслабляю пальцы с побелевшими костяшками, отпускаю подушку, и поворачиваюсь на спину. Пот приклеивает меня к простыне, и моя задница горит. Он берет одну из лодыжек и оборачивает вокруг неё ремень.

– Начнем с беспокойных частей.

Оттягивает мою ногу к ближайшему углу кровати и приковывает к столбику. Проделывает то же действие со всеми моими конечностями, пока я не оказываюсь растянутой. Беспомощной.

Вижу, как он стремительно раздевается, пристально смотря на моё тело, оставленное с минимальной способностью к движению. Обнажённым забирается на кровать.

Останавливается, когда его руки фиксируют мои бёдра, и шлёпает меня чуть ниже живота. Не по клитору, но в опасной от него близости. Я сжимаюсь, испуская стон, но лишь дёргаю все четыре цепи одновременно. Не утихающее эхо от ограничения движений останавливает меня от повторения, и внезапно на меня накатывает клаустрофобия.

Он медленно втягивает воздух.

– Ты такая распалённая. Должно быть, всё это делает тебя мокрой, не так ли?

– Да, – киваю я.

Он впивается во внутреннюю часть моих ног и рукой двигается вверх по одному бедру. Сейчас. Прямо сейчас, Марси. Мой внутренний голос кричит.

Но рот не слушается. Незнакомец разрывает контакт с моей талией и начинает двигаться, чтобы пронзить мою киску, отчего я легко взвизгиваю. Он рычит от удовольствия. Это единственное, к чему мы стремимся. Он задевает мой клитор.

– Медуза.

Он немедленно останавливается. Словно я замораживаю его в мгновение ока. Одна его рука всё ещё нависает над моей киской, вторая все так же удерживает меня снизу, но со значительно меньшим давлением. Его голос изменился, может быть от удивления.

– Что не так?

– Просто я... накрыло клаустрофобией, стало неуютно.

Он поднимается и немного ослабляет мои оковы, давая конечностям немного больше пространства для движения.

– Лучше?

– Думаю, да.

Он возвращается обратно, принимая позицию, в которой был ранее. Его руки скользят по складкам половых губ и разделяют их. Простыни промокли от меня, и понятия не имею, как могла бы не сделать этого. Такой эффект производят на меня скорее не шлепки и сковывание, а то, как он склонялся надо мной в течение последних десяти секунд. С какой лёгкостью я взяла над ним контроль. Заморозила его тело всего одним словом.

Я сдерживаю эйфорию. У меня всегда была власть. Она пробуждает меня, и я наслаждаюсь ею. Оберегаю её, словно драгоценность.

Он трогает меня, но я не чувствую этого. Все, что чувствую – это власть, которой обладаю над ним. Не только потому, что знаю, кто это конкретно, но и потому, что прямо сейчас у меня над ним есть абсолютная власть. К кровати прикована, конечно, я, но он-то скован одним единственным словом. Мне нужно всего лишь произнести его. Он сконцентрирован на моей киске. Я же – нет.

– Медуза.

Он снова останавливается, отвлекаясь от любования моей киски, чтобы посмотреть на меня. Он хмурится. Его раздражение растёт.

– Что не так?

– Этот ремень затянут слишком туго, – говорю я и верчу левой рукой.

Это беспокойство в его голосе. Истинное... блаженство. Не из-за его сочувствия, но потому, что оно срывает с него маску Доминанта. Он взволнован, обеспокоен и раздражён. А также твёрд, возбуждён, и становится только твёрже, а у меня в распоряжении вся ночь.

Вся ночь.

Он слегка ослабляет натяжение, и я соглашаюсь с тем, что так всё хорошо.

– Господин, разве я наказана не достаточно? – Добавление слова "Господин" в моё предложение подает ему знак вернуться к его роли. – Могу я теперь попробовать твой член?

Размышляет мгновение и чешет подбородок. Его голова откинута. Он потерян в мыслях.

– Полагаю, ты можешь попробовать, но ничего больше. Ты не заслужила большего, чем попробовать.

Я киваю. Он забирается на меня так, что грудь оказывается между его колен. Член достаточно близко, чтобы я могла чувствовать исходящее от него тепло. Вся его стать подобна мрамору, он так и сочится возбуждением. Я приподнимаю голову и подаюсь вперёд, насколько способна это сделать, прикованная цепями, и провожу языком по его эрекции. Осторожно наблюдаю за его руками.

Он начинает тянуться к члену, чтобы остановить меня, и прежде чем успевает, я отдергиваю свой язык и говорю одно слово:

– Медуза.

Он снова застывает, а я стараюсь не рассмеяться. Смотрю ему в глаза, и прежде чем у него появляется хотя бы шанс спросить, что не так, снова лижу его член.